сиротливо торчало копье. Было видно, что рисовавшему жалко этих людей, но
он считает, что ничего не может сделать. Зима. Из года в год. Unfathomable
sea, whose waves are years...
- Ну, - сказал государь Варназд, - какой вам больше всего по душе?
Бемиш показал на рисунок с садовниками вокруг костра.
- А еще?
Бемиш выбрал еще.
- У вас отменный вкус, - сказал государь. - Это лучшие.
- Вы давно их написали?
- Да, семь лет назад, я тогда был в плену у Хана-лая. Это мои
стражники. Видите - копье?
Бемиш побледнел. Да, ведь семь лет назад государь Варназд был в плену
у мятежников, и не просто в плену: Ханалай только что не морил его
голодом, вытирал на пирах пальцы о волосы, ждал только полной победы,
чтобы казнить недостойного императора...
- Наверное, - сказал Варназд, - чтобы хорошо рисовать, надо плохо себя
чувствовать. У меня был тогда повод жалеть себя.
- Мне не кажется, - осмелился Бемиш, - что вы тут жалеете себя. Вы
жалеете этих крестьян, которые вас сторожат.
Они вышли из восьмиугольной комнаты на террасу. У балюстрады стояло
легкое кресло с золотой головкой и распростертыми крыльями по краям, -
казалось, что кресло летит, и несколько скамеечек для ног. Государь сел в
кресло и указал Бемишу на скамеечку. Они сели, государь помолчал и спросил:
- В ваших газетах пишут, что я должен созвать парламент и передать
право выборов главы правительства народу: только так-де можно справиться с
произволом и коррупцией. А мои чиновники уверяют, что народ мой беден,
растерян и озлоблен, что в стране множество тайных сект. Если позволить
голосовать только богатым - вспыхнет бунт, если же позволить голосовать
всем, то одна половина парламента будет состоять из сумасшедших сектантов,
а другая - из чиновников, подкупленных бандитами. И еще говорят, что
только в спокойные времена может управлять собрание, в неспокойные же
времена должен править один человек. Ведь в природе собраний думать долго,
а в неспокойные времена надо решать быстро, и любое долгое решение в
неспокойные времена - неправильно. Что полагаете вы?
Бемишу было неудобно сидеть на своей золоченой жердочке, - что он,
попугай? Он встал и сказал:
- Я полагаю, что всегда найдется тысяча доводов, почему демократия -
плохая вещь. И я думаю, что все эти доводы - нечистоплотны. Я не верю, что
народ так глуп, как это пытаются изобразить бессовестные политики, и,
простите, государь, я уверен, что миллион глупых простолюдинов обмануть
труднее, чем одного умного императора.
Варназд помолчал.
- Когда я был в плену у Ханалая, я много об этом думал. Я думал, что
это мои собственные ошибки привели к гражданской войне и что самое
скверное было в том, что я не очень-то был виноват в этих ошибках. Просто,
если все зависит только от одного человека, чиновники вокруг хотят решить
все свои проблемы, обманывая этого человека, и конечно, им это удается. И
я решил, что один человек не должен править страной, потому что вообще не
бывает государей, которые не ошибаются, а бывают только государи, которые
думают, что не ошибаются.
Бемиш усмехнулся.
- Извините, государь, но не очень-то заметно, что вы так решили.
- Меня отговорили, - сказал Варназд, - отговорили земляне, Нан и
Ванвейлен. Принялись доказывать, что выборы приведут к анархии; что народ
сочтет их позором и уступкой землянам, которые диктуют свои условия
освобожденному императору; что даже Ханалай понимал, что мироздание
империи Ведикого Света держится на почитании Бога-Государя, а выборное
собрание будут не почитать, а презирать. Может, это и так, но на самом
деле все упиралось в то, что Нан и Ванвейлен понимали, что им легче будет
править от моего имени, чем от имени выборного собрания. Да, они
отговорили меня.
- Не думаю, - сказал Бемиш. - Вы позволили себя уговорить. Вы
отнекивались от власти, пока ее у вас не было, а когда ее вам вернули, вам
не очень-то захотелось от нее отказываться.
Бемиш ожидал гнева или равнодушного "нет", но государь вдруг опустил
голову, и на ресницах его показались слезы.
- Странное дело, - сказал Варназд, - я ведь сам себе много раз говорил
то же, что и вы. А вот вы сейчас мне сказали эти слова, - и я готов вас за
них возненавидеть.
И всплеснул рукавами:
- Где же она, моя власть? Вы даже побоялись подписать у меня бумаги,
те, которые завтра принесет мне на подпись Шаваш! Испугались, что Шаваш
заподозрит в этом интригу, что подписанным мной бумагам не дадут ходу! А
ведь вы с Шавашем друзья!
