убьют, и нас тоже не пожалеют. Чего нас жалеть? Все равно лет через десять
нам всем конец. У меня в общине уже два года дети не рождаются. Дожить бы
до смерти спокойно, и ладно. А так сами решайте, как знаете. Мне все
равно.
никому мы не верим. Как можно варварам верить? Они в пустыне живут, песок
жуют, песком запивают. Они - страшные люди, из железной проволоки
скручены, ни плакать не умеют, ни смеяться. Что мы для них? Мох под
ногами. Ну, вот придут они, побьют солдат, сядут здесь, лес, конечно,
выжгут... зачем им лес, они пустыню любят. И опять же нам конец. Нет, не
верю. Не верю, Мак. Пустая твоя затея.
спокойно, не трогай нас. Ты солдат ненавидишь, хочешь их сокрушить, а
мы-то здесь причем? У нас ни к кому ненависти нет. Пожалей нас, Мак. Нас
ведь никто никогда не жалел. И ты, хоть ты и добрый человек, но тоже нас
не жалеешь... Не жалеешь ведь, а, Мак?
покраснел, покраснел до слез, наклонил голову и закрыл лицо рукой.
Я...
Мы ведь самые разнесчастные люди в мире, и ты это знаешь. Ты про свою
ненависть забудь. Пожалей - и все...
грязными бинтами. - Он сам солдат. Когда это солдаты нас жалели? Не
родился еще солдат, который бы нас пожалел...
друг. Он хочет нам добра, хочет уничтожить наших врагов...
- Положим даже, что варвары будут сильней солдат. Побьют они солдат,
порушат ихние проклятые вышки, захватят весь Север. Пусть. Нам не жалко.
Пусть они там режутся. Но польза-то нам какая? Нам тогда совсем конец: на
юге будут варвары, на севере опять же варвары, над нами - все те же
варвары. Мы им не нужны, а раз не нужны - под корень нас. Это одно...
Теперь положим, что солдаты варваров отобьют. Отобьют они варваров, и
покатится вся эта война через нас на юг. Что тогда? Тогда опять же нам
крышка: на севере солдаты, на юге солдаты, и над нами солдаты. Ну, а
солдат мы знаем...
все точно, но плешивый еще не кончил.
деле? Это же еще не все. Еще может быть, что солдаты варваров перебьют, а
варвары - солдат. Вот тут вроде бы нам самое и жить. Так нет же, опять не
получается. Потому что еще упыри есть. Пока солдаты живы, упыри прячутся,
пули боятся, солдатам велено упырей стрелять. А уж как солдат не станет,
тут нам полная крышка. Съедят нас упыри и костей не оставят.
голоса. - Надо же, какие головы у них на болотах... Да, братья, про
упырей-то мы и забыли... А они не спят, они своего ждут... Не надо нам
ничего, Мак, пусть идет, как идет... Двадцать лет худо-бедно прожили, и
еще двадцать протянем, а там, глядишь, и еще..."
Мало ли что они сами хотят... Им что - они и дома не живут, Шестипалый вон
днюет и ночует на той стороне, срам сказать - грабит там и водку пьет. Им
хорошо, они вышек проклятых не боятся, головы у них не болят. А
обществу-то каково? Дичь на север уходит, кто к нам ее с севера гнать
будет, если не разведчики? Не давать! И приструнить их еще надо
хорошенько, совсем разбаловались... Убийства там учиняют, солдат крадут и
мучают, как и не люди... Не пускать! Совсем разбалуются...
А мы их кормили-поили, мы их родили да вырастили, чувствовать должны, а
они, знай себе, на сторону смотрят, как бы посвоевольничать...
остывший чай. Собрание тоже угомонилось, утихло. Старики сидели
неподвижно, стараясь не глядеть на Максима. Бошку, уныло кивая,
проговорил:
мы кому сделали?
рожали, не во-время... - Он протянул пустую чашку. - И мы зря рожаем. На
погибель. Да, да, на погибель...
говорил это, Мак. Вы не захотели меня понять...
Только птица на плече Колдуна топталась, открывая и закрывая желтый клюв.
Сам Колдун сидел неподвижно, закрыв глаза и сжав тонкие губы.
хотите нарушить это равновесие. Что ж, это возможно. Это в ваших силах. Но
спрашивается - зачем? Кто-нибудь просит вас об этом? Вы сделали правильный
выбор: вы обратились к самым жалким, к самым несчастным, к людям, которым
досталась в равновесии сил самая тяжкая доля. Но даже и они не желают
нарушения равновесия. Тогда что же вами движет?..
