Чтение 47–й страницы книги ~Все дозволено~

- Дышится легче, правда?

- Правда, - машинально повторил Алик и только сейчас сообразил, что
звук или слух вернулись.

И дышалось действительно легче, чем в душевой.

- Идти тоже было трудно, - прибавил он, - что-то мешало.

- Как встречный ветер, - сказал Малыш.

Он сделал несколько шагов к стенке, несколько раз вздохнул и беззвучно
пошевелил губами.

- Не слышу, - проговорил Алик и показал на уши.

Малыш подошел ближе и закричал:

- Теперь слышишь?

- Не ори.

- А ведь там, - он указал на место, где только что стоял, - я тоже
орал.

Алик задумался.

- Что-то гасит звук. Надо посмотреть где. Пойдем навстречу друг другу
по спиралям, удаляясь от центра. Шаг-два - перекличка.

Первая же проверка показала, что звук действительно гаснет где-то за
пределами сравнительно небольшого пространства, в несколько десятков
метров, при этом не постепенно, а сразу, будто обрезанный невидимой
преградой, непроницаемой для звуковых волн. Скажем, в пяти, а иногда и в
десяти метрах от пульта можно было переговариваться, а отступив на шаг, ты
уже превращался в актера немого фильма. И сразу же становилось труднее
двигаться и дышать, словно дул навстречу неощутимый, но стойкий ветер.

- Ты что-нибудь понимаешь? - спросил Малыш. - Чем обусловлена эта
грань? А она есть. И не только для звуковых волн. Видишь этот смятый
листок бумаги? Я бросил его час назад, когда развертывал бутерброды. Он
лежит как раз на границе. Я обратил на это внимание еще во время проверки.
Теперь смотри.

Он подошел к брошенному листку и коснулся его обращенного к стене края.
Листок не сдвинулся с места, даже не шевельнулся.

- Как из железа. Не согнешь, - усмехнулся он. - Ну, а теперь взгляни
сюда.

Он коснулся другого, более близкого края. Половина листка не
оторвалась, а отпала, как срезанная бритвой, ровно и без зубцов.

Другая половина осталась в том же положении за невидимой гранью.

Алик молчал. Казалось, опыт с листком не произвел на него впечатления.
Он думал о чем-то своем, вероятно более важном. Малыш, не дождавшись
ответа, пожал плечами и еще раз молча обошел панели управления, потом сел,
не глядя и смахнув на пол шахматы. На этот раз он собирать их не стал.

- Вся автоматика вышла из строя, - сказал он. - Все телеуправление.
Полностью. Фактически ускорителя уже нет. - Он помолчал и добавил, уже не
ища собеседника: - И еще: ни один электроприбор не работает. Тока нет, а
лампочки светятся.

- Не вижу в этом противоречия, - сказал Алик.

- Свет без тока?

- Движение любой массы в кратчайшую, приближенную к нулю долю секунды,
воспринимается нами в состоянии покоя. Все как бы остановилось, в том
числе и свет. Но мы его видим.

- Твоя приближающаяся к нулю доля секунды уже приближается к единице. -
Малыш демонстративно похлопал по ручным часам у запястья. - Идут часики.
Движутся.

- Но не там, - загадочно сказал Алик, кивнув в глубину зала.

- А где? В другом мире?

- В другом времени.

Малыш встал и подошел к пульту, где сидел Алик.

- Ты не спятил, случайно?

Вместо ответа Алик показал на небольшой циферблат, где стрелка
чуть-чуть дрожала на втором от нуля делении. Малыш знал: нуль на этом
счетчике скоростей обозначал скорость света, а деления - триллионные доли
секунды. Но стрелка, обычно не доходившая до нуля на одно-два деления,
теперь опередила его, обогнав необгоняемое. "Суб" превратился в "супер".

- Быстрее света, - почти благоговейно прошептал Малыш, что уже само по
себе было для него необычно. - Значит, правда? Теперь будет найден не
только Ту.

Алик продолжал задумчиво следить за дрожавшей стрелкой.

- Не знаю, - проговорил он неуверенно. - Может быть, "световой барьер"
- это предел с "двумя сторонами"? Может быть, это уже отрицательная
скорость? Может, она не возрастает, а убывает по мере удаления от барьера?

Честно говоря, Малыш ничего не понял. Только спросил:

- Почему же все остановилось?

- Я объясняю так... - Алик тщательно подбирал слова. - Примитивно:
время - прямая линия, ну, скажем, в декартовых координатах. На световом
барьере по неизвестным причинам оно как бы скривилось, образовав петлю,
отросток от общей прямой. Эта петля начинается и кончается на графике в
одной точке - в одном мгновении. Вот мы и наблюдаем сейчас это мгновение,
миг, промельк, назови как хочешь, - словом, квант времени.

