- Только никаких споров здесь! - прикрикнула Клара. - Не так и важно сейчас, что их убило...
- Как же не важно, нам ведь надо подстроить все заклятия? - удивилась Эвис. - А то будем.., словно маги-недоучки, огненными мячиками кидаться...
Молодая волшебница была совершенно права.
- Нет у нас времени на выяснения, Эвис, - вздохнула Клара. - Сегодня придется вспомнить детство и приготовить файерболы. Идемте!..
Однако они не прошли и сотни шагов, как тропу преградила какая-то громадная туша, валявшаяся прямо поперек нее.
Жзашпаупат. Тоже мертвый.
- Ну и дела... - покачал головой Эгмонт. - Они что же, задались целью извести все живое вокруг Долины?
- Осмелюсь заметить, кир Эгмонт, - внезапно заговорила Райна. - Этого молодца никто не убивал - он умер сам. От страха.
- Ч-что? - поразилась Эвис. - Да чтобы эти твари кого-то боялись? Что за ерунда! Откуда ты знаешь?
- Валькирии чувствуют страх куда тоньше нас, магов, - заметила Клара. - Держи себя в руках, Эвис. Не хватало нам еще и женских разборок!
Райна и бровью не повела в ответ на выпад волшебницы.
- Да, кирия Эвис, мы чувствуем страх. Он нам ненавистен куда больше смерти. Этот, - она с презрением пнула носком сапога мертвого зверя, - умер не так, как положено при его силе и свирепости. Он умер, тщетно прося пощады.
Эвис было фыркнула, однако и Клара, и оба мага оставались серьезны.
- Ты считаешь, он столкнулся здесь с нашими врагами?
- Не знаю, кирия, - воительница покачала головой. - Я умею чувствовать чужой страх.., не больше.
Они двинулись дальше - оружие наготове. Тьма сгустилась до такой степени, что не видно было даже вытянутой руки. Плохо помогало и магическое зрение; одна Райна, привыкшая к вековечной тьме своего родного мира, шагала как ни в чем не бывало.
- Потому что это затеняли от вас, госпожа, а не от меня, - ответила валькирия на завистливый вопрос Эвис.
- Я не чувствую здесь никакой магии, - возразила молодая волшебница.
- Я тоже, - буркнул Мелвилл. - Но, клянусь посохом нашего Архимага, провалиться мне и не жить, если я скажу, что здесь нет никакой магии вовсе! Эвис покачала головой, однако спорить не стала. А Клара невольно вспоминала слова Архимага о том, что вскоре эта тропа станет и вовсе непроходимой.
- Эвис, мальчики, нам нужен щит.
- Сейчас? - пожал плечами Эгмонт. - Я не чувствую близких потоков Силы; разумно ли тратить наш собственный запас или, паче того, использовать артефакты?..
Он не договорил. Мрак на тропе взорвался и расцвел мириадами злых, колючих огней, словно вокруг пятерки магов распускалось целое море невиданных ярких цветов.
- Щит! - успела выкрикнуть Клара, бросая заклятье и норовя прикрыть собой Райну. - Мелвилл, Эгмонт, это же Дикий Лес!..
Коротко свистнул меч - валькирия уже кого-то рубила на самом краю тропы.
- Дикий Лес поднимается по тропе! Его гонят на Долину! - взвизгнула Эвис. Сорвавшийся с ее рук голубой вихрь втягивал в себя огненное многоцветье, обращая в сонм мелких безвредных искорок. Под ногами захлюпала какая-то жижа.
- Межреальность сошла с ума! - завопил Эгмонт, срывая с шеи какую-то ладанку.
- Это не Межреальность! Это козлоногие! Похоже, они решили проложить свой Путь прямо здесь! И он упирается в Долину! А заодно - в Мельин! - крикнула Клара. Темедарова шпага с рубином так и мелькала - из тьмы тянулись сотни невидимых отростков-щупалец, не из плоти и крови, не хищные растения - а разрывы, кривые ходы в самой ткани Междумирья; Кларе пришлось фехтовать с ними, точно с десятком заправских дуэлянтов разом.
