его окрик. Карсидар вновь разобрал слово "урус", но, как вскоре выяснилось,
речь шла не о нём. Пока же к ним подскочил "начальник" (теперь-то было ясно,
что по сравнению с менке он всё равно что блоха против медведя), плюхнулся на
колени и, прижимаясь носом к земле, быстро-быстро "замяукал". И он, и менке
несколько раз повторяли слово "минкерфан"; Карсидар выделил его из общего
потока абракадабры, поскольку оно было немного похоже на титул толстяка. Когда
говорившие умолкли, он попробовал было вставить запомнившуюся фразу на анхито:
зовут?", который он подзабыл. Впрочем, как и следовало ожидать, успехом его
старания не увенчались; "мучитель" просто ещё раз огрел его кнутом, вот и весь
результат.
приближающиеся шаги. Вот некто приблизился к толстяку, опустился на колени и
почтительно заговорил. Карсидар хотел незаметно скосить глаза, чтобы посмотреть
на нового участника допроса, когда "мучитель" схватил его за волосы, рванул
голову вверх, и он увидел поднимающегося с колен рослого светлобородого
мужчину. Тот был выше всех ростом, даже выше менке, и отличался от окружающих
как внешностью, так и одеждой.
перехваченные узенькой лентой волнистые волосы вновь прибывшего (это напомнило
ему товарищей по ремеслу "вольного человека"). Не дожидаясь приглашения он
повторил:
по-прежнему непонятном, чуждом ему языке.
опустился на колени, коснулся правой рукой земли и обратился к менке с
прочувствованной речью. Тот недовольно поджал жирные, слегка вывернутые наружу
губы и насмешливо возразил гиганту, а после щёлкнул пальцами, указал на
пленника и бросил несколько хлёстких отрывистых фраз.
"мучитель" держал его за волосы. Секунды ползли, ничего не менялось.
узкоглазых дикарей.
подбородок обдало нестерпимым жаром, в челюсть словно вколотили толстенный
гвоздь... Запахло палёным. Карсидар дико вскрикнул и завопил:
меня не поймёшь, и твой лизоблюд тоже!
груди, принялся что-то доказывать менке. Тот некоторое время слушал, но затем
небрежно махнул говорившему рукой, будто отгоняя надоедливую муху. Гигант
немедля умолк и, пятясь, отступил к шатрам.
пленника и долго молчал. Наконец его пухлые губы искривила противная ухмылка.
(обожжённая щека ужасно болела). - Валяй, убей меня, коли я такой дурак, что
попал в руки к твоим молодцам.
принялся рассматривать шарик серьги.
мгновенно понявший, что собирается делать толстяк.
малейших попытках снять серьгу и даже при мысли о том, чтобы сделать это,
казалась страшнее любой, пусть даже самой мучительной смерти.
мир, не слышал смеха воинов и ржания верного коня, не видел трясущихся толстых
губ менке. Он превратился в сплошной оголённый комок нервов, на который
действовали разом лёд и пламень, все яды всех колдунов и колдуний, вместе
взятых; его кололи острия всех копий, пик и мечей на свете, рубили топоры,
кромсали ножи.
ловко выхватывает из висящих на узорчатом поясе ножен, щедро усыпанных
драгоценными камнями, кривой тонкий меч, медленно замахивается и, оттянув его
ухо, опускает вниз клинок, снежной изморозью сверкнувший в сиянии зеленоватых
звёзд...
Карсидару совершенно неожиданно удался прорыв в мысли менке. Да не просто в его
мысли - в умы сразу всех этих воинов в длинных кафтанах и кожаных доспехах!
Карсидар осознал их единый порыв - двигаться на запад, всё дальше и дальше.
Каждый из них мечтал иметь побольше лошадей, овец и прочего скота, и каждый
втайне надеялся, что когда его товарищи погибнут (а они погибнут непременно!),
весь этот скот достанется ему. Да ещё они завладеют стадами коренных жителей
покорённых территорий. Все воины жаждали богатства и почёта, все бешено мечтали
возвыситься, затаптывая других.
