Чтение 47–й страницы книги ~Тайна серебряной вазы~

выпускающую четки. Он осторожно поднес детскую ручку к губам и поцеловал ее.
Мура видела, как внимательно следящий за движениями монаха ребенок едва
заметно улыбнулся беззубым ротиком.

- Могу ли я узнать имя этого ангела? - нерешительно спросила Мура.

- При крещении Тимофеем нарекли, - отозвалась женщина.

- Чудное имя, - сказала в задумчивости Мура, - если у меня когда-нибудь
будет сын, тоже назову его Тимофеем.

- Простите, сестра Марфа, что потревожили, - отец Авель поднялся с колен,
- сморился ребеночек-то, почивать ему пора. Я навещу вас завтра.

Он повернулся к стоящему позади монашку.

- Что, братец Савватий, веди нас из светелки на волю.

Через минуту они вышли на крылечко, а с него ступили на землю. Сквозь
буйные заросли сирени по едва заметной тропке выбрались на безлюдную
дорожку.

- Отец Авель, - не выдержала молчания Мура, - сестра Марфа ведь не
княгиня?

- Сестра Марфа - кормилица, крестная мать младенца, ее попечению поручено
чадо, чудом спасенное... Княгиня узнала о судьбе своего сына в канун отъезда
в Ярославскую губернию. И ради безопасности своего ребенка остается вдали от
него - это ее судьба. Но когда-нибудь она отправится в паломничество по
монастырям, среди них будет и Благозерский.

- Вы вернули его к жизни, - Мура испытывала восторг и изумление. - Но
как? Ведь он не подавал никаких признаков жизни. Доктор Коровкин его
осматривал.

- Да, сердце ребенка не билось. Дыхания не было. Температура тела была
13,7 по Цельсию. Григорий очень переживал. Когда он услышал звуки шагов и
голоса за углом, он положил ребенка в пустую колыбель в витрине, вскрытой до
него каким-то бродяжкой, теплое одеяльце осталось у него в руках. Когда он
вернулся, в доме уже царил переполох. Но замерзшего человека можно вернуть к
жизни. Вы этого не знали?

- Нет, - сокрушенно вздохнула Мура, - и доктор не знал. Отец Авель, прошу
вас, не торопитесь. А что же случилось со свитком из тайника? Почему же его
перестали искать?

- Неужели вы не догадываетесь? - спросил, сбавляя шаг, библиотекарь. -
Потому что они его нашли.

Мура остановилась, пытаясь понять услышанное.

- Вы изготовили копию? Но как?

- Во всем мире есть только несколько человек, которые могут отличить
настоящую тугру от поддельной. Знаете, что такое тугра?.. Это особый
рисунок, в нем много секретов, не видимых простым глазом. Они и позволяют
отличать подлинный документ от поддельного. Я несу послушание в библиотеке,
в древлехранилище и знаю, как выглядят древние бумаги.

- Вы все предусмотрели, - неожиданно горделиво, как будто здесь были и ее
заслуги, произнесла Мура, - даже древние пергамены. Они, наверное, есть и в
тайниках вашего подворья в Петербурге?

Она засмеялась, и на мгновение монах остановился, как бы заново
рассматривая стоящее перед ним создание.

- И Фрейберг был прав, - продолжала смеяться Мура, с наслаждением вдыхая
благословенный воздух цветущего острова, - он сказал, что ваш враг Пановский
будет обманут.

- Фрейберг? Он интересовался делом князя Ордынского? - усмехнулся отец
Авель, и Мура в какой-то момент за монашеской внешностью собеседника ясно
различила того самого архитектора Андрея Григорьевича, с которым беседовала
на выставке в Академии художеств.

- Так, любительски. Как занимательной интеллектуальной головоломкой. Но
признался, что впервые в жизни потерпел поражение.

- Правильно, - кивнул отец Авель. - Так и должно быть. Расследовать-то
ему было нечего. Никакого преступления там и не случилось.

Как ни затягивала Мура разговор с отцом Авелем, но наступил момент, когда
поблескивающая песчаная дорожка привела их к застекленному крыльцу
игуменских покоев и Мура вновь оказалась в помещении, украшенном картинами
художников-передвижников. За столом сидели игумен Гавриил, отец Лукиан и
доктор Коровкин. Перед ними лежали охапки травы и какие-то листья и цветы.

- А вот и наша пропавшая гостья, - приветствовал Муру, вставая со стула,
игумен, - не оправдывайтесь, в нашей библиотеке можно забыть о времени.

Мура наклонилась к руке игумена и с благодарностью приложилась к ней
губами.

- Земля благозерская - чудесная, благодатная. - Отец Гавриил повернулся к
доктору, переставшему перебирать травы и цветы. - Мы ведем переписку с
Ботаническим садом, выписываем редкие растения со всех концов земли. Есть у
нас и такие, что совершенно забыты современной медициной, но не сравнимые с
пилюлями по своим целительным свойствам. А какие у нас сады! Наши яблочки
золотыми медалями на выставках увенчаны. Верно я говорю, брат Лукиан? Хоть и
грех - хвастовство, но не своими трудами хвалюсь, а трудами братии нашей. -
Он поправил тяжелый крест на груди. - Скоро возвестят вечернюю трапезу, а я
вас задержал. Ничего, у вас есть еще три дня. А отец Лукиан составит вам
гербарий с подробными записями. Все польза будет от гостеванья.

