глазом на чужака, Другим - на цифры на локаторе.
Строка с надписью "Тимофей Гаев" тает на чужих экранах.
себя... ты понимаешь?
Никакой разницы. По-прежнему неподатлив лиловый клейстер, по-прежнему нога
находит опору там, куда она поставлена. Разница лишь в страхе... Когда я
телепортировал в коллектор ливневой канализации, спасаясь от оперативниц
Евгении Фаустовой, мне пришлось пройти в Вязком мире метров двести, больше, чем
нужно сейчас, - но разве ТОТ страх промахнуться можно сравнить с ЭТИМ?
обратно в поселок Сугроб. Она будет знать, что я умер, она догадается, даже
если ей ничего не скажут. И станет считать дни... Их осталось не так уж много.
мире. Тут надо быть собранным и деловитым. Можно считать шаги и, умножив их на
свой личный коэффициент, получить пройденный метраж. Можно положиться на
внутреннее чувство времени и расстояния. Промах по дальности обычно невелик,
это не промах по направлению, который растет с каждым шагом. Я знаю, что уже
сбился с верного направления в этой липкой лиловой тьме, не сбиться тут вообще
невозможно, остается лишь надеяться, что мой сбои не слишком велик. И просто
верить в удачу.
думать. В крайнем случае - помнить, что смерть будет безболезненной. Раз - и
все.
Вязкого мира, я падаю на что-то мягкое, теплое, живое. И все равно очень
больно: сила тяжести в чужом корабле по меньшей мере втрое превосходит земную.
Пытаясь подняться, я напрягаю все мышцы.
единственном - но каком! - маневре их корабля в этом бою. Кстати, если корабль
сейчас повторит маневр...
еще подпрыгнуть на месте от неожиданности, но мне это удается.
ощупь стены остаются темными, светится как будто сам воздух. И - никого. Где
экипаж, для кого я пронес сквозь Вязкий мир смертоносные гостинцы? Я пришел
убивать, слышите вы!
тебе предоставлена.
голосом и понимает интерлинг! Хотя чему я удивляюсь? Из года в год засорять
эфир телепередачами - и воображать, что им о нас ничего не известно?
большими неприятностями.
дышать! Или... он понял, что мне нужно, а значит, действительно управляется
мною?!
интонацию. Скорее, так оно и есть:
управляюсь ни тобой, ни кем-либо другим. Я управляю.
втягивает плоть корабля в широченную трубу. Это уже не ниша - воронка. Спустя
мгновение она превращается в сквозную дыру, ее края стремительно расходятся
вширь, и вот уже два помещения, две внутренние полости корабля слились в одно.
Низкое темное тело тяжело рысит на меня, я успеваю разглядеть шевелящиеся
хелицеры на полушарии головы, сегменты толстого приплюснутого туловища и
семенящие под ним короткие лапы. Помесь личинки гигантского жука с небывало
проворной черепахой.
лапа сбивает меня с ног, я впечатываюсь в стену. При трех "же" тварь проворнее
меня. Я не успею ни вскочить, ни отползти - и мне конец. Оружие твари не
потребуется - жвалы что кусачки.
гранату, и выдернутую чеку. Кто сказал, что в этом лиловом желе трудно
передвигаться? Кому-то, может быть, и трудно, а мне после тройной тяжести - в
самый раз...
отсчитывая в уме мгновения. Чужая тварь топчется на месте в большом недоумении,
затем начинает интересоваться металлическим яйцом, источающим тонкую струйку
дыма. Одна, две секунды... Не замечай меня! Я почти молю отвратительное чужое
существо. Не замечай меня подольше, ну пожалуйста...
сделать переднее сальто.
пробивает ткань и кусает в руку, как пчела. Трясу головой, прогоняя из глаз
красную муть, а из ушей белый шум, медленно поднимаюсь на ноги. Знакомый свист,
гвалт и вой обрушивается на меня со всех сторон. Бушует амфитеатр, переживая
кульминацию боя, мелькают в проходах напряженные лица охранниц. Я стою на ринге
в шоу Мамы Клавы, только одет почему-то не в трико, а в летный комбинезон, и
кожаная сбруя, оттянутая сумкой с тремя оставшимися гранатами, больно врезалась
мне в кожу. А передо мной в углу ринга лежит на спине и подрагивает вздетыми
кверху короткими лапками поверженный противник - полуличинка-получерепаха.
Зрители свистят.
добить ее. Можно, например, вскрыть чужака ножом-пилой, между сегментами тела
должна быть слабина... Чужак дышит тем же воздухом, а значит, можно попытаться
отравить его химической гранатой, самому пользуясь дыхательным аппаратом до тех
пор, пока газ не самонейтрализуется. Можно, наверное, придумать и иные способы
умерщвления...
отчасти похожая на ископаемого трилобита, - член экипажа? Это примитивное
существо, набросившееся на меня подобно животному, - пилот корабля? Не смешите
меня, мне и так смешно. А я? А Иоланта, Присцилла и другие? На что мы
надеялись, заключая договор, - на то, что я, аки Молния, ворвусь сюда,
перестреляю экипаж, возьму управление кораблем в свои руки и приведу его на
Землю? Ох, как это наивно и глупо, глупо и наивно...
запустить в меня банкой из-под лимонада. Иллюзия, фокус. Этот амфитеатр и ринг
- не настоящие.
разделить их. Могу практически мгновенно нарастить внешнюю броню в том месте,
где ожидаю удара. Это удобно. Неразумно быть защищенным там, где тебе ничего не
угрожает.
втягиваются в пол камеры. Последним, как кусок воска на сковородке, истаивает
табурет с ведром воды, припасенным заботливым секундантом.
причем в точно такой же беспомощной позе. Разница лишь в том, что копия
полупрозрачна. Сквозь бронированные хитином - или чем? - сегменты (толщина -
ого!) просвечивают внутренние органы. Все чужое, незнакомое, но вот эти трубки,
наверное, часть пищеварительной системы, а этот пульсирующий комок - сердце...
А это что - внутренний скелет? Точно, он. Выходит, у моего противника два
скелета: один - внешний хитиновый панцирь, другой - внутренний костяк.
Двускелетная тварь...
наверняка достанет до сердца. А можно положить вторую гранату прямо под тварь -
неужели не проломит панцирь? Быть этого не может.