теперь Гай понял, что говорит сам Колдун, не разжимая губ, не двигая ни
одним мускулом лица. Это было очень страшно, и не только Гаю, но и всем
собравшимся, даже принцу-герцогу. Один лишь Максим смотрел на Колдуна
хмуро и с каким-то вызовом.
совесть избалована постоянным вниманием, она принимается стенать при
малейшем неудобстве, и разум ваш почтительно склоняется перед нею, вместо
того, чтобы прикрикнуть на нее и поставить ее на место. Ваша совесть
возмущена существующим порядком вещей, и ваш разум послушно и поспешно
ищет пути изменить этот порядок. Но у порядка есть свои законы. Эти законы
возникают из стремлений огромных человеческих масс, и меняться они могут
тоже только с изменением этих стремлений... Итак, с одной стороны -
стремления огромных человеческих масс, с другой стороны - ваша совесть,
воплощение ваших стремлений. Ваша совесть подвигает вас на изменение
существующего порядка, то-есть на изменение стремлений миллионных
человеческих масс по образу и подобию ваших стремлений. Это смешно и
антиисторично. Ваш отуманенный и оглушенный совестью разум утратил
способность отличать реальное благо масс от воображаемого, - это уже не
разум. Разум нужно держать в чистоте. Не хотите, не можете - что ж, тем
хуже для вас. И не только для вас. Вы скажете, что в том мире, откуда вы
пришли, люди не могут жить с нечистой совестью. Что ж, перестаньте жить.
Это тоже неплохой выход - и для вас, и для других.
уразумел, о чем тут шла речь. По-видимому, это был отголосок какого-то
старого спора. И еще ясно было, что Колдун считает Максима умным, но
капризным человеком, действующим скорее по прихоти, чем по необходимости.
Это было обидно. Максим был, конечно, странной личностью, но себя он не
щадил и всегда всем хотел добра - не по капризу какому-нибудь, а по самому
глубокому убеждению. Конечно, сорок миллионов людей, одураченных
излучением, никаких перемен не хотели, но ведь они были одурачены, это
было несправедливо...
своей болью ставит задачи, разум - выполняет. Совесть задает идеалы, разум
ищет к ним дороги. Это и есть функция разума - искать дороги. Без совести
разум работает только на себя, а значит - в холостую. Что же касается
противоречий моих стремлений со стремлениями масс... Существует
определенный идеал: человек должен быть свободен духовно и физически. В
этом мире массы еще не сознают этого идеала, и дорога к нему тяжелая. Но
когда-то нужно начинать. Именно люди с обостренной совестью и должны
будоражить массы, не давать им заснуть в скотском состоянии, поднимать их
на борьбу с угнетением. Даже если массы не чувствуют этого угнетения.
действительно задает идеалы. Но идеалы потому и называются идеалами, что
находятся в разительном несоответствии с действительностью. И поэтому,
когда за работу принимается разум, холодный, спокойный разум, он начинает
искать средства достижения идеалов, и оказывается, что средства эти не
лезут в рамки идеалов, и рамки нужно расширить, а совесть слегка
подрастянуть, подправить, приспособить... Я ведь только это и хочу
сказать, только это вам и повторяю: не следует нянчиться со своей
совестью, надо почаще подставлять ее пыльному сквознячку новой
действительности и не бояться появления на ней пятнышек и грубой
корочки... Впрочем, вы и сами это понимаете. Вы просто еще не научились
называть вещи своими именами. Но вы и этому научитесь. Вот ваша совесть
провозгласила задачу: свергнуть тиранию этих Неизвестных Отцов. Разум
прикинул, что к чему, и подал совет: поскольку изнутри тиранию взорвать
невозможно, ударим по ней снаружи, бросим на нее варваров... пусть
лесовики будут растоптаны, пусть русло Голубой Змеи запрудится трупами,
пусть начнется большая война, которая, может быть приведет к свержению
тиранов, - все для благородного идеала. Ну что же, сказала совесть,
поморщившись, придется мне слегка огрубеть ради великого дела...
его никогда. - Да, массаракш! Да! Все именно так, как вы говорите! А что
еще остается делать? За Голубой Змеей сорок миллионов человек превращены в
ходячие деревяшки. Сорок миллионов рабов...
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Маккэфри Энн
Шилова Юлия
Круз Андрей
Лукин Евгений