Он перекрестил Клима Кирилловича, потом Муру и сделал знак отцу Лукиану
следовать за ним.

Клим Кириллович и Мура смотрели ему вслед с жалостью - они видели
согбенную усталую спину, бесцветные длинные волосы, и шаг игумена показался
им неуверенным и тяжелым. В дверях он обернулся и сказал:

- И позвольте молвить последнее слово, милый доктор. Берегите сестру
Марию. Ее ждет необыкновенное будущее.

Когда он скрылся, Мура сказала доктору, в растерянности хлопавшему
глазами:

- Дорогой Клим Кириллович, позвольте представить вам монастырского
библиотекаря, отца Авеля.

Она почувствовала, как доктор вздрогнул и внимательно посмотрел на
стоящего у стены монаха, пробормотав:

- Рад вас видеть.., отец Авель.

Потом растерянно перевел взгляд на Муру и снова воззрился на монаха, не
зная, что сказать и можно ли ему напоминать о том, что они виделись на
выставке.

Отец Авель, казалось, понял внутреннюю борьбу, происходившую в душе Клима
Кирилловича.

- Я помню, что мы встречались с вами в миру, - сказал он мягко и
доброжелательно, - вы ничуть не изменились.

- А вы уже перестали быть архитектором? - Клим Кириллович чувствовал себя
почему-то обиженным и, поймав мелькнувшую мысль, продолжил:

- Или никогда им и не были?

Отец Авель не обратил внимания на скрытый упрек и кротко пояснил:

- Я архитектор по образованию, работал вместе с одним из учеников Алексея
Максимовича Горностаева. Знаете такого?

- Он много строил в Благозерске, - нехотя подтвердил доктор. - Мы читали
в путеводителе.

- Постриг я принял недавно, а до того пребывал на послушании. Да и теперь
иногда по благословению отца Гавриила разъезжаю по миру - обитель не тюрьма,
уже много связей в миру - и строительных, и хозяйственных, и издательских.

Он улыбнулся и, видя, что Клим Кириллович больше не задает вопросов,
предложил:

- Завтра с утра непременно побывайте в нашем соборе. Осмотрите росписи -
их выполняли и профессиональные художники, и люди из нашей братии. Даже отец
Гавриил участвовал - нескольких херувимов собственноручно написал. А небеса
в храме! Такого божественной голубизны цвета, поющего, ликующего, сияющего
вы еще не видели нигде. Говорят, секрет этого цвета подарен мастерам обители
самим Архипом Ивановичем Куинджи!

В глазах отца Авеля явно появились смешливые лучики. Он поклонился
гостям, и Мура поняла, что разговор закончен.

- Мы еще увидимся с вами, отец Авель? - Она с надеждой взглянула на
склоненного перед ней монаха.

Отец Авель выпрямился и перекрестил обоих.

- Пути Господни неисповедимы.

По дороге к гостинице Мура и доктор Коровкин боялись почему-то взглянуть
друг на друга. Мура чувствовала, что Клим Кириллович хочет о чем-то ее
спросить, но отвечать она была не готова. Старалась избежать расспросов
доктора Коровкина и в то же время испытывала к нему щемящую благодарность за
то, что он по доброте своей привез ее сюда.

- Я устала, - сказала Мура, - и страшно проголодалась. Сейчас бы хорошую
котлетку! Но вряд ли здесь ее найдешь и за миллион золотом, все - постники.
Пойду в свою келью ждать трапезы.

Доктор подозрительно покосился на Муру. Не хочет ли она убедить его в
том, что иронизирует над здешними обычаями? Зачем же она ехала сюда, в такую
даль, да еще просила доктора ее сопровождать? На гостиничном крыльце он,
чувствуя бестактность и неуместность своего любопытства, не мог удержаться
от вопроса:

- Я только не понял, что делал этот монах Авель в особняке князя
Ордынского? Мура улыбнулась.

- Милый Клим Кириллович! Полно вам поминать глупые детские фантазии! Отец
Авель не был в особняке.

- Не был? - переспросил доктор, не веря муриному слову. - А на кладбище?
Что он делал на Волковом кладбище?

- На Волковом кладбище был не он. Я обозналась.

Изящным движением руки с тонким запястьем она поправила сползшую на
затылок белую кружевную накидку, убрала под нее выбившуюся темную прядку,
плавно повернулась, одарила доктора счастливой улыбкой и скрылась в дверях
гостиницы, оставив ничего не понимающего Клима Кирилловича в одиночестве.

Черт с ним со всем, подумал он с досадой и, поняв, что не то слово
выпрыгнуло, перекрестился. И в святой обители все у нее на уме кокетство да
игривость, шуточки да прибауточки. Здоровый организм не так-то просто