сомнением оглядел его с обеих сторон. - Я вот чего не понимаю, - продолжал
он, вытирая голову. - Неужели нельзя сюда экскаватор пригнать? Ведь всех
нас можно одним-единственным экскаватором заменить. Ковыряемся лопатами,
как эти...
раздраженно. На правом ботинке лопнул шнурок, и уйти от разговора было
теперь невозможно.
растирая свою цыплячью волосатую грудку. - А то - лопатами... Лопатой,
если угодно, надо уметь работать, а откуда, спрашиваю я, нам уметь, если
мы из горплана?
шнурок никак не завязывался.
У нас же здесь, как я понимаю, Великая Стройка. А где же тогда
экскаваторы? На Величайшей, что ли? Не слыхал про такую.
я, в самом деле, с ним спорю? Соглашаться с ним надо, а не спорить.
Поддакнул бы ему пару раз, он бы и отвязался бы... Нет, не отвязался бы он
все равно, о голых бабах бы принялся рассуждать - как ему полезно на них
любоваться. Недотыкомка.
час в сутки просят вас поработать, а вы уже разнылись, будто вам карандаш
в задний проход завинчивают... Мозоль он, видите ли, сорвал! Травма
производственная...
Тощий, волосатый, с подагрическими коленками, с косым брюшком...
галстук. - Ведь не на дядю - на себя самого просят поработать! Нет, опять
они недовольны, опять им все неладно. До Поворота, небось, дерьмо возил, а
теперь в горплане служит, а все-таки ноет...
горплана подал наконец голос:
том смысле! Я только имел в виду рациональность, эффективность... Странно
даже! Я, если угодно, сам мэрию брал!.. Я и говорю вам, что если это
Великая Стройка, то все самое лучшее и должно быть сюда... И вы на меня не
извольте кричать!..
заворачивая комбинезон в газету, пошел из раздевалки.
курила, глядя в сторону котлована, привычно положив ногу на ногу, - свежая
и розовая после душа. Андрея неприятно кольнуло, что этот волосатый
недоносок, очень может быть, пускал слюни и глазел в щель именно на нее.
Он подошел, остановился рядом и положил ладонь ей на прохладную шею.
солнце на отточенном железе. Груженые грунтом подводы вереницей тянулись
по противоположному склону, у штабелей бетонных плит скапливалась
очередная смена. Ветер крутил красноватую пыль, доносил обрывки маршей из
репродукторов, установленных на цементных столбах, раскачивал огромные
фанерные щиты с выцветшими лозунгами: "Гейгер сказал: надо! Город ответил:
сделаем!", "Великая Стройка - удар по нелюдям!", "Эксперимент - над
экспериментаторами!".
гостиной на полу.
говорила, как только мы въехали?..
кабинет, ковер и оружие. Это выглядело. - Правильно, - сказал он. -
Оч-хор. Давай в кабинет.
человека.
ладно, позвоню. Куда тебе его прислать? Домой?
собирались. И Вана надо позвать, вместе с Мэйлинь...
Изи ты из наших кого-нибудь собираешься позвать? - спросил он осторожно.
Сельма. - Он славный... Вообще, если кого-нибудь и звать сегодня из наших,
то в первую очередь Дольфюсов. Мы у них уже два раза были, неудобно.
посмотрим. - Ему было совершенно ясно, что Ван и Дольфюсы никак не
сочетаются. - Может, лучше Чачуа позовем?
будет хорошо. - Она бросила окурок. - Пошли?
толпа Великих Строителей - потных, громогласных, грегочущих работяг с
Литейного.
свежепосаженных липок они вышли на автобусную остановку, где еще стояли
два битком набитых облупленных автобуса. Андрей поглядел на часы: до
отправления автобусов оставалось семь минут. Из переднего автобуса
раскрасневшиеся бабы выпихивали какого-то пьяного. Пьяный хрипло орал, и
бабы тоже орали истеричными голосами.
пятиэтажного дома, обстроенного лесами, и по мощенной булыжником улочке
направились к обрыву.
вкривь и вкось, мостовые проросли травой. До Поворота и сразу после в этих
местах было небезопасно появляться не только ночью, но и днем - кругом
здесь были притоны, малины, хавиры, селились здесь самогонщики, скупщики
краденого, профессиональные охотники за золотом, проститутки-наводчицы и
прочая сволочь. Потом за них взялись: одних выловили и отправили в
поселения на болотах - батрачить у фермеров, других - мелкую шпану -
просто разогнали кого куда, кое-кого в суматохе поставили к стенке, а все,
что нашлось здесь ценного, реквизировали в пользу города. Кварталы
опустели. Попервоначалу еще ходили здесь патрули, потом их сняли за
ненадобностью, а в самое последнее время было всенародно объявлено, что
трущобы эти подлежат сносу, а на их месте, вдоль всего обрыва в пределах
городской черты, будет разбита парковая полоса -
развлекательно-прогулочный комплекс.
колено в высокой сочной траве. Здесь было прохладно - из пропасти
накатывал волнами влажный холодный воздух. Сельма чихнула, и Андрей обнял
ее за плечи. Гранитный парапет еще не дотянули до этих мест, и Андрей
инстинктивно старался держаться подальше от края обрыва - шагах в
пяти-шести.
по-видимому, возникало здесь одинаковое ощущение, будто мир, если глядеть
на него отсюда, явственно делится на две равные половины. К западу -
неоглядная сине-зеленая пустота - не море, не небо даже - именно пустота
синевато-зеленоватого цвета. Сине-зеленое Ничто. К востоку - неоглядная,
вертикально вздымающаяся желтая твердь с узкой полоской уступа, по
которому тянулся город. Желтая Стена. Желтая абсолютная Твердь.
эти две бесконечности не представлялось никакой возможности. Можно было
только привыкнуть. Те, кто привыкнуть не мог или не умел, на обрыв
старались не ходить, а поэтому здесь редко кого можно было встретить.
Сейчас сюда выходили разве что влюбленные парочки, да и то, главным
образом, по ночам. По ночам в пропасти что-то светилось слабым зеленоватым
светом, будто там, в бездне, что-то тихо гнило из века в век. На фоне
этого свечения черный лохматый край обрыва виден был прекрасно, а трава
здесь всюду была на удивление высокая и мягкая...
тогда как - подниматься будем вверх или опускаться в этот обрыв?
Великой Стройке, было распространено мнение, будто строится гигантский
завод дирижаблей. Гейгер полагал, что такое мнение следует пока всячески
поддерживать, ничего при этом, однако, прямо не утверждая.