сочли возможным закрыть глаза на поведение представителя Сиббюро,
вызванное молодостью, отсутствием опыта и политической наивностью. От
Степы отныне требовалось молчание - и выполнение дальнейших приказов
партии...
страшный заговор, а выяснилось, что все прекрасно известно и без него. Он
наделал ошибок, и его простили, как нашкодившего щенка...
встретиться. Косухин насторожился, но голос командира 305-го был самым
обычным и ничего не выражал, кроме уверенности, что двум красным
командирам неизбежно выйдет встреча где-нибудь на одном из фронтов...
выслушал поздравления, получил обратно свой партийный билет и орден и тут
же был направлен на Южный фронт. Стойкому большевику товарищу Косухину,
геройски проявившему себя при освобождении Сибири от белых гадов,
поручалось командование только что сформированным 256-м полком.
Кольке Лунину повезло меньше. Не успел он со своей Стальной имени
Баварского пролетариата дивизии прибыть с Польского фронта, как его скосил
тиф, и молодого комиссара отправили в Столицу - лечиться. Степа увидел
Лунина только в декабре, когда он прибыл по вызову ЦК на расширенный
пленум по военным вопросам.
новом походе в Европу, раз уж товарищу Тухачевскому не повезло под
Варшавой. Среди молодых командиров ходили слухи о мартовском наступлении,
которое должно окончиться то ли в Берлине, то ли в Париже. Но у Красной
армии хватало дел дома. Хотя от тайги до Британских морей она разбила
лютую гидру контрреволюции, враги упорно не сдавались, словно ослепли и
лишились разума.
были какие-то не те. Он и раньше не встречал среди белой сволочи
толстопузых капиталистов и помещиков-крепостников. Попадались в основном
мобилизованные и, естественно, дураки-интеллигенты, вроде начитавшегося
книжек Славки Арцеулова. Таких становилось даже жалко, особенно после
Перекопа и того, что устроил Юра Пятаков со сдавшимися офицерами. Но на
совещании речь шла о другом. Несознательное крестьянство собиралось в
банды, тревожные вести шли из Таврии, где Махно объявил мобилизацию, из
Западной Сибири, недавно освобожденной и снова отпавшей, и даже из
Тамбова, откуда рукой подать до Красной Столицы. Но страшнее всего, что
забузили рабочие. Этого Косухин никак не ожидал. Как мог пролетариат,
который и начал революцию, проявлять такую крайнюю несознательность,
бастовать и даже требовать многопартийных советов? Это казалось Степе
самым страшным, но в марте он понял, что возможны вещи пострашнее: восстал
Балтийский флот.
предателей-спецов, которые, якобы, заварили кашу в Кронштадте. Дело было
проще: братва-клешники не могли дождаться демобилизации и начали шуметь.
Но почему они требовали не отпустить их по домам, а отменить
продразверстку и разогнать оплот революции - ВЧК? Куда занесло тех, кто
брал Зимний и атаковал "кадетов" в полный рост?
страшнее Деникина, и Степа без колебаний ступил на мартовский лед. Но на
душе было холодно: революционный праздник окончился. Начиналось что-то
новое, непонятное - и страшное...
жидок, но пролетариат революционного Петрограда не поскупился для раненых
командиров. Степа не только наелся селедки, но и попробовал совершенно
буржуйского вида плоды под названием "апельсины". Рана быстро заживала, и
уже на третий день ему стало скучно. Несмотря на протесты врачей, Косухин
стал вставать с койки и бродить по госпиталю, беседуя с братвой и
перечитывая газеты. "Правда" сообщала об отмене продразверстки, а
"Известия" - о мире с поляками. И то и другое подтверждало: маховик
мировой революции отчего-то стал работать с перебоями, и ожидались большие
перемены...
сбежать, в госпитале внезапно настала суета. Отовсюду набежал перепуганный
персонал, вдоль дверей выстроились крепкие ребята в кожаных куртках,
откуда-то появились вазы с цветами и даже чудом уцелевший ковер. Степа не
успел даже удивиться - двери палаты растворились, охранники в куртках
застыли, словно каменные, и появился Лев Революции, товарищ Троцкий. На
нем была такая же кожаная куртка, короткая бородка вызывающе торчала
вперед, а на носу сверкали известные всей стране очки в простой железной
оправе.
товарищи командиры!" - и начал быстро обходить палату. С тем же
невозмутимым, надчеловеческим спокойствием он здоровался с ранеными,
осведомлялся о здоровье и поздравлял с победой.
блеснули. Лев Революции улыбнулся, пожал Степе руку и кивнул адъютанту.
Секунда - и на ладони Косухина оказалась небольшая бордовая коробочка.
Очки вновь блеснули, железный голос отчеканил:
на нормальную, человеческую:
соседом. Косухин раскрыл коробочку: на белом шелке тускло блеснул металл.
Орден Боевого Красного Знамени РСФСР - уже второй...
речи быть не могло. Лев Революции спешил, как всегда загруженный
невероятной массой забот. В последний раз они встречались в перерыве
съезда, когда Косухин был среди тех, кто яростно защищал Троцкого от
нападок всякой штатской мелочи - Сокольникова, Коллонтай и прочих, пороха
не нюхавших. Тогда Троцкий не казался каменной статуей - он весело шутил,
вспоминал 19-й год и даже припомнил, как вручал Степе орден за бои против
Каппеля. В тот день Косухина то и дело тянуло спросить Льва Революции о
Шекар-Гомпе: знал ли он, какую бумагу подписывает. Но железная партийная
дисциплина сдерживала. Степан обещал молчать - и он не скажет ни слова,
даже если того потребует нечто более важное, чем устав РКП(б)...
героям Кронштадта. Странно, но орден оставил Косухина равнодушным. Он не
заслужил. И не только потому, что ткнулся носом в холодный лед даже не
увидев ни одного мятежника. За такое не полагались ордена: кронштадтцев
нужно было уничтожить, и славы в этом не было никакой. Красные шли против
красных - это не подвиг. Боевое Красное Знамя тут явно лишнее...
испарились ковер, вазы с цветами и "кожаная" охрана. Оцепенение прошло,
молодые командиры зашумели, откуда-то вынырнула бутылка спирта, и от
орденоносцев стали требовать немедленного обмытия наград - дабы блистали и
лучше носились...
"черной" лестнице, подальше от гудящих возбуждением палат. Не то, чтобы
очень хотелось курить, но здесь можно не тратить силы на ненужные улыбки и
разговоры. Косухин аккуратно свернул "козью ногу" и стал бездумно глядеть
в темный колодец двора за окном...
чуть не подавился дымом. - Товарищ комполка, к вам гости!
сообразил, что тот еще не встал после тифа. А больше ждать было некого.
почтение. - Из штаба, наверно...
Ну, держись Степка Косухин, дважды орденоносец!
собираясь с силами, бросил окурок и резко обернулся, готовый ко всему.
чтобы не зайтись в кашле, и, наконец, окаменел. Проклятый беляк улыбался,
похоже, любуясь зрелищем израненного большевика. Выглядел Ростислав
превосходно. В добротной шинели, новеньких яловых сапогах и краснозвездной
фуражке он действительно походил на военспеца из крупного штаба.
большевика по плечу:
Он схватил проклятого беляка за плечи, но сдержался, выпрямился и
расправил больничный халат: