долго оставался как мертвый. Придя же в себя, он был бледен,
дрожал, продолжал лежать и долго не хотел ни есть, ни пить.
Такое состояние длилось у него семь дней; звери его не покидали
его ни днем, ни ночью, и только орел улетал, чтобы принести
пищи. И все, что он находил и что случалось ему отнять силою,
складывал он на ложе Заратустры: так что Заратустра лежал
наконец среди желтых и красных ягод, среди винограда, розовых
яблок, благовонных трав и кедровых шишек. У ног же его были
простерты два ягненка, которых орел с трудом отнял у пастухов
их.
ложе, взял в руку розовое яблоко, понюхал его и нашел запах его
приятным. Тогда подумали звери его, что настало время
заговорить с ним.
лежишь ты с закрытыми глазами; не хочешь ли ты наконец снова
стать на ноги?
играет тяжелым благоуханием, которое просится к тебе; и все
ручьи хотели бы бежать вслед за тобой.
один, -- выйди из своей пещеры! Все вещи хотят быть твоими
врачами!
Подобно закисшему тесту, лежал ты, твоя душа поднялась и
раздулась за свои пределы".
болтать и позвольте мне слушать вас! Меня освежает ваша
болтовня: где болтают, там мир уже простирается предо мною, как
сад.
звуки радуга и призрачные мосты, перекинутые через все, что
разъединено навеки?
душа -- потусторонний мир.
обманчивее: ибо через наименьшую пропасть труднее всего
перекинуть мост.
ничего вне нас! Но это забываем мы при всяком звуке; и как
отрадно, что мы забываем!
освежался вещами? Говорить -- это прекрасное безумие: говоря,
танцует человек над всеми вещами.
звукам танцует наша любовь на пестрых радугах.
думает, как мы, все вещи танцуют сами: все приходит, подает
друг другу руку, смеется и убегает -- и опять возвращается.
Все умирает, все вновь расцветает, вечно бежит год бытия.
дом бытия. Все разлучается, все снова друг друга приветствует;
вечно остается верным себе кольцо бытия.
катится "там". Центр всюду. Кривая -- путь вечности".
снова улыбнулся. -- Как хорошо знаете вы, что должно было
исполниться в семь дней --
Но я откусил ему голову и отплюнул ее далеко от себя.
здесь, еще не оправившись от этого откусывания и отплевывания,
еще больной от собственного избавления.
жестоки? Неужели вы хотели смотреть на мое великое страдание,
как делают люди? Ибо человек -- самое жестокое из всех
животных.
лучше всего чувствовал себя на земле; и когда он нашел себе ад,
то ад сделался его небом на земле.
маленький; и язык висит у него изо рта от удовольствия. Но он
называет это своим "состраданием".
обвиняет он жизнь на словах! Слушайте его, но не прослушайте
радости во всех жалобах его!
"Ты любишь меня? -- говорит дерзновенная. -- Подожди же
немного, у меня нет еще для тебя времени".
всем, что зовется "грешник", "несущий крест" и "кающийся", не
прослушайте радости, примешанной к этим жалобам и обвинениям!
звери мои, только одному научился я до сих пор, что человеку
нужно его самое злое для его же лучшего,
самый твердый камень для наивысшего созидателя; и что человек
должен становиться лучше и злее:
знаю, что человек зол, -- но за то, что я кричал, как никто еще
не кричал:
ничтожно!"
заползло мне в глотку; и то, что предсказывал прорицатель: "Все
равно, ничто не вознаграждается, знание душит".
пьяная до смерти печаль, которая говорила, зевая во весь рот:
маленький человек" -- так зевала печаль моя, потягивалась и не
могла заснуть.
грудь ввалилась, все живущее стало для меня человеческой
гнилью, костями и развалинами прошлого.
встать; мои вздохи и вопросы каркали, давились, грызлись и
жаловались день и ночь:
вечно возвращается!"
маленького человека: слишком похожи они друг на друга, --
слишком еще человек даже самый большой человек!
человеку! А вечное возвращение даже самого маленького человека!
-- Это было неприязнью моей ко всякому существованию!
Заратустра, вздыхая и дрожа, ибо он вспоминал о своей болезни.
Но тут звери его не дали ему продолжать.
ему звери его. -- Уходи отсюда и иди туда, где мир ожидает
тебя, подобный саду.
певчим птицам, чтобы научиться у них петь!
говорит. И если даже здоровый хочет песен, он хочет других
песен, чем выздоравливающий".
Заратустра и смеялся над речью своих зверей. -- Как хорошо
знаете вы, какое утешение нашел я себе в эти семь дней!
это выздоровление нашел я себе; не хотите ли вы и из
этого тотчас сделать уличную песенку?
звери его, -- лучше, о выздоравливающий, сделай лиру себе,
новую лиру!
новая лира.
чтобы ты мог нести свою великую судьбу, которая не была еще
судьбою ни одного человека!
должен ты стать; смотри, ты учитель вечного возвращения,
-- в этом теперь твое назначение!
этой великой судьбе не быть также и твоей величайшей опасностью
и болезнью!
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Прозоров Александр
Белогорский Евгений
Куликов Роман
Апраксина Татьяна