Маги сражались, не разрывая строя, плечом к плечу. Вот Эгмонт внезапно выкрикнул какое-то заклятье - и впереди медленно засветилось, забилось громадное пурпурное сердце. Сложное, артистическое заклятье - когда не знаешь ни одного уязвимого места неприятеля, создай такое место сам и заставь врага поверить в это. Заклятие требовало почти полного слияния разумов мага и его жертвы и слыло смертельно опасным. Но иного выхода не было; силы Дикого Леса не отступали, ...Насколько же велика мощь этих самых Созидателей Пути, если им по силам настолько свести с ума все обитающее в пустоте между мирами?!..
...Как ни странно, выручила всех валькирия Райна. Пока Клара упражнялась в фехтовании, пока Эвис прикрывала им спину, пока Мелвилл защищал обессилевшего Эгмонта - против всех ожиданий, сотворение Сердца отняло у опытного мага все силы, он едва стоял, - Райна, не выпуская меча, ухитрилась добыть откуда-то из-за плеча небольшой арбалет. Одним движением кривого рычага взвела тетиву и, почти не целясь, выстрелила навскидку. Клара успела набросить на стрелу одну из самых гибельных аур, по которым она была большой мастерицей.
Сердце лопнуло. Мелвилл едва успел подставить плечо Кларе, иначе поток пламени просто смел бы все до единого защитные барьеры, наспех воздвигнутые Эвис.
...Они насилу прорвались. Все были попятнаны, все покрыты кровью и потом; пожалуй, лучше всех держалась Райна - может, оттого, что не чувствовала гнилой, отравной магии этого места?
Полчища Дикого Леса подались в стороны, освобождая тропу, теперь казавшуюся не шире пары ладоней досточкой, переброшенной над бездонной пропастью.
- Отродясь такого не видела... - прошептала Эвис, невольно хватая Клару за руку.
- Я тоже, - У Клары была рассечена бровь, и сейчас она торопливо затягивала порез. Однако даже привычные, с самого детства затверженные заклятья самоисцеления работали плохо. Магия здесь вообще давала сбои; похоже, предпочтение следовало отдать мечам. - Но не поворачивать же назад! Да нам, по правде говоря, и поворачивать-то уже некуда...
Кое-как привели себя в порядок. Немного передохнули. И двинулись дальше, по самому краю тропы, что нависла над великой бездной.
***
Когда Фесса подвели к Императору, тот едва заметно кивнул - знак великой милости.
- Повиновение Империи. - Фесс опустился на одно колено. Поистине Император заслуживал и не таких почестей. Пока Фесс валандался в подземельях, легионы успели взять крепость. Кто бы мог подумать, что одна из главных орденских башен падет после всего лишь нескольких часов боя?..
- Что ты можешь сказать об этой твари, воин? Фесс не удивился. Половина легионеров все еще стояла, задрав головы к темному небу.
- Немного, мой повелитель. Конечно, оно - Зло. Я был.., там, внизу, в его логове. Оно спало в каменном саркофаге.., и.., мне показалось.., его разбудило...
- Его разбудила моя магия? - в упор спросил Император...
- Думаю, да, повелитель.
Император осторожно коснулся пальцами белой перчатки.
- Но тварь не причинила нам никакого ущерба.
- Пока, мой Император, - осторожно заметил Фесс.
- Ты можешь определить, где она?
- Нет, повелитель. - Фесс пристыженно опустил голову. - Я ведь не маг, мой Император.
- Я помню, - сказал тот. - Идем со мной. Я хочу осмотреть башню. Потом подожжем тут все и уйдем. Армии на пепелище делать нечего.
Они двинулись внутрь. Главная башня Кутула, конечно, не чета была той маленькой, где Император взглянул в магическое зеркало. Похоже было, что отсюда тянутся ходы если не в иные миры, то в сотворенные магией Фиолетовых исполинские подземные каверны - наверняка.
Фесс, Император и Вольные поднимались не спеша, остерегаясь ловушек, и осматривая каждый этаж, Фесс вновь взялся за Искажающий Камень - однако все оставалось чисто. Они шли мимо обширных трапезных, комнат для занятий, лабораторий, библиотек, но нигде не могли найти ни одного магического артефакта. Такое впечатление, что маги Кутула неведомым образом сумели либо вывезти все свои богатства, либо припрятать.
