Чтение 47–й страницы книги ~Армагеддон был вчера~

Снится коренастый бородач с блекло-рыжей копной волос. Только теперь рядом
с ним из мрака, пахнущего грибами, проступает окровавленная туша. Коза? Овца?
Собака?

Мне так и не удается разобрать.

"После (когда обещание дашь достославным умершим) черную овцу и черного с
нею барана - к Эребу их обратив головою, а сам обратясь к Океану..."

А человек все копает и копает.

* * *

Отворите мне темницу, Дайте быстрого коня...

Четвертые сутки. Будит меня переливчатый "звонковый" свист Фола. Ого! Уже
первый час! Ну, я и разоспался... Вместе с кентавром является дородный детина в
потертом кожане и с увесистой раскоряченной сумкой через плечо.

- Дроты есть? - деловито осведомляется детина. Но нас уже на мякине не
проведешь!

- Сколько надо? - не менее деловито интересуюсь я, игнорируя подмигивания
Фола.

- Ну, пучок...

- Пучок? Целый пучок?!

- Ну, хоть десяточек...

Я молча иду в комнату и приношу оперенные электроды.

Восемь штук.

Посетитель заметно веселеет, извлекает из сумки еще теплую кастрюлю с
вареной в мундирах картошкой (это я выяснил уже после, когда на кухне заглянул
внутрь кастрюли) и основательный кус копченого сала - и собирается уходить.

По всему видно: сало он сперва давать не собирался.

- В отвар Мать-рябины не забудь окунуть, - бросаю я ему в спину, вспомнив
работу Валька-матюгальника.

- Да уж не забуду! - детинушка расплывается в ухмылке. - Не впервой!
Спасибочки... И уходит. Хлопает дверь.

- Ну, Алька! - С минуту я наслаждаюсь восторгом кентавра, но Фол почти
сразу становится серьезным.

- Старшины насчет приятеля твоего, Крайцмана, разузнать пробовали - ни
хрена не вышло! Держат его где-то, а где - не ясно. Матери его звонили: тут
один на очистных работает, знает Фиму... Он и позвонил. Якобы по работе очень
нужен. Так и мать в неведении: откуда-то выяснила, что сын якобы задержан за
сопротивление при аресте - и все. Она сама не своя, бегает по конторам, а толку
- как с козла молока...

Фол крупно отрезает себе сала и кидает ломоть в рот целиком. Какой же
кентавр сала не ест?!

- А Ричарда Родионыча опять видели. В прокуратуру заходил. Небось к той
самой следовательше. Вроде как при ней он теперь состоит. В записных
"шестерках".

- И то хорошо. Может, мне тоже... к следовательше? Как мыслишь, Фол?

- Не лезь поперед исчезника в стену, - осаживает меня кент. - Приглядеться
к этой следовательше надо. С Ричардом родионычем связаться. Тогда и решим. А
пока- сиди. Если в другом месте сидеть не хочешь.

Вернулся Сват-Кобелище (Фол открыл ему дверь) и громогласно потребовал
свою долю харча. Небось на запах примчался?

- На уж, жри! - Я бросаю ему кусок, который пес немедленно проглатывает.

Бьет, что называется, влет, будто сокол добычу... у-у, про-глот!

Вскоре приходит Валько. Деловито оглядывает "Лявтылева-да" и "каракатицу",
солидно кивает - мол, теперь-то мы им жару зададим! - и торопится восвояси:
видать, клиенты заждались.

Следом уезжает Фол.

Под сводами моего пристанища вновь медленно, но неотвратимо воцаряется
скука.

Хоть что-то мало-мальски интересное случается лишь к вечеру, когда я
смотрю на гору грязной посуды в мойке.

Пес лает с неодобрением.

- Вот сам бы и вылизал. Языком, - вяло пытаюсь я увильнуть, но пес
пресекает это дело в зародыше, просто-напросто покинув кухню.

Сунувшись к мойке, я обнаруживаю отсутствие воды в кране. Ничего
особенного в этом нет, и что делать в таком случае, я знаю прекрасно. Ведь вы,
наверное, тоже не особо задумываетесь, как завязать на ботинке шнурок? Булка и
постное масло под рукой. А вот и горелка.

В трубах булькает, урчит, из крана вытекает несколько капель ржавой жижицы
- и все. Сволочь-квартирник явно отлынивает от работы. Жертву-то мою он сожрал,
не поперхнулся - а заниматься прямыми обязанностями ему лень! Или это мой облом
ему каким-то образом передался?

- Ах ты, тварюка, - бормочу я во злобе. - Матюгальника на тебя нет!

