уступы загромоздило серыми глыбами льда, на трапах повисли вяло шевелящиеся
лохматые водоросли, возле шпигатов билась страховидная рыбина. Потоки воды -
нет, уже только струи - еще продолжали скатываться по палубам, скакали с уступа
на уступ, разбиваясь веерами ледяных брызг. Не промочить бы ног...
"Скверный юмор, - подумал он с неудовольствием. - Поистине человеческий. После
всех дел... Впрочем, кто поумней, те целы, а дураков не жаль..."
Мазнув взглядом скользкую громаду Поплавка, уже утонувшую вершиной в облачной
мешанине, он остался доволен. Боевые платформы ПВО, отбившие отчаянную атаку
северян, вероятно, болтались где-то за облаками. Тем лучше. Нет никакой
необходимости ввязываться в воздушный бой в первом самостоятельном полете. Очень
вероятно, что платформы полностью израсходовали боезапас, а кроме того, Хиппелю,
прежде чем отдать команду на перехват и уничтожение, надо еще понять, куда он
делся, этот Шелленграм.
Рев взлетающего на ускорителях одинокого флайдарта долетел откуда-то издалека,
палубный настил отозвался слабой вибрацией. Еле слышно заныл сигнал тревоги,
кажется, по сектору Дзета. Молодец Искандер. Провозился дольше, чем можно было
ожидать, но все же справился. Теперь с чистой душой можно побеспокоиться и о
себе, о своей почти не попорченной шкуре... Э, что такое? Он решил облететь
Поплавок по кругу? Так и есть, беспокоится за наставника! Трогательно
неисправимый дурачок...
Возня с хитрыми замками фонаря заняла вдвое больше времени, чем следовало -
секунды три. Еще столько же Менигон ввинчивался в тесное нутро кабины,
сквернословя по людской привычке и заполняя собой пустоты, как расширяющийся
газ. Поерзав в анатомическом лежбище, явно рассчитанном на недомерка, - сойдет,
потерпим! - Менигон углядел в специальной нише цереброшлем, выдернул, надел.
Пристукнул ладонью по заметной пластине.
В первый момент как будто ничего не изменилось. А потом он понял, что дело идет
на лад. Тридцать секунд предстартовой подготовки начали таять.
Перестал болеть бок. Руки и ноги больше не чувствовались, и не ощущалась
небольшая тяжесть на голове. Пропал пропитавший подкладку шлема запах чужого
пота. Тело исчезало - прежнее тело, и появлялось новое. Ребра раздвинулись,
превращаясь в центроплан с острыми режущими кромками. Кожа твердела. Позади
выросли два низких киля. Обзор был отменный - во все стороны, на тридцать два
румба, на двенадцать с довеском стерадиан, и не было нужды вертеть головой.
Теперь Менигон видел платформы ПВО над облаками и мог сосчитать неистраченные
ракеты, оставшиеся на подвесках. Новое тело пока было в параличе, но
стремительно и неудержимо наливалось силой, пробуждаясь к жизни. Он почувствовал
топливо в своих баках. Действительно баки, а не мочевой пузырь - нет желания
опорожнить их как можно скорее...
Рифленая плита соседнего лифта начала беззвучно опускаться. Вероятно, тревога
уже объявлена и по сектору Гамма. Ерунда, им не успеть, опоздали... Справа
разверзся зев шлюза, посыпавшиеся оттуда странные двуногие создания, хрупкие с
виду и удивительно уродливые, неслышно кричали, стреляя на бегу. Пули не могли
причинить вреда, но было немного больно ощущать их удары по твердой коже.
Ничего, боль не щекотка, можно и потерпеть... На этих смешных двуногих нельзя
сердиться. А вот как им понравится старт на ускорителях? Кто не спрятался, я не
виноват...
