- Доигрались, мрази! - тихо сказал Николай и сплюнул. - Валя, проверь
их карманы, меня интересуют документы.
Брод подошел к водителю, склонившему на баранку забрызганное кровью
лицо, и откинул убитого на спинку сиденья. Приставил к его виску пистолет.
Карташов, видевший это, зажмурил глаза. Ждал выстрела. Однако Брод опустил
ствол...
- Отрываемся! - сказал он Николаю и пошел к своей машине. - Мы тут и
так целую вечность возимся...Бросайте стволы, возвращаемся...
Валентин, скинув на землю автомат, захлопнул багажник.
- Отрываемся! - повторил Брод и, не снимая с рук перчаток, уселся за
руль.
Объехав стороной Новое Тушино, они по улице Барышихи вернулись в
Ангелов переулок.
Среди изъятых у бандитов паспортов был один на имя Артура Фикусова.
Фикса. Жителя Латвии. Вся лицевая сторона документа была залита кровью.
Одинец, Карташов и Валентин принялись заметать следы: сняли с
протекторов специальную замазку, меняющую их рисунок, помыли машины, а
перчатки, в которых держали оружие, и обувь бросили в разожженный котелок и
сожгли. Последнее, что они сделали - тщательно вымыли пол в гараже и подмели
двор. На их счастье, ни одна пуля не угодила в "ауди" и лишь немного
досталось "девятке": на правом переднем крыле виднелась узкая, словно
лезвие, царапина. Ее тут же загрунтовал и подкрасил Валентин. Чтобы
устранить пороховые запахи, смыть следы гари с лица, они по очереди сходили
в душ.
Потом они принялись снимать стресс. Кто как умел. Николай спустился в
подвальное помещение, где находились тренажеры, Брод с Валентином пили пиво
вперемежку с водкой, Одинец с Карташовым у себя в комнате поглощали
"Столичную" и играли в буру. Карташов бы рассеян и чаще проигрывал. Возле
Одинца выросла порядочная пачка российских ассигнаций...
Настроение в доме царило аховое - пожалуй, все, кроме Николая, остро
ощущали избыток пространства, который вдруг возник после гибели Галины.
Поздним вечером, когда город погрузился в декабрьскую мглу, Карташов с
Одинцом поехали за телом Галины. Сергей боялся этой встречи, однако Одинец
был озабочен другим - безопасностью. Они решили не подъезжать близко к дому:
оставив машину за соседней девятиэтажкой, дальше они пошли пешком. Шли
осмотрительно, вдоль стен зданий и, обогнув угол очередного дома, вошли в
подъезд. Оба лифта - пассажирский и грузовой - еще работали. Когда поднялись
на этаж, и увидели на дверях календарь, Одинец сказал:
- Стреляли, конечно, из автомата с глушителем, иначе весь дом об этом
знал бы...
Они вошли в квартиру - их поразила удушливая атмосфера. В кухне и
прихожей горел свет - видимо, в спешке Брод забыл его выключить.
Галина лежала в двух метрах от входной двери. Голова ее немного
повернута вбок, одна рука вытянута вдоль туловища, вторая - поднята, словно
пыталась поправить волосы.
Карташов не в силах был на нее смотреть, он вышел на кухню и взял со
стола недопитую Бродом бутылку коньяка. Выпил и занял рот сигаретой.
- У нее четыре ранения и все смертельные, - сказал Одинец. - Одна пуля
угодила прямо в сердце и три в животе...
Они завернули ее в тонкое шелковое покрывало, на котором еще недавно
Карташов с Галиной предавались любви...
Труп женщины упаковали в большой картонный ящик, который они нашли на
антресолях, где он лежал в сложенном виде. Однако самое трудное было
впереди: в любую минуту их могли увидеть соседи или просто случайные люди. И
когда этого не произошло, Одинец облегченно вздохнул. Карташов по-прежнему
находился в ступоре и вряд ли в те минуты хоть что-нибудь могло его
напугать.
Коробку с телом Галины они занесли за угол дома, куда через минуту
подъехал Одинец. Они погрузили ее на заднее сиденье и когда они это делали,
у Карташова перед глазами закачалась земля, в глазах стало темно, руки
ощутили предательскую дрожь...
...Ветер колыхнул зацепившейся за водосточный желоб засохший лист, тот
издал противный, скрежещущий звук, и подхваченный порывом ветра, улетел в
сумеречное пространство забытого Богом микрорайона...
Авария на дороге.
Когда Брод остался один, его охватило страшное уныние. Он подошел к
бару и откупорил бутылку "Алазанской долины", которую, по совету Таллера,
купил в винной лавочке в Столешниковом переулке. Налил полный фужер и тихими
глотками, не отрываясь от ободка, выпил вино. Однако после этого ему не
стало легче, наоборот - с удвоенной силой он ощутил всю неустроенность мира,
враждебность каждой минуты. Он не чувствовал перспективы жизни.
Выкурив подряд несколько сигарет, он ничего кроме никотиновой горечи во
рту не почувствовал.
В гостиную бесшумно вошел Николай. Застыл рядом с креслом, в котором
сидел Брод.
- Музафаров предлагает 200 тысяч за почку.
- Но мы же только что ему...
- Не спеши, Никола! То, что мы ему предоставили оказалось
трухой...Донор сам страдал нефритом и труды наши напрасны...Я сейчас говорю
о другом. У нас есть неплохой шанс поправить свои финансовые дела, но для
этого нам надо кое-что инсценировать.
Охранник молча ждал резюме. Он доверял Броду больше, чем кому бы то ни
было на этом свете.
- Ну? - только и сказал он.- Валентин записал телефонный разговор с
этой незнакомой нам Татьяной Ивановной с Музафаровым... Она уже дважды ему
звонила и истерически требовала его убыстрить процесс...Речь явно шла о
протезе. Ее отец, с ее же слов, на грани необратимой почечной
недостаточности.
- Вполне возможно, правда, пока я не вижу как это можно сделать в
быстром темпе...Но этот Музафаров жук...Ох, жук! Протез, который он готов
добыть любой ценой для какого-то высокопоставленного гуся, явная взятка...За
это он рассчитывает получить часть концессии на разработку Уренгойской
нефти...Миллиардный бизнес...
- Может, мне торгонуть своей почкой? - Николай попытался улыбнуться, но
ничего кроме кислой мины на лице не отобразилось. - В самом деле, на хрена
мне две почки?
- У Мцыри и Одинца тоже по две почки.
Николай остолбенел. Он смотрел на Брода и гадал - шутит тот или говорит
всерьез.
- Одинец нам еще может пригодится, - осторожно заметил охранник.
- А почему ты говоришь об Одинце? А мне Мцыри дорог, как память, -
сказал без улыбки Брод. - Ты не забывай, что он спас мне жизнь. Но не в этом
дело...Мы от Музафарова получили аванс, который в глаза видел только Таллер,
а с него сейчас не спросишь... Но как бы там ни было, мы Музафарову должны,
у него свои проблемы и, судя по тому ради кого он так старается, он пойдет
на все. А бандит...ну наш донор, как я тебе уже говорил, сам болел
почками...
- А кто тебе об этом сказал?
- Как - кто? Блузман! Вернее, его заместитель Семенов...Кстати,
отличный хирург...
- Что-то на Ткацкой часто стали ставить такие диагнозы - СПИД, до этого
был сифон, а еще весной два протеза забраковал по причине лейкемии и
туберкулеза...Такое впечатление, что все поголовно доходяги...А может, они
там втихоря сами приторговывают или снабжают нашими протезами весь Ближний
Восток?
Брод поднял брови, в глазах недоумение.
- Это, Никола, слишком! Блузман трус и на это никогда не решится.
Таллер мог бы, а этот - нет, не верю... Пожалуйста, позови Карташова с
Саней, у меня появилась одна мыслишка насчет донорской почки.
Когда они спустились вниз, Брод сказал:
- Хотите, орлы, немного разогреться?
- Если после этого отпустишь в Сочи, - смиренно сказал Одинец.
- Если сделаете так, как задумано, - Брод постучал пальцем себе по лбу,
- обещаю вам не только Сочи, но и Париж с Лондоном, Гавайские острова
и...Коля, будь свидетелем!
- Что за дело? - спросил Одинец.
- Речь идет о больших бабках...если, конечно, сумеете организовать
автомобильную аварию...Причем сделать это надо в течение суток...Хороший
человек загибается от почечной недостаточности...
Однако бредовым идеям Брода не суждено было сбыться. Судьба, словно
подслушав его, распорядилась так, чтобы в тот же день, к вечеру, в районе
Кольцевой дороги, начался густой туман, повлекший за собой страшную
автомобильную катастрофу. Сначала столкнулись две иномарки, а затем на
протяжении получаса к ним присоединились все новые и новые жертвы. Но самым
опасным был наезд крытого грузовика, перевозившего солдат срочной службы, на
бензовоз, который к тому времени уже поцеловался с груженым лесом КАМАЗом.
Когда санитарные машины Блузмана подъехали к месту аварии, огонь уже во
всю бушевал на отрезке не менее ста метров. Все придорожные кусты были
охвачены бензиновым пламенем. Те, кто остались при столкновении живыми,
выскакивали из опрокинувшейся машины и опрометью бежали сквозь пламя, по
тлеющему мху, в сторону свободного от огня пространства. И среди бежавших
был сержант сверхсрочной службы. Накинув на голову полы шинели, он сиганул в
кювет, оттуда - на пожню, и стремглав устремился к желтеющей рощице. Но,
видно, в тот миг не дано было ему спастись: разорвавшаяся вдруг на крупные
сегменты цистерна, оказалась для сержанта опаснее фугаса. Задняя часть бочки
вместе с прицепным крюком, проделав гигантскую дугу, грохнулась как раз в