А вот золото они нашли. И немало. Дверь в сокровищницу была небрежно распахнута, словно приглашая - входи, бери! Кое-кто из легатов не удержался, шагнул к порогу - и замер, остановленный ледяным голосом Императора:
- Сюда не войдет никто.
- Мой повелитель... - Клавдий нервно облизнул губы. - Мой Император, там огромные богатства... Они нужны для войны...
Император промолчал. Только взглянул на легата так, что тот враз осекся.
- Покажи им, Фесс, - после паузы сказал Император.
Фесс внутренне пожал плечами, однако подчинился. Лично он не чувствовал впереди никакой ловушки. Да и зачем магам было их тут ставить? Они ж не сомневались, что остановят врага еще на дальних подступах к башне!
Он достал Искажающий Камень, осторожно поставил его возле порога. Заглянул в зеленую глубину граней. Если здесь и есть сторожевое заклятье, оно должно быть грубым и несложным - у магов просто не было времени ставить какие-то особо изощренные преграды.
Фесс отыскал уже знакомую ниточку в клубке переплетенных между собой заклятий Искажающего Камня. Разматывая клубок, осторожно заставил выдвинуться вперед, к двери, тонкий лучик зеленоватого света. Потом, весь взмокнув от усердия, послал луч еще дальше, за порог. Коснулся им небрежно рассыпанных по полу золотых монет. Все спокойно. Можно идти смело...
Однако Император лишь покачал головой.
- Это ловушка. И, похоже, они уже знали, что у тебя есть Искажающий Камень. Смотрите!
Он шагнул к порогу и коротко взмахнул левой рукой.
Белая перчатка с размаху врезалась во внезапно рухнувшую сверху завесу жирного фиолетового пламени. Потянула удушливым дымом, однако Император спокойно вынул из огня невредимую левую руку. С белой перчатки стекали, падая на пол, капли жидкого огня.
- А дальше - еще хуже, - сказал Император, брезгливо стряхивая последние следы пламени Кутула. - Прятали хитро, надеялись, что мы потеряем голову... Замуровать вход! Немедля!
Больше ловушек в башне они не нашли. А Фесс только и мог, что неустанно ломать себе голову - каким образом Император мог почувствовать западню, которую пропустил он, Фесс?..
И еще воину Серой Лиги не давало покоя то вырвавшееся на свободу чудовище. Если оно было заточено под замком, и его на самом деле освободила магия Императора (точнее, магия его латной перчатки), то не лучше ли было и вовсе не штурмовать башню? Кто знает, во что это теперь выльется? И почему, почему, почему Радуга решила возводить свое укрепление в таком месте? Тем более если тварь освободилась от достаточно сильного, но все-таки не раскалывающего мир усилия? Что тут за хитрость? И, если магия принесенной им, Фессом, белой перчатки пробудила от долгого сна это чудище, то не было ли это пробуждение истинной целью того козлоногого гостя, что вручил Фессу странную посылку там, ночью, у дольмена?
Кажется, это было так давно... Единственной добычей, заслуживавшей внимания, вновь оказалось магическое зеркало. Только на сей раз его уже не защищали никакие заклятья - и это тоже показалось Фессу подозрительным.
- Принесите сюда второе из моего шатра! - неожиданно приказал Император, стоя перед громадным мутно-серым стеклом в роскошной резной раме - золотое пополам с фиолетовым.
"Зачем это ему понадобилось? - терзался Фесс. - Откуда вообще вдруг взялись такие познания в магии? Конечно, его учили и Сежес, и Реваз, и Гахлан - но разве этого достаточно?.."
Приказы Императора исполнялись быстро. Очень скоро второе зеркало уже стояло напротив вмурованного в стену.
- Отойдите все! - властно приказал Император. Ему молча повиновались.
- Еще дальше! Подождите за дверью! Спустя мгновение он остался один.
Скорее всего им руководил инстинкт. Никто и никогда не учил его трюкам с зеркалами, тем более магическими. Это уже относилось к разряду высокого волшебства, которого непосвященным касаться вообще не полагалось ни при каких обстоятельствах.
Император поставил второе зеркало прямо на пол, подперев его парой стульев, под прямым углом к висевшему на стене. Подошел ближе. Обманчиво реальная анфилада во внезапно прояснившемся стекле тянулась вдаль, в томительно-недосягаемое Зазеркалье, куда, говорят, есть ход только Верховным магам Орденов.
На мгновение он ощутил легкое сопротивление - его взгляд туманился, по вискам застучали молоточки боли. Кто-то (или что-то) предпринял запоздалую попытку отогнать Императора от его добычи. Жалкие потуги. Не стоит даже обращать на них внимание.
- Ты снова хочешь увидеть ту девушку? - спросил вдруг неслышимый голос. Император невольно вздрогнул - в таком тяжело признаваться даже самому себе.
Да. Хочу. Хочу снова ее увидеть. В ней нет томительной, влекущей красоты эльфиек (Императору доводилось их видеть), зато.., зато есть незримая аура какой-то черной обреченности, аура, что дивным образом меняет - для зоркого глаза - даже черты лица. Что-то очень-очень близкое чудилось в этих больших глазах, пусть даже смотрящих с гневом и презрением.
Конечно, она должна его презирать и даже ненавидеть. Ей каким-то чудом удалось пережить ту покрытую окровавленным песком арену, тупой меч, острые крюки служителей, что выволакивали трупы после императорских уроков; она смогла выдержать и ров с известью, выбралась каким-то чудом, каким-то чудом выжила... И вот теперь возвращается - конечно же, с гневом и яростью в сердце. На что она рассчитывает? Ведь Дану появляются в имперских пределах не иначе как в ошейниках рабов!
Невольно Императору вновь вспомнились те два покушения. А что, если Сежес не слишком-то и лгала? Что, если Дану, доведенные до последней степени отчаяния, и в самом деле, собрав остатки сил, устроили эти покушения в тщетной попытке обезглавить своего вечного врага - людскую Империю, обезглавить, пока у Императора нет потомка? Ведь даже самые невероятные предположения иногда могут оказаться правдой.
Невольно мысли Императора сосредоточились на Дану. Быть может, мощь этого зеркала покажет их ему? Быть может, ему удастся отыскать эту девочку со шрамом? Быть может, еще не поздно.., что? Спасти се? И что делать с ней потом? Отправить за море, дав столько золота, сколько она сможет унести?
"Нет", - пришел четкий и ясный ответ. Это лицо, эти губы, сжатые с обреченной суровостью, эта пролегшая между бровей глубокая складка - она шла умирать, понял Император. И пока ее долг не будет выполнен - эта Дану не остановится. Она упадет только мертвая. Ее можно убить, но не победить. Она уже выше порога любых мучений. Быть может, она уже нечувствительна и к боли - Императору доводилось слыхать о таком. Ее можно изрубить на куски, а она ничего не почувствует, кроме милосердной смерти.
Огромное настенное зеркало осветилось изнутри. Яростный поток света ударил в плоскость второго, отразился, вонзаясь в Императора мириадами острейших клинков. Человек невольно вскрикнул от боли, однако не отступил, упрямо вглядываясь в пылающую глубину, В зеркале показалось какое-то бедное селение. Император видел покосившуюся ограду постоялого двора, посеревшую, местами просевшую крышу; возле ворот стоял большой фургон, на полотняном пологе которого кто-то уже успел намалевать алой краской слова "Цирк господ Онфима и Онфима".
Цирк? Какой еще цирк? При чем здесь цирк?
Зеркало вытворяло какие-то странные штуки с временем - над башней Кутула еще длилась ночь, а цирковой фургон стоял уже под неярким зимним солнцем. То ли находился очень далеко на востоке, то ли зеркало и впрямь способно было показывать не только настоящее, но и прошлое.
А сквозь тряпки, что обматывали продолговатый предмет, который девушка-Дану прижимала к груди, сочился слабый, но явственный свет магии. Мягкий, золотисто-янтарный, словно осенняя листва в древних лесах.
Зеркало внезапно вздрогнуло, словно охваченный страхом зверь. Император ощутил сильный толчок в грудь - и в тот же миг, еще больше усиленная вторым зеркалом, на него обрушилась волна ненависти.
Ненависти нечеловеческой, ненависти даже и не к Дану. Ненависть совершенно иного рода, ненависть, что составляла саму суть ненавидевшего; Император ощутил касание странного разума, почувствовал его:
"Меч! Конечно же! Деревянный Меч! Обмотанный лохмотьями, в руках девочки-Дану, сидящей в убогом фургоне!
