сосредоточенными, хмурыми, почти грозными лицами, удивительно подобранные
по росту и цвету волос. Они выстроились по правую и левую стороны статуи
Кибелы-Реи, и Таис смогла их рассмотреть вблизи. Те, что стояли направо,
все имели темно-рыжие "финикийские" волосы и вместо одежды были обтянуты
от шеи до колен сеткой, вроде рыболовной, из толстых нитей красного цвета,
сплетенной точно по фигуре. Черная цепь с квадратными звеньями-пряжками
стягивала вместо пояса этот необыкновенный наряд. У основания шеи сетка
прикреплялась к черному же широкому ремню с металлическим набором. Черные
браслеты закрепляли сеть выше колеи и на запястьях. Волосы, подрезанные
как у рабынь, отброшенные назад и скрученные тугим узлом, обрамляли низкие
широкие лбы, подчеркивая недоброе пламя темных глаз.
не только цветом волос, но и строгой правильностью лиц, совершенством
сильных тел, одинаковым ростом не выше средней эллинки...
более толстых сетках, с поясами, браслетами и шейными перевязями из
красной бронзы. Диким пламенем горели их блестящие упорные глаза. В
тяжелых узлах их длинных волос торчали золотые рукоятки кинжалов. Жрицы с
любопытством разглядывали меднотелую знаменитую гетеру. Таис было
улыбнулась им, но даже тени ответной усмешки не промелькнуло в сумрачных
взорах служительниц Астарты-Реи-Кибелы.
направленными вперед. Черные - уперев прижатые к телу руки ладонями в
крутые бедра и отставив в стороны пальцы.
золотой сосуд. Та обмакнула в него мизинец и помазала Таис над бровями
красным маслом с запахом жгучим и свежим. Голова афинянки слегка
закружилась. Она смутно припомнила где-то слышанный рассказ о красном
масле Ашторет, одна драхма которого стоила баснословных денег.
заметила, что у всех, черных и красных, ногти были покрыты заостренными
пластинками электрона, сверкавшими маленькими зеркальцами. Верховная жрица
вынула из чашки немного темной мази, крестообразно прочертила ею Таис
между грудей, под ними и обвела соски. На коже выступила синеватая
окраска. Таис встревожилась, не останутся ли пятна.
рассмотрела их и впервые улыбнулась. Она сняла с себя необычайной красоты
ожерелье из ярко-голубых, как небо, бериллов, заделанных в светлое золото.
Таис сделала протестующий жест, жрица не обратила на него внимания,
обвивая шею афинянки бериллами. Она обхватила руками тонкий стан гетеры,
еще раз улыбнулась и застегнула звездное ожерелье на ее талии. Еще один
взмах тонких пальцев, и синяя стрела обозначилась вдоль живота Таис. Жрица
отступила, хлопнула в ладоши. Тотчас ей поднесли кратер с каким-то
напитком. Она пригубила, велела отпить Таис, и чаша обошла всех красных и
черных жриц, которых Таис насчитала восемнадцать, по девять с каждой
стороны. Таис стало не по себе от пристальных глаз, со всех сторон
устремленных на нее, без осуждения или одобрения, симпатии или вражды.
жрица с четким эолийским произношением, - наша гостья носит древний знак
женской тайны и силы букву "мю", - она показала на звездное ожерелье,
перекочевавшее на талию гетеры. - Поэтому я посвящаю ее в высший разряд.
Отведите ее в жилье, приготовленное заранее, - с этими словами жрица
поцеловала Таис горячими и сухими, как в лихорадке, губами и повторила
сказанное на языке, афинянке неизвестном.
Таис, почтительно поклонясь, застегнули хитон и осторожно взяли ее под
руки. Рассмеявшись, Таис освободилась и пошла между двумя женщинами, не
забыв поклониться статуе Реи.
гетере египетские храмы. На миг тоска по минувшему, еще столь живому в
памяти, резанула ее по сердцу. В конце коридора масляный светильник тускло
озарял массивную медную решетку, перекрывавшую проход. Черная жрица издала
шипящий свист. Звякнула цепь, у решетки появилась женщина, очень похожая
на черную жрицу, но без сетки, пояса и браслетов, с растрепанными
волосами. Она распахнула решетку, прикрывая лицо, и отскочила к стене.
Таис увидела, что женщина прикована к стене легкой цепью.
не знать языка эллинов. - Она похожа на... - Таис показала на черную
жрицу.
трудом подбирая слова койне:
трижды постучала, и дверь открылась, ослепив дневным светом. Ее отворила
За-Ашт, обнаженная и с распущенными волосами.
нижний храм и сняли одежду...
прощупала ее плечи и руки. Таис негодующе оттолкнула бесцеремонную
женщину, красноречивым жестом приказывая убираться.
открытую террасу. Лестница спускалась к дороге под высокими соснами.
Отведенное Таис жилье находилось с внешней стороны храмовых стен, а проход
с решеткой, очевидно, пронизывал их толщу.
