дракон пожирал целые стада, обрекал деревню на голод. Вот и пытаются,
как могут...
Сказал тем самым, что Христос искупает все грехи и что этой великой
жертвой он закрывает всю историю человеческих жертв!.. Отныне никто и
нигде не имеет права приносить человека в жертву. Христос был последней
жертвой!.. Но это невинное дитя, тут вы, к сожалению и моему стойкому
удивлению, в чем-то и как-то краем несколько правы. Нельзя возвращать
этого ребенка в родную деревню. У слабых и нестойких будет велик соблазн
принести ее в жертву снова... уже по другому поводу. Лучше оставим ее в
ближайшем городе, поручив заботу о ней чистой благочестивой женщине,
набожной и опрятной...
Нет, я ничего не имею в виду, просто у вас конь получше моего.
ласковости. Она не виновата в случившемся, но нам, если честно, и так
слишком долго везло. Избегая деревень и городов, мы избегали опасности,
но сейчас сами идем навстречу немалому риску. В городке вполне могут
быть отряды Тьмы.
волю и стойкость в долгом путешествии втроем. Ведь ночевка в душной
летней ночи с голой женщиной, такой аппетитной и лакомой, могла бы стать
серьезным испытанием нашей добродетели. Я уже представил, как она
голая... ну, пусть не голая, а в моем плаще начинает помогать с костром.
Встает на четвереньки и старательно раздувает огонь, плащ обязательно
соскользнет...
Небо уже окрасилось в кровавый цвет, багровый шар быстро опускался за
лес, а в мозгу чередой проносились скабрезные картинки на предмет
ночевки. Но очень вовремя вдали показался небольшой городок. Он был
огорожен высоким частоколом из добротных бревен, что говорило либо о
нехватке камня, либо о молодости самого городка.
уже утром...
даже если будет полночь.
Глава 19
овцы, козы, а чуть дальше чернели распаханные на зиму пашни. Типичный
город тех времен, по нашим понятиям - не совсем город, ибо жители
выходят работать сюда, на поля по эту сторону стен. Здесь пашут и сеют,
пасут скот, заготавливают бревна, шарят по окрестным лесам в поисках
грибов, ягод, орехов, каштанов, птичьих гнезд...
сверху широкий навес для лучников, десятка два поместится, а это немалая
сила, по бокам башенки, где стража может укрыться в дoждь или вьюгу.
стоят вплотную, земля утоптана до твердости камня. Все пространство
освещено. Как огромной круглой луной, так и оранжевым светом из окон.
свечей, их тоже немало. Город не спит, хот уже за полночь.
противником территории. Потому здесь ни в коем случае нельзя орать
молитвы, а лучше их шептать про себя, нательный крест лучше спрятать,
все равно он никуда не денется, а вынимать и показывать его всем - это
свойственно лишь дураку-вельможе, но недостойно благородного рыцаря.
прохожих:
человека. Сплюнул его коню под ноги, подумал, ответил неспешно:
плеть. Я перехватил его за руку.
должны... да, должны!
простолюдина!.. Ему придется прожить остаток дней калекой. Чтобы все
знали и видели.
рядом, горожане уступали дорогу, но без робости. У многих из-за плеч
выглядывали рукояти мечей, луки и стрелы, на поясах кинжалы, ножи.
Неожиданно он сказал:
Кто-то из них может быть и здесь...
ганслегерных владений приехать сюда, продавать, скажем... ну, что-то
продавать, обменивать шило на мыло?
рыцарей... ограбили? Лишили рыцарских привилегий?
высокомерные взгляды. Этот городок разительно отличался от Зорра и даже
от владений Нэша пестротой и каким-то подчеркнутым весельем. Что-то
типа: гуляй, Вася, все одно помрем. Во всех окнах свет, это ж сколько
свечей надо зажечь, неужто завтра уже зажигать не надеются, на улицах
полно пьяных, а крепко вооруженные всадники нам встречались на каждом
шагу, и никто не собирался уступать дороги. Я всякий раз дергал коня
Гендельсона за повод, по мне так дорогу уступает тот, кто умнее, и мне
плевать, что обо мне подумает высунувшийся из окна мордастый лавочник...
как и тот лавочник, коня которого сейчас держу за повод.
Строили с выдумкой, размахом, состязались в затейливости. Общегородского
архитектора нет, полная свобода застройки, барокко на рококе, коринфский
стиль на корбюзном, дорический вперемешку с авангардным, нет церкви, что
назвала бы все это поползновениями дьявола, запретила и указала бы
пылающим факелом единственно верный путь...
уже поднималась луна. Страшно вырисовывалась черная громада массивного
здания. На обоих этажах светятся окна, неприятно светятся, чересчур
багрово. Конечно, здесь масляные светильники, а то и вовсе факелы, но
чувство опасности усилилось когда мы подъехали к гостеприимно
распахнутой двери.
замедляли шаг, я подъехал к самому входу, натянул повод. Впервые
встречаю постоялый двор, где вот так гостеприимно распахнуты двери прямо
в саму харчевню. Обычно распахнуты ворота во двор, да и то не ночью, как
сейчас, так что сперва оставляешь коней либо у коновязи, либо отдаешь в
конюшню, а сам под надзором многих глаз пешком идешь к дверям,
распахиваешь их, еще не зная, что встретишь... и потому держишься...
смирненько.
подвязал их к мордам, мордам коней, не слуг, каждый насыщается по своей
табели о рангах и привилегиях.
держала и руки. Гендельсон слезал медленно, словно его разбил радикулит.
Из харчевного зала потекли запахи жареного мяса, рыбы, кислого вина,
крепкого пота и горящего масла из множества светильников. В зале за
десятком широких столов пьют и веселятся мужчины, хотя я сразу заметил и
трех женщин. Полуголые, вульгарные, накрашенные ярко и широко, их роль
понятна, хотя одна из них показалась мне именно той хищницей, что умеет
прыгать на голову, рубить, душить и вообще делать самое непотребное в
этом патриархальном мире.
середину столешницы золотую монету. Хозяин сглотнул голодную слюну,
глаза его не отрывались от желтого кружка.
ей место... или сам возьмешь, я добавлю еще две монеты. Такие же.
головы до ног. Она краснела и отводила взор.
как вот те... Хорошо, я возьму ее подавать на стол, мыть посуду. Спать
будет в общей людской, у меня там пять человек. Если это устроит...
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Афанасьев Роман
Прозоров Александр