потом послушно лег. И вновь - только стонали стекла от ветра, да по
временам подвывала где-то, надрывая душу, труба дымохода. Старик жалко
улыбнулся.
приятно. Как будто наконец я распоряжаюсь этим упырем, а не он мной...
Идемте, Трубецкой, - и сразу пошел обратно к лестнице. Гиммлер негромко
гавкнул, в последний раз пытаясь напомнить о себе, но старик даже не
обернулся. - Идемте! - повторил он.
Старик отпер одну из тяжелых дверей, тронул выключатель, и цепочка
тускло-желтых ламп вспыхнула, уводя взгляд вдаль, на всем протяжении
нескончаемого, загроможденного дряхлой мебелью коридора. Порой приходилось
даже протискиваться, идти боком, чтобы не зацепить торчащие ножки кресла,
опрокинутого на истертую тахту, или ржавый ключ, бессильно свисающий из
замочной скважины ящика громадного комода, под который, вместо одной из
ножек, были подложены книги возрастом не менее полутораста лет... Дошли до
конца, до глухой стены. Старик постоял неподвижно; похоже, он еще
колебался. Потом встряхнул головой - и я внезапно понял, что именно сейчас
он окончательно решил оставить меня в живых.
же, полагаю, именно вас я ждал все эти годы.
нажал на большой темный овал - след сучка - красовавшийся на краю одной из
половиц, примыкавших к глухой стене. Раз-раз... раз-раз-раз-раз... раз...
раз-раз-раз... Глухая стена с неожиданной легкостью шевельнулась и уползла
вправо. Открылось небольшое кубическое помещение, в потолке которого чуть
теплился полусферический матовый плафон. Стены были, похоже, чугунными;
доисторически дико тянулись вертикальными вереницами вздутия заклепок.
не отнимешь. То, что они умели, они делали добротно, на века. Прошу, - и
старик сделал рукою жест, пропускающий меня вперед.
беззвучно встала на место, а наша тяжелая чугунная клеть медленно, чуть
подрагивая, в сопровождении вдруг донесшегося снаружи приглушенного гула,
поплыла вниз.
рывком остановилась. Секунду ничего не происходило, а затем одна из ее
стен широкой лопастью отворилась, с отвратительным металлическим скрипом
повернувшись на угловой оси.
глазам; вслед за усмехающимся стариком я шагнул вперед и оказался на узком
металлическом карнизе, обегавшем зал по периметру на половине высоты от
пола до потолка.
нелепо и неуклюже огромный, тоже простроченный вертикальными строчками
заклепок, окруженный раскоряченными переплетениями толстых и тонких,
прямых и коленчатых труб.
него за версту веяло чудесами науки Жюль-Верновских времен. Здесь, у
лифтовой стены, карниз проходил от него метрах в десяти, но с остальных
трех сторон примыкал вплотную, становясь более широким, и там его
загромождали какие-то невероятные, допотопные средства управления:
манометры, рычаги, маховики, рукоятки, призматические перископы, еще более
придавая гиганту вид какой-то чудовищной парасиловой установки. И я как-то
сразу понял, что - вот он, тот самый "сундучок побольше и посложнее", о
котором упомянул распираемый тщеславием и гордостью Клаус Хаусхоффер перед
гостями.
вы даже не догадываетесь, что это такое.
размаха. В этой штуке сделали людей агрессивными. Навсегда. Идемте, - и он
двинулся по чуть раскачивающемуся, чуть гудящему от шагов карнизу. Я пошел
следом.
полусумасшедшего старика? Кого?
заметным усилием сдвинул с нарамника железную заслонку, и на кирпичную
стенку напротив выхлестнул ослепительный световой блик; в пробившем
сумеречный воздух луче плыли, как звезды, пылинки. На изглоданном лице
Хаусхоффера резче прорисовались морщины, белые отсветы легли на древние
приборы. Щурясь, Хаусхоффер потянул на себя висящую на решетчатом
раздвижном кронштейне дисковую кассету со сменными светофильтрами; чуть
прокрутил ее, выбирая, и ладонью с силой нашлепнул один из фильтров на
перископ. Свирепый луч, бивший из адской топки "котла", померк.
