- Отродья дьявольские! От них все зло в мире! Кончай бредить, достал ты
меня, во! - Неудачник рубанул себя по затылку ребром ладони.
продолжил. - Теперь снимай кожу, напяливай нынешнюю шкуру... - он зашуршал
оберточной бумагой, разворачивая пакет. - В сегодняшней временной бусинке
нас, в коже-то, за гомиков или металлистов не примут, однако белыми
воронами смотреться будем как пить дать... Или нет, погоди. Темно нынче на
улицах, хоть глаза выколи, разницы не приметишь. Поехали, у меня тут
адресок, там и переоденемся. Только вот присвети мне фарой, прочту, чего
написано дорогим дружком... Эмоции эмоциями, а Дорога зовет... не повезло
в любви, значит, в "картах" повезет... Только я тебя умоляю, Вилли, не рви
глотки, не стреляй в глаза, представь себе, что перед тобой... _т_а
девочка, _д_о_ того, как она поделилась с тобой лобковыми вшами.
Абстрагируйся, брат. О'кей? Ведь она не виновата, что в антисанитарных
условиях существовала... Ты же не хотел ее убивать, правда, когда
встретил?..
склонившегося к фаре с клочком бумаги в руке.
звука. "Вот попал, дерьмо, твою мать..."
"У-у-у, как вас много-то!", и прошептал, почти не разжимая губ и не
поворачивая головы: - Спокойно, Вилли, спокойно, побереги боеприпасы!..
вас Папа Китч сказывал?
концов добрались, оказалось аж семь душ! Отборные "киски", первосортный
товар. Они сидели вокруг стола и что-то пили из чашек, дымящихся, как
вершины вулканов. Кофий, наверно. Идиллия. Картинки семейной жизни девиц
из пансиона для благородных. Сестрички. "Каждая из них в свое время вполне
могла для кого-нибудь быть Беверли, единственной и неповторимой, -
тоскливо подумал Грэй. - Но в этом мире царит чистоган, и души - основной
предмет купли-продажи. "Сопли в сахаре", лирика, ахи, вздохи - не валюта,
на рынке судеб свободно не конвертируется". - Присаживайся, Вилли, и будь
пай-мальчиком, ради бога своего, - велел Грэй. Окостеневший в своей
тщательно культивированной ненависти напарник рухнул на кушетку, стоявшую
у двери, и выпучил глаза. Только бы он не начал стрельбу, озабоченно
подумал Грэй. Нонкоруб, е-мое, вышколенный. - Китч говорил... - Грэй с
умным видом заглянул в бумажку, - ...Пэтси и Сэра, кто из вас, а,
крошки?..
брюнетка со странным разрезом глаз, по крайней мере, Грэй определить не
сумел, какой нации она уроженка, а он - видал-перевидал...
поинтересовалась вторая, рыженькая пухляночка, веснушчатая и курносая.
шатенка, и сделала затяжку - папироса в ее длинных пальцах выглядела как
неотъемлемая часть тела.
Ночные пташки из славной когорты "Папы Китча" семью парами глаз ели
пришельцев. Грэй открыл было рот, чтобы ответить, но четвертая,
длинноволосая блондинка, в этот миг проворковала, строя глазки
профессионально отработанной мимикой: - Фу-у, озабоченный какой...
Расслабьтесь, мальчики, посидите с нами, поболтайте... Давайте
познакомимся, меня зовут Беверли, а вас?..
сладчайшая музыка... - сказал он любимой женщине как-то раз, пятнадцать
лет тому назад. - Ты не веришь в гороскопы?! Тебе не хочется знать, что
будет с нами?.. - удивилась Беверли. - Нет, не верю, - ответил Грэй. - Во
что же ты веришь, милый? - пытливо заглядывая ему в глаза, спросила она. -
Во что-то же ты веришь, не может человек не верить ни во что! - и она
прижалась к нему, положила головку на плечо. - Каждый человек во
что-нибудь верит, - задумчиво сказал он, - кто в себя, кто в людей, кто в
так называемые сверхъестественные силы, кто во что горазд... Вера у
каждого - своя, разная. У каждого внутри Свой Бог... Но гороскопы - это,
по-моему, элементарное жульничество. Игра на повышение. Использующая страх
человека перед будущим. Судьбу не обманешь, как сложится, так и сложится,
предвидеть нельзя... А победителя от неудачника отличает то, что
победитель умеет вставать после поражений, и снова в бой... неудачник уже
не встает... он боится судьбы, могущий вновь ринуть его долу... - Грэй
поцеловал Бев в макушку, в волосы, пахнущие шампунем "Ромашка", который он
ей дарил, потому что ей нравился его запах. Ему тоже. Поэтому он приносил
ей пластмассовые бутылочки, повергавшие ее всякий раз в изумление. Он
снова поцеловал ее волосы. И снова. Погладил роскошную золотистую волну,
утонул в ней ладонью. - Поэтому я не верю в гороскопы. Я верю в свою
звезду, девочка моя, но в это слово я вкладываю совершенно иной смысл,
отличный от общепринятого... - он закрыл глаза и крепко прижал к себе
женщину, прильнувшую к нему доверчиво и безоглядно. - Скоро я уйду,
родная, но я хочу, чтобы ты знала... Мне без тебя очень плохо. По дороге
мне встречались и другие женщины, и к некоторым, не скрою, я испытывал
весьма нежные чувства, но с тобой как-то по-другому... Выше. Чище.