В трубах урчит сильнее - и тут на меня снисходит озарение! Конечно, мои
познания в великом и могучем искусстве сквернословия и в подметки не годятся
изыскам Валька. Но, как доверится, чем богаты, тем и рады. Я от души обложил
квартирника всеми известными мне ругательствами (повторившись всего дважды!) -
и напоследок со злорадной ухмылкой, нарисовав пальцем в воздухе косую
пентаграмму, швырнул сквозь нее в мойку случайно завалявшегося в кармане
"Мойдодыра". Живо представив при этом, как квартирник испуганно ищет местного
утопца, как суетится в трубах Тот, спешно пробивая пробку из ржавчины, как
долгожданная вода устремляется...

Результат превзошел все ожидания. В трубах панически взвыло, и вода из
крана ударила бешеным напором, а я стоял и смотрел на плоды своего камлания, не
в силах сдвинуться с места.

Ведь получилось же! Получилось! Кажется, я действительно понемногу
становлюсь шаманом...

* * *

Ты начальничек, ключик-чайнцчек,

Отпусти до дому...

Четвертые сутки (продолжение, м-мать его, следует!). Бесконечные,
резиновые... тянутся, не рвутся. Продолжает сниться чертов мужик с мечом (уже
днем мерещится, с-сволочь!), и постепенно вокруг него прорисовываются всякие
детали: три темные чаши с росписью, крутобокая амфора, кривой иззубренный нож,
вязанка хвороста...

Уже затемно меня вновь навещает матюгальник, и я радуюсь ему, как родному
брату!

- Звиняй, хлопче, шо мы так долго... Делов навалилось - во! - Валько
выразительно щелкает себя по горлу, а потом проводит по нему же пальцем. -
Гроши мы принесли, як обицялы! Ось...

Он протягивает мне две мятые десятки и пятерку.

- И горилку - само собой! - Матюгальник лезет в сумку, из которой остро
пахнет самогоном, но не простым, а пряным, настоянным явно на чем-то
экзотическом.

- Эх, силы бы з тобою да дернули по маленькой - та ось Пирр попросыв бугаю
харч задать. Бежать надо, - сокрушенно вздыхает Валько.

- Бугаю? Это Мине, что ли?!

- Ото ж! Миня! Родственная душа!

- Слушай, Валько, пошли вместе, а? Я тут скоро совсем сдурею, волком выть
начну!

Матюгальник сочувственно косится на меня.

- Тебе б, хлопче, хорониться... Эти, колесатые, говорили... Он встречается
со мной взглядом и машет рукой.

- А-а, хай им всем грець! Пишлы! Зовсим хлопца замордувалы!

И я кидаюсь лихорадочно собираться, прихватив в последний момент один из
"дротов". Дальняя Срань - те еще районы, без заточки стремно.

- Кобеля дома оставь, - командует матюгальник уже в дверях, - Миня собак
не жалует. Досталось ему от них... Сват-Кобелище скулит изнутри.

* * *

Матюгальника Миня явно знал - выбежал сразу, гулко топоча копытами. И едва
не сшиб нас с ног, норовя облизать, мыча едва ли не членораздельно и вообще
всячески выражая свою симпатию.

Истосковался.

Пока я треплю чадушко по загривку и чешу за волосатым ухом, Валько
извлекает из холщового мешка харч для "бугая": пару буханок ржаного хлеба,
кочан капусты, дюжину вялых морковок, консервы, завернутую в бумажку соль...

- Ты консерву в миску ему положь, вона она, за ящиком, - инструктирует
меня матюгальник. - А хлеб разломи, да посоли круче! Минька за солонец мать
ридну удавит, любит это дело...

- А ты? - я оборачиваюсь к навострившемуся было уходить Вальку.

- И я люблю.

- Я не про соль. Куда это ты собрался?

- А мне тово... до кума сбегать надо, - мнется Валько. -Я тебе ключ
оставлю, на всяк случай, а через час возвернусь - тут поруч. Як, домовылысь?

- Домовылысь! - я ничего не имею против побыть с Миней тет-а-тет, без
посторонних. - Только ножик у тебя есть? Консервы открывать?

- А як же! Ось! - Ко мне перекочевывает старый перочинный нож с добрым
десятком лезвий, и матюгальник резво спешит к выходу.

Миня к тому времени уже вовсю хрумтел капустой, а я занялся "харчем".
Вскрыл банки, вывалил их содержимое в здоровенную алюминиевую миску, потом
разломил обе буханки "Бородинского", густо посыпал солью .. Ведро с чистой
водой стояло рядом, и, быстро покончив с принесенными гостинцами, Миня ткнулся
в него мордой, шумно хлюпая и отфыркиваясь. Действительно, бугай бугаем,
особенно когда на четвереньки становится! Разве что в джинсах.

И взгляд такой, что долго не выдерживаешь.

Отворачиваешься.

Наконец Миня напился и вновь сунулся ко мне. Он смотрел на меня сверху
вниз (роста в бугае было добрых два метра), а казалось, что - снизу вверх. Как
сын, с надеждой глядящий на строгого отца.

"Папа, можно мне пойти погулять?"

Косматая ручища неуверенно скребет ногтями по моей груди.

Рога склоняются, тычут в сторону лестницы.