- Квант - не мгновение.

- Я же говорил упрощенно и о графике, и о кванте. Речь идет о
наикратчайшей единице. Условно: период, который требуется свету, чтобы
пройти диаметр атомного ядра. Или еще какой-нибудь период - откуда я знаю!
Можно взять и сотые, и тысячные этой длины. А стало быть, время, которое
еще Лобачевский считал мерилом всяческого движения, как бы замирает,
приближаясь к нулю бесконечно близко. Вот почему все и остановилось - для
нас, конечно, только для нас! - ток в проводах, пучки протонов в
ускорителе, ну, и твоя вода в кране. Попросту: остановилось время -
остановилось движение.

- Мы же движемся, и время у нас идет...

- Где идет? В частице _нашего_ времени, в этой самой петле. По каким-то
причинам, связанным с работой ускорителя, мы как бы оторвались от
основного времени и движемся в своем, пока петля не окончится, не вернется
в то мгновение, с которого она началась. Но каков ее период - час, сутки,
столетие, - сказать не могу. Кстати, геометрические, пространственные
параметры нашей петли совпадают с той частью ускорителя, которую почему-то
не затронул процесс.

- Так ведь и за его пределами мы живем и движемся.

- Выходя, мы как бы выносим с собой наше собственное временное и
пространственное поле, я бы назвал его темпоральным, - словом, частицу
нашего пространства - времени, живущую по своим законам. Определить его
экстремум не берусь: вероятно, он характеризуется нашими параметрами -
рост, объем грудной клетки, мышечное напряжение, вес, сухость или
влажность кожи.

- Но как же мы дышим в безвоздушной среде?

- Почему безвоздушной? Мы проходим сквозь нее в период наименьшей
скорости движения ее разряженных частиц. Мы, говоря упрощенно, просто
раздвигаем ее, а гигантская разница скоростей соприкасающихся при этом
частиц воздуха не может не обновлять массу покоя. Кислородный обмен
ничтожен, но все же позволяет дышать.

- Силы у нас дай бог, а с водой не справились.

- Так ведь сила не зависит от времени. За две-три минуты ты выжмешь
штангу, а растяни жим на час, что получится? Мы подходили к застывшей
струе о меркой нашего времени, а его надо было ускорить в триллионы раз.
Только тогда бы мы смогли преодолеть сцепление ее частиц.

Малыш с трудом понимал Алика. Ему, грамотному
инженеру-эксплуатационнику, не легко было постичь всю сложность к тому же
еще так причудливо смещенных взаимоотношений пространства и времени.

- Что-то вроде пересекающегося времени? - спросил он.

- В какой-то степени да. Но в пределах петли.

- А кругом в городе?

- Тоже самое. Город - ничтожная часть мирового пространства, а квант
времени - это вся Вселенная в наикратчайший миг. Чудо Иисуса Навина.

Алик шутил с посеревшим, будто запыленным лицом. Малыш даже пожалел
его, спросив с непривычной теплотой в голосе:

- И долго так протянем, старик?

- А что у нас - пиво да бутерброды? Вот и считай.

- Неужто в городе ничего не найдем?

Малыш произнес это машинально, не подумав. Алик его так и понял. Только
переспросил задумчиво:

- В городе? А как выйдем? Разве только если где-нибудь окно открыто.

- А в душевой? Забыл?

Из открытого окна душевой они пробрались на асфальтовую дорожку,
ведущую к воротам на улицу. К счастью, ворота тоже были открыты, и большой
автофургон железным мамонтом замер на въезде. Малыш постучал в стекло
водителю, тот даже не шелохнулся.

- Брось, - сказал ему в ухо Алик. - Он тебя не видит.

Значит, никто их не видел, а они видели воскресное утро города. Оно
было похоже на моментальную фотографию, запечатлевшую одно мгновение
жизни. Протянулись с балкона руки девушки, встряхнувшие простыню. Она
вспучилась белым парусом и окостенела вместе с девушкой. Горел красный
огонь светофора перед колонной автомашин на воздушной подушке. Когда же он
станет зеленым? Прохожих не было, только мальчишка лет десяти прыгнул с
обочины тротуара на мостовую, пытаясь схватить упущенную из рук и уже
уплывавшую вверх ниточку воздушного шарика. То было второе увиденное ими
чудо после стекловидной воды. Мальчишка с подогнутыми коленями и
протянутой вверх рукой висел в воздухе, не падая и не подымаясь. Голубые
глаза его, живые, даже не сонные, запечатлели только одно - страстный миг
желания поймать ускользающий кончик ниточки. Но и она оставалась
неподвижной - лишь сантиметр, не больше, отделял ее от протянутых пальцев.
А еще выше висел фиолетовый шар, как бутон фантастически большого
тюльпана, так и не распустившегося в эту безветренную немую тишь.