- Государь, - сказал Бемиш, - если вы все понимаете, почему вы так
себя ведете? Почему не назначите дату выборов?
- Знаете, - спросил Варназд, - кто после выборов станет первым
министром империи?
Бемиш пожал плечами.
- Шаваш! Я не верю, что мой народ изберет сектанта или глупца! Он
изберет умного человека. Шаваш подкупит всех и понравится всем, он даже к
сектантам найдет дорожку через своих шпионов, - но, пока я жив, господин
Бемиш, я не потерплю, чтобы Шаваш правил моим народом. У нас нет такого
бога, каков ваш Сатана, - но, поверьте мне, если бы он был, - Шаваш был бы
сыном Сатаны.
Прощаясь, государь Варназд внезапно повел своего гостя в один из
павильонов, где висели картины прошлых веков. Картины покрывали стену
плотным пестрым ковром, подобно иконостасу, и перед прекраснейшими из них
были устроены маленькие мраморные алтари с курильницей и золотым тазиком,
в котором плавали свежие сосновые ветки.
Бемиш сразу увидел "девушку и дракона", - перед ней тоже стоял алтарь,
и Бемиш еще с беспокойством подумал: не причиняет ли дым воскурений вреда
живописи - или, наоборот, оберегает ее?
- Я хочу подарить вам ее, - сказал император. Бемиш поклонился.
- Ваша вечность, я не могу принять такой подарок.
- Но я так хочу!
- Из-за этой картины был убит человек. Она будет мне постоянно об этом
напоминать.
- Кто?
- Мой управляющий Адини. Человек, который по приказу Шаваша подменил
копию оригиналом.
Бемиш поколебался, раздумывая, не будет ли истолковано то, что он
скажет, как наглость, и докончил:
- Я бы предпочел "садовников вокруг костра".
"Садовников" государь Бемишу, конечно, не подарил. Однако спустя два
дня, на малом дворцовом приеме, вручил землянину акварель, изображавшую
бешеную пляску русалок, щекотунчиков и людей вокруг вздымающегося к небу
костра. Краски были болезненно ярки, зрачки людей сужены от ослепительного
света, и сам костер сплетался из хоровода призрачных змеевидных демонов.
Кто-то из гостей с улыбкой шепнул, что примерно так в пятом веке
представляли тайные церемонии в честь бога богатства.
Теренсу Бемишу накинули на плечи плащ, в котором полагалось принимать
подобные подарки, и он стал на колени и поцеловал руку императора и
золотую кисть, прикрепленную к правому углу свитка.
Сам факт того, что император подарил собственную картину человеку со
звезд, вызвал немалые пересуды - Теренс Бемиш был первым таким человеком,
о котором знали, что он родился на небе. Зашептались, что скоро чужеземцу
предложат пост наместника Чахара или министра финансов, но люди знающие
качали головами и говорили, что никто не станет менять указ, запрещающий
людям со звезд занимать должности в империи - этот указ был специально
устроен в свое время, чтобы выгнать из страны Нана.
Этот день, когда Бемиш говорил с государем Варназдом, его первый
заместитель Ашиник провел на новом квадрате А-33. Участок был едва-едва
обжит - посреди его уже вилась продавленная тракторами дорога, но стоило
отойти от нее на десять метров, как из травы начинали вспархивать птицы и
ящерки подставляли солнцу зеленые спинки на пестрых камнях. Когда
наступило обеденное время, рабочие сели в джип и укатили в столовую.
Ашинику хотелось побыть одному. Он выбрал себе освещенный солнцем взгорок,
сел на траву и развернул тряпочку, в которую был завернут его обед: две
лепешки с овечьим сыром и маслом.
Кто-то опустился рядом на траву. Ашиник оглянулся. Рядом с ним сидел
человек в грубом соломенном плаще, желтом поясе ремонтника - однако это
был не ремонтник, а человек по имени Ядан. Ядан был тот самый сектант,
который учил Ашиника и который возвел его в третий круг. Ядан не был
главою секты, выше был еще один человек, которого запрещено было называть
по имени и которого все называли Белый Старец. Белый Старец - это было не
прозвище, а должность. Если бы Белый Старец умер, Ядан стал бы Белым
Старцем. Ядан был самым непримиримым противником землян во всей секте и
стоял в ее иерархии вторым.
- Добрый день, Ашиник.
- Добрый день, учитель. Почему вы не сказали, что хотите видеть меня?
Вам опасно появляться здесь. Вдруг вас опознают.
- Почему же опасно? Мне казалось, это самое безопасное для меня место
во всей империи. Разве все, кто работает сейчас на стройке, - не преданны
нам?