его умерщвления. Сам Менке (Карсидар внезапно понял, что это не титул, а имя
толстяка) мысленно видел его насаженным на деревянный кол, извивающимся от
боли. И тут же представлял, как с живого пленника сдирают кожу. Выдёргивают из
рук и ног жилы и кости, соскребая с них тёплое трепещущее мясо. Окунают в котёл
с крутым кипятком сначала по щиколотку, потом по колено, по пояс - с каждым
разом всё глубже и глубже; затем вытаскивают, дают передышку - и вновь пытка! В
то же время Менке вспоминал каких-то знатных людей, положенных под деревянный
настил, и видел себя сидящим на его досках в обществе себе подобных; а потом по
настилу ехали странного вида повозки. Кровь, стон... Весело! Менке прикидывал,
как бы объединить все эти виды смерти в одну бесконечно долгую пытку, или ещё
лучше - выдумать что-нибудь более изщрённое, захватывающее...
Карсидар лишь смутно почувствовал, кровь застыла в его жилах. А вслед за тем он
возненавидел всех этих узкоглазых плосколицых людей самой лютой ненавистью и
поклялся страшной клятвой, что уничтожит их до единого!
Карсидар почувствовал, что откуда-то с севера сюда направляются точно такие же
воины. И если здесь их было достаточно много, довольно крупный отряд, то с
северных земель к югу движется просто гигантская армия. Однако больше всего
плосколицых было на востоке! Там же оставались их матери, сёстры, жёны,
многочисленные детишки, все стада, весь скарб. И эта масса народа, словно
армада саранчи, ждала лишь удобного случая, чтобы накинуться на здешние земли и
поглотить их подобно уродливой опухоли, пожирающей здоровую плоть.
много-много дней пути вокруг. Город притаился, выжидал. Опасались беспощадных
воинов в кожаных доспехах и "народа-саранчи". А далеко, на самом краю света,
лежал родной город Карсидара, много лет тому назад переживший нападение
"могучих рыцарей", рослых, с головы до ног закованных в железо, похожих на
ожившие бездушные статуи. Вот они, ужасные "хайаль-абиры" с кровавыми крестами
на когда-то белых, а теперь грязно-серых, как их души, плащах, осадили родной
город Карсидара. Почему все так жаждут крови?! На севере и на юге, на западе и
на востоке, по ту сторону гор и по эту - крови, крови, крови!..
Лёгкая траурно-чёрная накидка на волосах, как и полагается вдове. Она смотрит в
окно, за которым простираются кварталы белокаменных домов. На окраине уже
начались пожары. "Беги, сынок. Пока можно, ты проскочишь. Должен успеть..."
Белая рука нервно сжимает платок и едва заметно дрожит.
серьги, к которому детское ушко ещё не привыкло. "Так-то лучше, сынок. И тебе,
и другим. А когда вырастешь, мой принц..." Ого, шели насих воспринимается, как
привычное, а не чуждое понятие! И руки, кстати, грубые мужские, а не женские.
Это же!..
северо-западу отсюда, кричал и бесновался от боли ещё кто-то...
Менке стоит прямо перед ним и с самым невозмутимым видом рассматривает камень
серьги в отрезанной половине уха. Это всё самообман, никакого обморока не было,
ничто не мерещилось. Зато есть ненавистный узкоглазый толстяк. Гнусный,
противный Менке...
сюда. Слышишь?! Не то я тебя...
подкрепить свою угрозу. Чувствовал лишь, что теперь может! Ещё как может...
отводя от него взгляда. Губы Менке постепенно стягивались, складывались
трубочкой, смуглая кожа лица приобретала безжизненный землисто-серый оттенок.
Наконец он что-то невнятно пробормотал... Да! Как ни странно, Карсидар отлично
понял смысл сказанного: "Красные глаза! Чёрт, чёрт, чёрт..."
на глазёнки этого старого хрыча, если бы удалось освободить руки. Чтобы пальцы
углубились в ненавистные щёлочки-глазницы, чтобы брызнула во все стороны
противная мокрота. Тогда бы он пошире раскрыл веки и увидел наконец...
Самойлова Елена
Ильин Андрей
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Березин Федор