Спокойнее и теплее. Я не знаю, но может, это и называется любовью. Раньше
я думал, что ощущение обладания кем-то и страсть - первые признаки, но
теперь... Я хотел бы, чтобы ты всегда была рядом, но к несчастью, так
будет еще хуже... - и когда Бев с гневом и болью, сквозящими в голосе,
крикнула, вырываясь из его объятий: - Почему ты всегда уходишь до
полуночи?! Ты не подарил мне ни одной ночи!! - он не выдержал и все-все ей
рассказал. Она не поверила, конечно, ТАКОЕ просто не могло состыковаться
со всей сложившейся у нее системой представлений о мироздании, но
самоотверженно попросила: - В таком случае забери меня с собой! Не бросай
меня здесь! - на что он, насилуя гортань, ответил: - Родная, я боюсь. Я
обреку тебя на муки. Я не хочу, чтобы ты, как я, стала пленницей Дороги.
Я-то сам выбрал свой путь, ты, выходит, поневоле... - А она заплакала и
сказала: - Ты дурак, ты ничего не понимаешь. Я хочу быть с тобой, и ничего
не имеет значения, только бы ты был рядышком... - Он же закусил губу и
едва слышно пробормотал: - Может быть, когда-нибудь я возьму тебя с собой.
Когда не выдержу без тебя. Я хочу быть с тобой, просто быть... с тобой, но
высокая в небе звезда зовет меня в путь... Когда я отважусь тебя забрать
отсюда и обречь на бездомные скитания, я приду за тобой. Не плачь, родная,
не рви мою душу. - Она спросила дрожащим голоском: - Ты любишь меня,
милый?! Если любишь, забери сейчас... пока не поздно... - и он вынужден
был сказать ей то, что сам считал правдой: - Я преклоняюсь перед тобой, -
запекшимися, иссушенными страстью и тоской губами он собрал слезинки с ее
щек и век, - и это очень важно для меня... сохранить это чувство, не
утратить желания поклоняться женщине... когда-то оно сделало меня таким,
как я есть, хотя среда моего обитания старательно лепила из меня
женоненавистника руками женщин, отталкивающих меня с отвращением либо
равнодушием... и я хочу остаться самим собой, иначе я упаду на обочину...
Между нами, родная, огромная пропасть, и почти непреодолимая стена сразу
же за ней, во всех смыслах, интеллектуальном, этическом, прочих, но! Я все
же отыскал тебя, такую... - он с душевным трепетом прикоснулся к ее губам
кончиками пальцев, а она: - Ты мой единственный, - прошептала в ответ,
отчаянно прижимаясь к нему и пряча лицо на его груди, - неповторимый,
навсегда мой... никому тебя не отдам... ты даже не можешь себе
представить, милый, что я до сих пор умом понять не могу, как ты обратил
внимание на меня, такую никчемную и никому не нужную девчонку, ты, такой
красивый и сильный, такой мудрый и добрый... неужели где-то есть такие
дуры, что отталкивали тебя?.. - шептала она, и он вздохнул, потом шепнул в
ответ: - Не перехвали... - и в ярости подумал: "Боже Мой! Как я хочу,
чтобы ты сказала эти слова _м_н_е_, а не походному боевому скафандру,
принятому твоими глазами за меня, и сбросить который в этом мире я не в
состоянии... я так хотел его надеть когда-то... перестарался в своем
хотении. Дохотелся. Теперь не содрать. Потому-то я и не могу тебя взять с
собой, Бев... ты сжимаешь в объятиях оборотня, девочка... Но как хочется
поверить, что ты говоришь правду, и что _м_е_н_я_ любишь ты, а не желанную
когда-то, теперь опостылевшую, оболочку... Но опыт жизни и Дороги учит
меня, что... если я разочаруюсь в тебе, а это случится, если ты окажешься
такой же как все, увидев меня... то мне будет не просто худо, мне будет
смертельно худо. И поэтому я сохраняю тебя, сохраняю пускай как иллюзию,
но - сохраняю...". Он никогда не позволял себе вторгаться в спектры
излучений ее мозга, ни разу не позволил себе заглянуть в ее душу... А
вокруг царил в тот час восхитительный, тихий вечер. Он пробудил в его душе
какое-то смутное волнующее воспоминание, он не мог точно определить его,
но почувствовал себя вдруг очень молодым. Он знал, что это воспоминание
связано с его юностью, с запахом летнего вечера, с гигантской черной аркой
небосвода над головой, усеянного звездами, со звуками города вокруг него,
мириадами звуков. Соединяясь вместе, они превращаются в один звук,
характерный только для города, и который является его сердцебиением. В
такой вечер, когда на фоне темного неба сверкают, словно драгоценные
камни, огни города, отражаясь в водах лимана, хорошо было ехать на машине