чересчур еще молодому Интернету, а затем привычно обратился к книжным
полкам, как обращался всегда.
полках в два ряда тяжелые громоздкие книги. Хранилища информации, Древние
египтяне писали на глиняных табличках, самые важные законы - на медных. На
чем только не писали, пока не остановились на бумаге! Но со времен
Гутенберга ничто не изменилось. Разве что с помощью компьютеров тиражи
изготавливают быстрее, но это все те же книги, что и при Иване Грозном.
же, что вот-вот эти книги отойдут в прошлое, как отойдет, к примеру,
профессия писателей, но об этом надо помалкивать. Хоть уже вроде бы не
сжигают на кострах, но попасть в сумасшедший дом или даже прослыть чересчур
оригинально мыслящим, что здесь синоним дурака, тоже не хочется. Не стоит
даже напоминать, что всего пятьдесят лет назад не верили, что трамваи
вытеснят извозчиков. То извозчики, а то писатели! То производство кнутов,
рессор для бричек, хлыстов, а то производство книг! Хотя уже сейчас начали
печатать книги не на бумаге, а переносить на сидюки, зипы, джазы, дэвэдэки.
электрическая свинья, капризен, маломощен, но это уже росток следующего
мира. Меня же забросило зачем-то в такое прошлое, когда эта диковинка не по
карману среднему покупателю, к тому же до икоты пугает сложностью.
долго. Но еще дольше жили повозки с лошадьми, десятки тысяч лет во всех
странах выделывали хомуты, оглобли, конскую упряжь, седла, уздечки,
кнуты... Им на смену пришли автомобили. И ничего, вроде бы ропота не
слышно. О конях вспоминают в кино, сказках, легендах.
много для человечества. Но туп тот, кто говорит о вечной жизни книги. Не
менее туп, чем тот, кто был уверен, что на смену повозкам и каретам не
придут автомобили. А на смену книгам придут дэвэдэки, а затем что-то
неизбежное еще и еще, о чем сейчас нелепо даже говорить, ибо можем
отталкиваться только от сегодняшних представлений.
Навечно.
быстро. Здесь вот-вот на всей планете воцарится один строй, одна власть,
одни идеи. На беду, наихудшие идеи, наихудшая власть. Потерпели катастрофу
попытки чересчур быстро привести человечество на более высокую ступень:
религиозные учения, коммунизм, идеи братства и равенства... Утвердился
жестокий и жадный принцип животного: хватай и используй. И все оправданно.
отправить по всем дорогам мелкие отряды. То есть один народ строит
коммунизм, другой - исламское государство, третий ищет слияния с природой,
четвертый исповедует технократию... Увы, разумное начало никогда не
доминировало в этом народе. Здесь всяк стремится перекричать соседа и
заставить его идти следом.
только для этих существ. Я наверняка послан открыть нечто действительно
важное...
И даже чувствую себя им. Правда, уже не прямым представителем инозвездной
цивилизации - это слишком примитивно, а посланцем Высшего Разума,
воплотившимся в теле этого существа. Возникшим в теле человека. Высшего
Разума, который вообще возник только в этом уголке Вселенной, только в этом
живом комочке протоплазмы.
она явилась в халате на голое тело и в домашних шлепанцах. Халатик
распахивался, открывая довольно крупную, но сильно обвисшую грудь.
эти свободные... э-э... свободные отношения.
несколько лет назад. Так что свободные ни при чем. Во-вторых, ты вроде бы
вообще увлекалась чем-то там однополым...
что насчет увлеченности не перегибай. Творец или природа не зря разделили
первую амебу пополам! А может, и зря, не мне судить. Но раз уж разделили на
самцов и самок, то я и чувствую себя самочкой, которую по-настоящему тянет
только к самцам. Здоровым, половозрелым. Ты половозрелый?
коричневые кружки с тупыми длинными кончиками смотрели вниз, но в каждой
железе поместилось бы по литровой банке молока.
тебе еще одно дело. Мы ведь еще и друзья, не так ли?
порезала колбасу на бутерброды, даже не улыбнулась:
верно?.. Ты помнишь, Юлиана Измашкина?
бутербродики, движения становились все замедленнее, а лицо вытягивалось.
Всегда смеющиеся глаза стали озабоченными.
ответил я. - Ты же знаешь, Москва - это половина Франции. Или не половина,
но все равно не Пермь.
остановки автобусом. Я все обещала братцу отдать его историческую
энциклопедию, но там восемь толстенных томов, а я все еще собираюсь рожать,
как только подберу подходящего самца...
смог бы отвезти ему эти чертовы тома?
замедленно, но я ощущал ее непонятное напряжение. В глаза мне старалась не
смотреть, ибо что есть проще собрать книжки и вызвать такси? Таксист
положит в багажник, он же и вытащит. А там на крыльце встретит Юлиан. А за
книгами мог бы и сам приехать...
решать, от кого родить, меня в список включи!
ней не заметил, что это обычный треп, болтовня, прелюдия перед разогревом.
меня там чайник скоро закипит. Как встать, в позе России, что просит
кредиты у Запада?
друга знают. Я с ним не виделся года три-четыре, если не все пять. После
школы он поступил в геологоразведочный, тогда было модно, по окончании его
послали в тайгу, мы с ним уже тогда виделись редко.
мне он показался каким-то чужим. Может быть, потому, что слишком жадно
накинулся на ее плоды: в его квартире все время верещал включенный
телевизор, в другой комнате работал магнитофон, сам он ходил с дурацким
плейером на шее, как сопливый подросток, что уверяет родителей, будто так
изучает науки, а на самом деле слушает эротическую попсятину.
на балконе. Едва я обогнул автобус, перекосившись на бок от связки книг, он
засвистел и замахал руками. В отличие от многих знакомых он вовсе не боялся
выходить на балкон и даже свешиваться с перил, хотя жил на страшном для
суеверников тринадцатом. Снизу мне показалось, что уши его чересчур толстые
и оттопыренные, как у гадкого гоблина.
когда я в этой кабинке одолел эти тринадцать этажей, на площадке уже стоял
улыбающийся Юлиан. Я подхватил связку книг, перешагнул порожек, сзади
захлопнулась дверца, слышно было, как загремело и загрохотало, уходя вниз,
напоминая, что мы забрались на опасную высоту.
тоже проделал весь этот набор из ритуала встречи туземных разумоносителей,
стараясь не пропустить ни единого жеста, интонации или акцента.
расстояние вытянутых рук, но все еще не отпуская меня.
Максимов Альберт
Самойлова Елена
Херберт Фрэнк
Сертаков Виталий
Перумов Ник
Глуховский Дмитрий