Он почувствовал, что в силах взлететь, и не стал медлить. При старте чуть-чуть
потемнело в глазах. Ощущение полета вызвало истинно детский восторг, и не было
желания иронизировать над собой. Странно: резкое снижение... Что-то не так?
Конечно, забыл об ускорителях! Что, интересно, надо сделать, чтобы их
задействовать - попросту захотеть этого?
Так и есть.
Он выровнялся над самой водой, над битым льдом, колыхаемым океаном. Когда
ускорители отгорели, он их отбросил - это оказалось вовсе не трудно. Маршевые
двигатели наконец-то вышли на режим полной тяги, и тогда тело налилось настоящей
силой. Силы оказалось даже слишком много: хоть сейчас взмывай свечкой в
субкосмос.
Нельзя, сожгут... Менигон попытался вспомнить, каково штатное время приведения в
готовность бортовых средств ПВО Поплавка - и не вспомнил. Не то восемь минут, не
то десять. В сущности, это неважно; ясно одно: чем дальше уйдешь от Поплавка,
пока он еще сравнительно бессилен после погружения, тем выше шанс. Это первое.
Сначала уйти. А вот вырваться в космос хотя бы на низкую орбиту - это уже
второе.
Туннельная бомба северян - третье, подумал он. Уничтожена ли она, нет ли - лучше
не гадать, а уносить ноги, пока еще это возможно.
Флайдарт Искандера был виден впереди малой точкой - шел низко над океаном,
торопясь скрыться за выпуклостью Капли. Молодец, сообразил... Даже странно, как
это он решился не ждать - либо увидел на уступе сектора Гамма благополучную
картину, либо уверовал в неуязвимость мусорщика. Но в любом случае сделал то,
что нужно.
Нет смысла идти с ним одним курсом, упрощая задачу пэвэошникам, надо взять чуть
в сторону... Например, влево. Как это делается? Прибавить тягу правого крайнего
двигателя? Шевельнуть элероном?
Океан рывком кинулся куда-то вниз, и Менигон обругал себя. Младенец учится
ходить... Очень сильный младенец - не по навыкам. Хорошо еще, что метнуло вверх,
могло бы и наоборот...
- Сволочь какая... - сказал он вслух.
Не думать ни о чем, кроме полета. Даже о полете не думать, как не думает
человек, какие мышцы ему напрягать при ходьбе. Ощущать полет как целое, забыть
обо всем, кроме полета, а остальное сделают наработанные рефлексы... жаль, что
их пока нет. Чтобы летать, нужен не головной мозг, а спинной. Понятно, отчего
Искандера выгнали в отставку, а естественное неумение не думать обозвали
каким-то синдромом... Менигон выровнялся, осторожно спустился к океану и перевел
себя в горизонтальный полет. Мелькнула мысль о том, что при всем желании он вряд
ли справился бы с цереброуправлением старого типа, но она не отразилась на
полете. Спасибо тем, кто догадался напихать в цереброшлем компенсаторных
цепей...
"Наслаждаться полетом, скоростью, криком разрываемого на куски воздуха - и ни о
чем не думать. О белой обезьяне в особенности. Может быть, у меня тоже
врожденный синдром Клоцци?
Наверняка.
Но ведь получается же, - подумал он с веселым удовлетворением. - Искандер
ошибся. Получается!"
Белым пятном мелькнула и исчезла позади одинокая льдина, отколовшаяся от
ледяного поля. Поплавок в хвостовой полусфере уменьшался, мутнел и, прячась за
горизонт, словно бы опять уходил под воду. Вероятно, Искандер уже успел
выскользнуть из поля зрения его радаров. Жаль, нельзя "ослепить" эту плавучую
крепость: одинокий флайдарт против нее - ничтожная величина, злобная мошка, в
лучшем случае способная больно укусить, прежде чем ее прихлопнут.