перископа, поднес ко рту бутылку и сделал глоток.
сгусток огня. Несколько секунд я ошеломленно моргал - глаз привыкал к
режущему свету медленно - и память бестолково металась от одной ассоциации
к другой, пытаясь сообразить, на что это похоже...
коньяк подмышкой, обеими ладонями немного прокрутил широкое рубчатое
кольцо, охлестнувшее тубус перископа.
сторонам от него, в густой, невероятно густой и, казалось, не имевшей
пределов тьме глазу вдруг померещились едва неуловимые искры. Две...
три...
снова отхлебнул из горлышка.
потек у меня по жилам, одна моя рука, лежавшая на трубе перископа,
бессильно съехала с него и повисла. Еще мгновением позже за нею
последовала и другая. Мне дико захотелось сесть.
дальше все было совсем просто. Вообще идея проста, как а-бэ-ц. Чтобы
изготовить необходимое для отравления хотя бы одного миллиона людей
количество препарата Рашке, вся химическая промышленность тогдашней
Германии должна была работать семьсот с лишним лет. А если планета земля
имеет радиус восемнадцать миллиметров, - Хаусхоффер качнул булькнувшей
бутылкой в сторону котла, а потом, чтобы уж движение не пропало даром, в
обратном качке поднес бутылку ко рту и сделал глоток, - достаточно обычным
парикмахерским пульверизатором распылить в атмосфере одну-единственную
лабораторную капельку, и дело в шляпе. Поскольку Ступак более всего радел
о свержении российского самодержавия, то, естественно, и фукнул он
непосредственно над европейской Россией. Ну, а потом ветры, дожди и
приливы разнесли по всей планете, конечно, по Европе - в первую очередь...
Начальным мощным результатом впрыскивания, отчленившим их историю от
нашей, были франко-прусская война и парижская коммуна, они-то и дали
исходный всплеск вашей статистики... Ах, да, ведь все эти названия для вас
- пустой звук. Ну, ничего, я вас познакомлю с их историей.
пытался собраться с мыслями. Вот тебе и тайная секта. Но все же...
попроще и покороче. Хотите? - он вдруг протянул мне бутылку. Я чуть не
отказался, но неожиданно понял, что зверски хочу. Молча взял у него коньяк
и отхлебнул как следует. Мгновение спустя горячая волна ударила мне в
желудок, как девятый вал в прибрежный камень, и ноги почти сразу перестали
дрожать.
они не стали бы тратить силы и деньги. Они создавали станок, на котором
собирались переделывать наш мир. Только, как это обычно бывает, после
создания станка каждый захотел точить на нем что-то свое.
глоток. А я, начав после первого ошеломления замечать детали, увидел вдруг
под пультом буквально гору пустых.
что Земля и Солнце расположены внутри ледяной сферы, а никакого космоса
нет, и звезды с галактиками выдуманы еврейскими астрономами с целью
обмануть народ и обогатиться, он был не так уж не прав. Видимо, какие-то
крохи информации он выжал из отца... Для них, - он опять качнул бутылкой в
сторону котла, и бутылка опять призывно булькнула; он задумался на миг, но
потом решил в этот раз не пить, - космоса действительно нет. Просто эта
адова штука пересылает им в соответствующем масштабе картину того, что
окружает нас здесь. Ох, Трубецкой, как я хохотал, когда американский
"Пайонир" - эти дурачки запустили его в глубокий космос с посланием,
понимаете ли, к иным цивилизациям! - начал, точно муха об стекло, биться о
стенку котла. Только что не жужжал... Пришлось взять на себя все заботы о
том, что он передает в Хьюстон... - Хаусхоффер, вспомнив, и на этот раз
засмеялся; но выпуклые старческие глаза его рыдали.