Деревянный Меч. "Когда Два Брата получат свободу..." - гласило древнее предание Дану. Под Двумя Братьями можно было понимать все что угодно, - а что, если это и есть два чудо-меча. Алмазный и Деревянный?"
Император осторожно потянулся вперед, через зеркальную поверхность стекла, вглубь, через то самое таинственное Зазеркалье, чтобы понять все-таки, что хочет это выросшее на Царь-Древе оружие. Он сам не понял, что сотворил сейчас очень мощное заклятье, доступное только очень опытным магам, - то ли белая перчатка придала ему сил, то ли они нашлись в его собственной душе...
Меч в руках девушки сопротивлялся. Слепая ярость, бушевавшая в нем, требовала выхода - во что бы то ни стало. И он ненавидел всех. Точнее - само взрастившее его Древо передало ему ненависть бесконечных поколений Дану, тех, что погибали в бесчисленных воинах сперва с эльфами, потом - с орками и гоблинами, потом - с гномами и людьми. Словно бы кровь павших воинов народа Дану, впитавшись в землю, прошла тайными путями, не смешиваясь ни с водой, ни с иными субстанциями, чтобы ее впитали в себя корни Царь-Древа, с тем чтобы в конце концов эта кровь дала жизнь Деревянному Мечу, - и чем больше гибло Дану, и в боях, и на палаческих колодах, тем могущественнее становился зародыш Деревянного Меча.
Зеркало Фиолетового Ордена было поистине могучим инструментом, Оно открывало Императору такие истины о Деревянном Мече, на познание которых иным магам потребовались бы десятилетия.
"Значит, ты теперь у Дану, чудо-оружие, - подумал Император - Но в любом случае даже магический меч в руках одного бойца - не та сила, чтобы сокрушать многочисленные легионы. Ты должен был сделать что-то еще, чтобы исполнить свое предназначение. Что?"
Ответа не пришлось долго ждать Послушное воле Императора, зеркало показывало теперь окРайны деревни Император видел, как с беззвучными воплями разбегаются жители, как немногочисленные мужчины, торопливо хватая какое ни есть оружие, готовятся к отпору, наспех перегораживая деревенскую улицу перевернутыми телегами, досками, бочками - словом, всем, что нашлось под рукой.
А от недальнего леса, через давно сжатые поля, шла редкая цепь одетых в серое и темно-коричневое воинов. С луками в руках и заброшенными за спину круглыми щитами, с длинными и тонкими мечами у поясов. Воины-Дану - словно вновь вернулось время битвы на Берегу Черепов.
Глаза Императора сузились. Шли древние, исконные враги его расы, шли "оружно и в силах тяжких" - в наше время и полуторасотенный отряд Дану - немало.
С длинных луков сорвались первые стрелы. Дану стреляли, высоко задирая в небо оголовки, оперенные древки описывали в воздухе громадные дуги, опускаясь среди деревенских крыш, раздались первые крики раненых Императору оставалось только лишь бессильно сжать кулаки, видя, как Дану истребляют его подданных - Агата! Агата, да смотри же, что они, гады, делают! - завопил Кицум, что было силы дерган девушку за плечо - Стариков бьют, детишек, дома поджигают!.. Людей в огонь кидают!.. Да очнись же ты, очнись!
Агата с трудом открыла глаза. Перед ней еще стояло странное видение - высокий черноволосый человек в броне с вычеканенным василиском. Он был хумансом, следовательно - врагом, и все-таки в нем было и что-то иное, быть может, во взгляде, в самой глубине глаз, некая странная боль и еще, наверное, вина, помыслы молодого воина, такого гордого и властного, тянулись к ней, Сеамни Оэктаканн, не просто к девушке-Дану, а именно к ней самой, переброшенный волшебством через время и пространство взгляд воина проникал очень, очень глубоко - и отчего-то потеплел старый шрам на шее Агаты.
Деревянный Меч был в гневе. Сеамни чувствовала его ярость, его беззвучный приказ. "Не смотри! Не поддавайся! Это враг, это хуманс, его приговор - смерть, как можно более мучительная, смерть ему, его близким, всей его расе, смерть всему этому миру, выпестовавшему эту двуногую отраву, оскорбляющую своим существованием Великую Мать..."