полыни воздух. Она чувствовала себя заболевшей - такого с ней еще не
бывало. Непрерывно кружилась голова, горели грудь и живот, намазанные
синим снадобьем. Во рту остался терпкий вкус храмового напитка. Озноб
пробегал по спине. Таис вернулась в комнаты. Смутно, будто в дремоте, она
заметила странный блеск глаз За-Ашт, хотела спросить, давали ли ей
что-нибудь в храме, но, об(r)ятая внезапной истомой, повалилась на ложе
среди подушек и покрывал с чужим запахом. Таис заснула мгновенно,
вскакивала в тревоге, падала, об(r)ятая снова дремой. Череда видений и
ощущений неиспытанной силы, более ярких, чем сама жизнь, была мучительна.
Колдовская мазь или напиток, или то и другое вместе вызвали в гетере
любовное стремление неодолимой мощи. Таис с испугом ощутила собственное
тело как нечто отдельное, наполненное дикими желаниями, сковавшими разум и
волю, сосредоточившими все силы и чувства тела в едином фокусе женской его
природы. Глубочайшая жаркая тьма, без проблеска света и прохлады, окутала
Таис. Она металась, стонала и вертелась в чудовищных сновидениях, каких
прежде не могла представить даже в самой горячей грезе. Ужас перед
раскрывшейся в ней самой бездной заставлял ее несколько раз просыпаться.
Таис не знала противоядия данной ей жрицей отравы. Дурман одолевал ее,
пламя бушевало в горящем от мази теле. Таис опускалась все ниже в своих
желаниях, воплощаясь в первобытных мифических героинь - Леду,
Филаррениппу, Пасифаю. Гетера изнемогала под бременем темных сил Антэроса.
Если бы не духовная закалка, приобретенная у орфиков, она бросилась бы в
храм Реи молить богиню об освобождении. В очередное пробуждение она,
шатаясь и дрожа, добралась до ларца с лекарственными снадобьями и кое-как
растолкла в вине кусочки сухого сока маковых головок. Осушив целую чашку,
Таис вскоре забылась в глухой пелене сна без памяти и видений...
ворвался в раскрытую дверь исконные проемы и заставил проснуться
окоченевшую афинянку. Таис едва сдержала стон, чувствуя боль во всех
мышцах будто после непрерывной скачки в двадцать парасангов. Искусанные
губы распухли, до грудей нельзя было дотронуться. Таис нашла За-Ашт в
соседней комнате на ковре из плетеного тростника, разметавшейся словно в
лихорадке. Разбуженная, она никак не могла прийти в себя, поглядывая на
госпожу не то с испугом, не то с яростью. Холодная злость нарастала и в
самой Таис, мысленно посылавшей к воронам столь интересовавшие ее прежде
храмовые обычаи и коварных жриц Астарты, нарочито давших ей сильного
зелья, чтобы поклонница Афродиты испытала силу Великой Матери.
За-Ашт, едва передвигаясь, достала теплой воды, выкупала и растерла Таис и
сама очнулась окончательно. Из храма принесли еду, по счастью очень
простую, - мед, молоко, лепешки, сухой виноград, куда нельзя было
подмешать еще какой-нибудь отравы.
поселенную вне пределов храма. Она ускоряла шаг, ощущая возрождение сил и,
наконец, радуясь всем телом, пустилась бежать. За поворотом дороги гетера
едва не попала под копыта лошадей. Пять всадников мчались навстречу, ведя
в поводу двух покрытых персидскими потниками лошадей. Одна из них взвилась
на дыбы с пронзительным ржанием. Таис узнала Салмаах лишь после того, как
кобыла позвала хозяйку, и удивилась своей рассеянности, приписав ее
действию отравы. Бежавший рядом с Салмаах Боанергос тихо заржал, как будто
стесняясь проявления чувств. Салмаах, заложив уши, попыталась его лягнуть,
мешая ему подбежать к хозяйке. Иноходец пропустил кобылу вперед и вдруг
укусил ее за круп. Салмаах рванулась вперед и проскочила мимо, а Боанергос
остановился прямо перед афинянкой. Без долгого раздумья Таис взвилась ему
на спину, выдернула повод у коновода. Боанергос тронулся с места с такой
быстротой, что сразу оставил позади всю компанию. Таис промчалась около
схена, углубившись в рощу, и остановила рыжего, крепко сжав его коленями,
оглаживая широкую шею. Начальник охраны - лохагос (сотник), догнав ее,
сурово заметил, что здесь, в неизвестной стране, нельзя ни ходить, ни
ездить одной. На веселую шутку гетеры македонский ветеран печально
ответил, что хвалит ее смелость. Однако ему придется вскоре расстаться с
жизнью, так и не оправившись как следует от ран и не побывав в новой
славной битве.
Посняков Андрей
Лондон Джек
Контровский Владимир
Лукьяненко Сергей
Контровский Владимир
Конан-Дойль Артур