- Подумаешь, - фыркнула я, - не та мать, что родила, а та, что воспитала. И
потом, усыновленный ребенок уравнивается в правах с родным, так что по
праву ты являешься наследником Кристалинских. По-моему, тебе следует
бросить пить и вернуться к родителям. Ну Полина, ну дрянь! С какой стати
она решила, что ты должен на ней жениться?
Гена хмуро посмотрел в окно, потом подошел к мойке, спустил воду, напился
прямо из-под крана и нехотя ответил:
- Мне и в самом деле деваться было некуда.
- Почему?
- Понимаете, я люблю Соню и Данилу и, хоть сейчас знаю правду о своем
рождении, все равно считаю их своими родителями...
- Ну и что?
- Полина обещала, если я не выгоню Лялю и не женюсь на ней, раскрыть всю
правду о матери. Сначала рассказать отцу, а потом бульварным газетам...
Наверное, она блефовала, это ведь было не в ее интересах... Понимаете,
Полина - дочь Сони.
На этот раз я уронила бутылку. Издав отнюдь не мелодичный звук, та
свалилась на линолеум. Сильно запахло спиртным.
- Кто? - ошарашенно переспросила я. - Кто?
- Родная дочь Сони, - повторил Гена и бросил в водочную лужу несколько
старых газет, - это от Поли отказалась мать, а та выросла и специально
нанялась к ней в домработницы.
С трудом переваривая эту информацию, я забормотала:
- Ну и кто же звонил Кристалинской, чтобы она взяла девчонку на работу?
- Говорил же, Молоков! Кирилл Олегович!
- А это кто?
- Она не сказала, только сообщила, что когда Соня слышит эту фамилию, то
пугается до безумия.
- Значит, Полина - брошенная дочь Сони, - бубнила я, - но зачем ей
требовать от тебя женитьбы? К чему такие сложности? Можно было просто
прийти к матери, объяснить, в чем дело...
Внезапно в Гене проснулся избалованный богатый юноша. Кристалинский обвел
меня взглядом и процедил:
- Вы не слишком профессиональны. Это же очевидно...
- Сделай милость, объясни.
- Ну расскажет она Соне, и что? Как мать объяснит Даниле ситуацию? Если он
узнает правду, мигом ее выгонит. Поверьте, я великолепно знаю отца, не за
то вон выставит, что на дороге ноги раскидывала, а за то, что столько лет
врала про себя. И что выйдет? Не достанутся Поле денежки, а уж она их
больше всего хотела, прямо тряслась. Вот и сообразила, как поступить. Я
прогоняю Лялю и женюсь на ней. А Полина молчит в тряпочку про прошлое
Сони...
Он постоял, покачиваясь с носка на пятку, и добавил:
- Я люблю мать и не хотел ей неприятностей.
- И ты поверил Поле на слово? - недоумевала я,
- У нее документ был, - тихо продолжил Гена, - метрика...
- Метрика?
- Ну да, причем старого образца, такая светло-зелененькая, с водяными
знаками, теперь другие выдают. Сразу понятно, что бланк еще с семидесятых
годов сохранился. Там четко стояло: Полина Иванова, мать Софья Иванова, а
вместо отца прочерк.
- Как же она в Железнову превратилась?
- Говорила, ее женщина удочерила, Нина, прямо в роддоме. Ей просто повезло.
А я совершенно детского дома не помню...
- Но почему после смерти Ляли вы не поженились?
Гена тяжело вздохнул.
- Я уехал на работу, а Полина пошла, да и рассказала Ляле правду. Вот
дрянь! Фото показала.
- Какие?
- Она, оказывается, в моей спальне установила шпионскую камеру и все наши
кувыркания засняла... Полина потом плакала, говорила, не думала, что Ляля
покончит с собой. Ну, уйдет, подаст на развод, родители ей квартиру купят,
денег дадут, но чтобы так!
- А дальше что?
Гена мрачно потер затылок.
- Ужас и мрак! Полина все же пошла к Соне, а та ее выгнала, подробностей не
знаю! Сначала ее выставила на улицу, потом меня. Просто швырнула на стол
ключи от этой халупы и сообщила: "Купила тебе жилплощадь, считай, получил
последний подарок от нас с отцом. Уходи, никогда не прощу тебе смерть
Ляли!".
Вот как! Она ее любила больше меня. А квартира! Зашел, чуть не умер. Даже
ремонт не сделан! Вон, смотрите, куда отселили, грязь, тараканы, жуть.
Денег не дали...
Он всхлипнул.
- На что же ты живешь?
- Тут у метро палатки стоят, - пояснил Гена, - меня Ахмет на работу нанял.
Ящики таскаю, упаковки с бутылками...
Я вышла на улицу, села в "Рено" и уставилась на бегущих прохожих. Что за
бред? Поля дочь Кристалинской? Но такого просто не может быть. Нина родила
дочь в Америке, об этой истории тогда говорила вся Москва, уж очень она
была экзотичной для "застойных" лет. Хотя...
По спине у меня потекли капли пота. Что, если Нинушка нам всем врала? Ни в
какой Нью-Йорк она не летала, удочерила новорожденную девочку и выдала за
свою...
Я тупо смотрела на идущий за окном снег. Но подобное просто левозможно.
Во-первых, я сама лично провожала-Нину в Шереметьево. В те годы поездка в
Америку была редкой удачей, страшным везением. Подруги радовались, а
недруги скрипели зубами от злобы. Нина обставила свой отъезд торжественно,
смотреть, как она улетает в США, явилось пол-Москвы. Нет, Нина точно была в
Штатах. Вот только назад прилетела отдельно от группы, позже месяца на два.
Четкая картина встала перед моими глазами. Вот я с букетом цветов бегаю
возле того места, откуда, толкая перед собой тяжело груженные тележки,
выходят счастливчики, прилетевшие из-за кордона. Их много, но Нины нет.
Наконец поток пассажиров иссякает. Я в растерянности смотрю на табло. Рейс
SU-242, Нью-Йорк-Москва... А где же Нина...
Тут кто-то трогает-меня за плечо. Я оборачиваюсь и вижу подругу, в руках
она держит небольшой сверток.
- Привет! - радостно кричит Железнова. - А меня с младенцем через VIP-зал
выпустили!
- Где твой багаж? - удивляюсь я.
- Вот, - смеется Нина, показывая на спортивную сумку.