"Какую Великую Мать?" - невольно удивилась Сеамни-Агата.
Гнев Деревянного Меча отступал вглубь, прятался под непроницаемыми завесами магии. Только теперь слуха девушки-Дану достигли истошные вопли избиваемых, в ноздри лез зловонный дым пожаров.
И совсем-совсем рядом раздавался неповторимый, давным-давно не звучавший в землях Мельинской Империи боевой клич народа Дану.
Агату как на крыльях вынесло из убогого фургона. Горло перехватило от восторга. Все оказалось правдой, все ее предчувствия исполнились: войско ее народа идет по земле хумансов, предавая огню их поганые лачуги. Земля должна очиститься, прежде чем здесь вновь поднимутся новые леса...
На Кицума она даже не посмотрела. Что ей какой-то жалкий, старый клоун!
- Сеамни! - раздалось сзади. Кицум растерянно смотрел ей вслед; он видел, как из тряпичного кокона, славно дивная бабочка, выпорхнул легкий золотисто-коричневый меч, на первый взгляд сработанный весь из блестящего, отполированного дерева, включая и эфес, и гарду, и лезвие.
Дану не повернула головы. Она бежала навстречу показавшимся в конце деревенской улицы сородичам.
Взгляд Кицума потяжелел.
- Нодлик! Эвелин! - крикнул он, указывая на Дану.
Как ни странно, на сей раз они не ссорились.
- Да, конечно, Кицум, - спокойно сказала женщина. Из складок одежды появилось странное оружие - короткий серп на рукояти примерно в локоть длиной, к которой крепилась цепь с увесистым грузом на конце, Нодлик просто выхватил два коротких парных меча. Где жонглер прятал их доселе - знала, наверное, кроме него, одна только Эвелин.
- Таньша! Что стоишь столбом? - прикрикнул на женщину Кицум. - Не видишь, что ли?
Братцы-акробатцы куда-то уже успели испариться, равно как и Еремей - заклинатель змей.
- Идемте, - сказал клоун.
Наверное, со стороны это было очень странное зрелище - четверо в обносках, в которых с трудом угадывались цирковые костюмы, идущие против целой сотни Дану.
- Патриарх приказал нам выжить, - хрипло заметил Нодлик.
- По-моему, лучше смотать удочки, - тотчас согласилась с ним Эвелин. Первый порыв проходил, уступая место благоразумию.
Кицум коротко взглянул на них - да так, что жонглеры тотчас прикусили языки.
- Ага, пусть ты умрешь сегодня, а я завтра? Не выйдет, - спокойно, без малейшей рисовки заметил клоун. Однако было в его словах нечто, заставлявшее поверить - есть много вещей похуже смерти.
А Таньша и вовсе ничего не говорила - молча шагала себе, перевязь с набором метательных ножей на груди, запасные клинки - слева и справа на поясе, у бедра - длинная рапира доброй работы. Таньша молчала, она и раньше-то не охотница была поговорить и даже сейчас, перед лицом верной гибели, не размыкала губ.
- А Тукк с Токком?.. - вновь встрял Нодлик. - Нам умирать, а им?..
- Они не из Лиги, - ответил Кицум. - Не беспокойся и не завидуй. Их зарежут как баранов, а до этого еще оскопят по обычаю Дану. Предпочитаю умереть от честной стрелы!
Что-то свистнуло, коротко звякнуло в воздухе. Две половинки перерубленной стрелы Дану упали под ноги Эвелин. Женщина опустила свой серп.
- Только не так, чтобы сразу, - заметила она.
- Неплохо, Эвелин, - скривился Нодлик. - Только это нам все равно не поможет.
- Погоди лезть в яму раньше времени, - заметил Кицум. - Кто знает, постараемся прорваться. В деревне не уцелеет никто, это я тебе обещаю.
Агата с чудесным мечом давно скрылась впереди. Из-за крайних домов внезапно донесся яростный взрыв криков, которые иначе как экстатическими и назвать было нельзя.
- Наша данка до тех добежала, - заметила Эвелин. - Жаль, что мы не убили ее сразу, Кицум...
