обошел Золотой Храм по старой дороге, чтобы не платить за мыты, мосты и
перевозы.
письменами, смотрел, как люди его рубят деревья, и отчаянно ругался про
себя: разлившийся ручей, как сеньор-разбойник, захватил дорогу в
собственность, разодрал мостки и требовал за проезд платы. Временем, ибо
время - деньги.
по обеим сторонам ручья и шептались, что род Воды уже начал войну с родом
Полей и Дорог, и что ранняя жадность ручья - плохая примета.
золота. Даттам заранее знал: созидательные планы Арфарры сильно скажутся
на расходах каравана.
грязи, деревеньки дали обет вечной бедности, а их жители - обет вечного
невежества.
сотворен богом, как доклад - чиновником.
- вопреки пользе и здравому смыслу. Люди, однако, осторожно подчистили
ошибку в слове "река" - и реки побежали не к морям, а к дамбам. Люди
переставили с места на место буквы камней в слове "гора" - и получилось
слово "город". Из параграфа о земле они повыкинули слова "осот", "пырей" и
"лебеда", и получился параграф о поле. Люди обжили мир своим трудом, как
обживают законы комментариями. А потом в ойкумену пришли варвары и вернули
богу - богово.
Жители делали вино и оливковое масло, отсылали их по превосходным дорогам
в империю, а взамен везли рис и пшеницу.
Зачем им были каналы? Они не понимали слова "обмен", они знали лишь слово
"захват".
из друга стала врагом земли, не удобряла, а разрушала. Почва спела и
перезревала за несколько дней, и чтобы успеть управиться с севом, горцы
стали воевать с землей, как друг с другом. К мечу, с которым они выходили
на поединок с полем, они приделали лемех и направляющую доску, и назвали
все плугом. Но даже плуг не управлялся с быстрым севом без лошадей.
Чиновников крестьяне больше не кормили, зато приходилось кормить лошадей;
чиновник, положим, своего не упустит, но по бескормице выдаст
государственного зерна, а лошадь, по бескормице, съест солому с крыши.
иметь в общинном поле свою полоску: с плугом было пахать тем легче, чем
длинней была борозда. Межевые камни нарезали поля длиной узкой лапшой.
полосы сдвигались, и начиналась свара.
земли. Они рады были таскаться с плугом за десять рек, лишь бы быть
уверенными, что урожай на одной полоске земли окупит неурожай на другой, и
что соседи их потеряют столько же, сколько они сами.
молиться межевым камням. Но варварские законы о собственности были хуже,
чем вейские законы о справедливости, и власти над землей у варваров было
меньше, чем у вейца над общинным полем. Как преступники, которые в
каменоломнях поворачиваются на нарах по команде, так и горцы на своих
собственных полосках сеяли по команде общины одно и то же - и
одновременно. Никто из них не сеял лишку и не обменивал его, а человека, у
которого урожай был слишком хорош, считали вором, укравшим духов урожая у
соседа.
слабому покупать землю, если сильный ее отнимет? И какой смысл сильному
покупать землю, если ее можно отнять или получить от короля, как дар? И
всем хороши бесплатные милости - жаль только, что король не может быть
стеснен своей милостью и может по закону отобрать землю обратно.
сеньор судил? Он только получал судебные штрафы, а судила община;
сходились, звали местного шамана и выясняли правду: отчего подохла корова,
отчего выпал град? Тот тряс прутья и находил виновника с "соленым глазом",
- не нравились люди с соленым глазом народу, не нравились, как и
государству!
как лягушка, нырнул в воду, - соскочил с коня, подбежал к Даттаму, начал,
захлебываясь, рассказывать: и о ночном гадании, и о Марбоде Кукушонке, и о
Белом Эльсиле.
игру, и что Марбод Кукушонок, может, жив.
повозку, вскочил на коня и с десятью боевыми монахами был таков.
ярмарку, а попутчиков что-то не было. Наконец повстречались шесть
деревянных фур, распряженные волы щипали травку. Девушка в шелковых лентах
окликнула его:
что, я боюсь, его дружинники за мной гонятся, несмотря на золотое
перемирие. Еду к графу Лахоры.
кончиком косы и добавила: - Ты уже проехал мимо долины Пузырей. Раньше,
когда по слову государя цвели деревья, там зимой растили персики и манго
для Ламассы, а теперь там все провалилось в озеро. Я, однако, дам тебе
палочку, - покойники тебя не тронут, а людей там нет. А до долины, -
засмеялась она и снова обмахнулась толстой косой, - поедешь с нами. Если
что, я тебя в сене спрячу...
однако вскоре понял, что актеры были не столько актеры, сколько
странствующие звериные мимы. По-вейски можно было бы сказать, что они не
переодевались, а превращались в своих персонажей, ходили одноногие и с
лопухами вместо ушей. По-аломски этого сказать было нельзя, поскольку
понятия "переодеваться" и "воплощаться" выражались в нем одним словом.
настигнут в заколдованном месте, - прекрасно. Два выстрела из минного
пистолета только укрепят репутацию покойных садоводов из долины пузырей.
караваном звериных мимов. Стали спрашивать о чужеземце. Из оранжевой фуры
высунулась, бесстыдно оправляя паневу, красавица-колдунья.
лука, и взгляд - как стрела:
- вроде на утиный шлях собирался.
соседнем поле нагие девушки бесстыдно волочили зубом вверх рало, проводя
черту между жизнью и смертью, - а половина Эльсила уже за этой чертой.
дружинников. - Не видишь - солнце восходит!
Эльсил провел черты и резы и сказал:
него из головы не идет эта колдунья. Вот бабы! Как общинный выгон: пасутся
все, а - ничье.
охапке соломы и жгла в светильнике травку. Эльсил виновато усмехнулся,
снял с плеча шлем и колчан со стрелами. Девица, как рыбка, повисла у него
на шее. Эльсил неловко отстегнул пряжку у плаща и кинул плащ куда-то вбок.
Плащ вспорхнул и зацепился за светильник. Тот хлопнулся вниз: горящее
масло разлилось по полу, солома вспыхнула. Колдунья страшно закричала и
бросилась к Эльсилову мечу, а из-под соломы начал выдираться человек.
Эльсил кинулся на него, в фургон попрыгали дружинники.
скрутили, как циновку; один дружинник сел на ногах, другой - на вывернутых
руках. Огонь затоптали, а остатки соломы загасили о рожу торговца.
плохого выйдет оттого, что он не убил чужеземцев. И как я сказал, так оно
и сделалось.