Мала скорость, и флайдарт отчего-то рыскает на курсе. Должно быть, не каждому
дано лететь так низко над морем, тут требуются особые рефлексы... Хорошо еще,
что море почти гладкое, не пугает волнами высотой с рубку ударного крейсера, и
даже зыбь не рябит в глазах, а сливается в серый фон. Еще минут десять такого
полета - и, если за это время не собьют, можно будет набрать безопасную высоту и
предельную скорость, прежде чем на форсаже рвануть вверх. Вслед за Искандером.
Куратор равнодушно поздравит с успехом эвакуации...
"И ни о чем не думать", - успел он напомнить себе, прежде чем его накрыло.
Удар башенного энергоизлучателя боевой платформы пришелся в хвост, короткий
импульс погас в разрушаемых двигателях, и только потому Менигон остался жив.
Катапультирование было мучительным - будто с хрустом рвали зуб, и этим зубом был
он сам.
Удар. Сразу померк свет. Еще один нокдаун - снизу, вдогон. Когда раскололось
выстреленное вверх яйцо пилотской кабины, больно ударило воздухом, и Менигону
показалось, что он врезался в бетонную стену. Падение продолжалось недолго - над
корытом анатомического лежбища раскрылось мягкое крыло. Парящий полет, медленный
спуск к жидкой могиле вблизи точки замерзания.
Не отпустила Капля...
Обломков флайдарта не было видно, лишь в стороне быстро взмывала к облакам
крутящаяся тучка горячего дыма да плескались внизу бестолковые волны, лезли друг
на друга разбегающиеся круги. Значит, второй удар был оттого, что флайдарт
взорвался, понял Менигон. Хотя, в сущности, какая разница?
Ни единой льдины до самого горизонта. Впрочем, стоит ли продлять агонию?
Лучше, чем кто-либо другой, он знал, как это бывает. Мусорщика со стажем более
десяти лет не удивить уже ничем, и каждый из них знает, чем кончит рано или
поздно. Иногда смерть видно издалека, она подходит мелкими шажками, так что
жертва успевает свыкнуться с мыслью о неизбежном; иногда она набрасывается
внезапно, из-за угла. Последнее обидно - но кому до этого есть дело?
Может быть, так даже лучше, чем добровольная эвтаназия после утери интереса к
жизни. Кажется, в Ореоле еще не было мусорщика со стажем более семидесяти лет...
Наполненное ветром крыло медленно парило, спускаясь к океану. Управление было
ручное, две гибкие тяги, - но какой в нем смысл? Здесь нет плотов и вряд ли
каким-то чудом всплывет случайная капсула, а вода в полярных водах одинакова
везде.
Менигон снял с головы ненужный цереброшлем, швырнул вниз, подождал всплеска. Ста
метров высоты хватит, пожалуй, на минуту парения. Жаль, брошен разряженный до
железки пистолет и в рукопашной свалке не добыт другой. Надо было озаботиться,
дабы не продлевать конвульсий. Впрочем, смерть от переохлаждения сравнительно
легка - не хуже многих других.
А все-таки хорошо, что Искандеру удалось уйти...
До воды оставались считанные метры, когда он услышал свист воздуха. Пробив
облака, замедляя скорость свободного падения, к поверхности океана торопливо
опускалась боевая платформа - темный прямоугольник со скошенными углами.
Зависнув на секунду, развернулась, хищно скользнула наперерез.
"Ну и глупо, - почти безразлично подумал Менигон. - Оболванцы стараются, кажут
истовость добросовестных служак... Вряд ли у них есть приказ взять беглеца
живым, а чтобы удостовериться в его смерти, незачем так спешить..."
Удар о воду показался совсем не сильным, а объятия воды не столь леденящими, как
он ожидал. Обожгло холодом, не более. Булькнув, утонуло "корыто" и, натянув
стропы, долго утягивало за собой в глубину намокшие складки крыла. Утянуло - и
Шилова Юлия
Жюль Верн
Флинт Эрик
Корнев Павел
Прозоров Александр
Афанасьев Роман