- Получается, что да, - грустно согласился клоун. - Я должен был догадаться... Это ведь она притащила сюда этих Дану.
- Но как?! - возопил Нодлик, словно ничего более важного на свете сейчас для него не существовало.
- Думаю, магия ее добычи, которую они с Онфимом вытащили из Друнга... - заметил Кицум. - Так, все, хватит! За работу!..
Впереди разбегались последние защитники баррикады, преграждавшей вход в деревню. Дану с непонятной (а может, как раз наоборот, очень понятной!) яростью искали не победы, а именно боя, схватываясь с врагами даже на не слишком выгодных позициях, как будто это был их последний бой. Они не стали тратить время на обход. Они атаковали в лоб. Под прикрытием лучников, выпускавших издали свои стрелы, несколько десятков меченосцев развернулись в цепь и полезли на баррикаду. Защитники ее продержались недолго.
- Быстрее! - рявкнул Кицум.
Они успели вовремя.
Над краем перевернутой набок телеги появилось лицо воина-Дану в высоком блестящем шлеме. Миндалевидные глаза полны ярости. Взлетел уже обагренный хумансовой кровью длинный и тонкий меч.
Таньша резко взмахнула рукой, и Дану опрокинулся. Из глазницы торчал метательный нож циркачки.
Второго Дану сразила Эвелин, метнув свое хитроумное оружие так, что загнутый конец серпа вошел прямо в узкую щель между верхом кольчуги и краем шлема. Рванула цепь, высвобождая клинок, - рукоять словно сама вспрыгнула ей обратно в ладонь.
- Ловко, - одобрил Кицум. - Моя теперь очередь, что ли?
В руках старого клоуна не было никакого оружия. Кроме лишь старой веревки.
- У монашка одного позаимствовал, - криво усмехнулся Кицум.
За баррикадой нарастал рев атакующих. С непонятным упорством Дану вновь пошли вперед именно здесь вместо того, чтобы спокойно обойти защитников и расстрелять их из луков со спины. Вместо этого они старались достать их, посылая стрелы навесом через баррикаду.
Словно забавляясь, Эвелин играючи разрубила три или четыре прямо в воздухе. Нодлик пару просто поймал, после чего с отвращением переломил через колено.
Кицум одним прыжком вскочил на какую-то бочку, широко размахнулся своей нелепой пеньковой веревкой. Очередной воин Дану поднял меч для защиты, но веревка неведомым образом захватила петлей клинок вместе с гардой. Кицум рванул веревку на себя - она разрезала и железо, и плоть с куда большей легкостью, чем нить маслоторговца режет массивный желтоватый шмат.
Дану с истошным воем упал вниз.
А веревка замелькала, хлеща в разные стороны; гнилые пеньковые волокна разлетались влево-вправо; только у самых концов обмотка оказалась добротной. Сверкнула тонкая, едва ли толще человеческого волоса, нить, каждый взмах странного Кицумова оружия оставлял за собой в воздухе целые шлейфы крови; нить резала клинки, доспехи, шлемы, кости, плоть. Дану откатились, оставив под баррикадой шестерых убитых.
Нодлик поднял упавшую рядом с ним отсеченную часть меча - срез был ровным и гладким.
- Она у тебя диамантовая, что ли, нить эта, а, Кицум?
Эвелин метнула вслед пятящимся Дану пару звездочек - один упал, - Неплохая работа, - самодовольно сказал Кицум. - Однако, если я все правильно понял, сейчас должна появиться наша данка... А вы пригнитесь, пригнитесь! Все до единой стрелы даже ты, Эвелин, не отобьешь.
Ничего этого Сеамни Оэктаканн не видела. Во весь опор промчавшись по обреченной деревне, она вылетела за околицу, натолкнувшись прямо на Седрика и окружавших его старших воинов, Immelsthorunn горел в руках Сеамни нестерпимым огнем; казалось, деревянное лезвие пылает изнутри.
Седрик, немолодой уже воин в богатых доспехах (наверное, последнее достояние народа Дану - эти доспехи, неведомо как уцелевшие во всех отступлениях и исходах), просто и молча упал на колени. Прямо в грязь последних дней предзимья.
Березин Федор
Махров Алексей
Шидловский Дмитрий
Доставалов Александр
Ильин Андрей