меня в этом). Повторяю, поразмыслите хорошенько, я не тороплю вас...
унижения, этот отвратительный субъект добавил, думая, должно быть, что я
колеблюсь:
Разве необходимы двадцать четыре часа, чтобы понять, что это единствен-
ный разумный выход, и ответить на любовь человека порядочного, еще не
старого? Я достаточно богат, чтобы поселить вас в другой стране и в бо-
лее приятном замке, чем эта гнусная крепость.
же время наглым видом и, загородив мне дорогу, хотел было взять меня за
руку. Твердо решившись скорее броситься в ров, чем позволить запятнать
себя малейшей его лаской, я отбежала к амбразуре. Но в это мгновение пе-
ред моими глазами возникла какая-то странная фигура, и, желая отвлечь
внимание плац-майора от своей особы, я поспешила указать ему на нее. Ме-
ня это спасло, но, увы, едва не погубило существо, быть может, более
достойное!
напротив эспланады, с невероятной быстротой и ловкостью бежал или, вер-
нее, мчался какой-то великан. Добежав до края ограды, которая с обеих
сторон заканчивается башней, это привидение спрыгнуло на крышу башни,
находившейся на одном уровне с балюстрадой, и, преодолев ее крутой склон
с легкостью кошки, словно растаяло в воздухе.
возвращаясь к обязанностям тюремщика. - Сбежал какой-то узник! А часовой
заснул, черт бы его побрал! Часовой! - крикнул он громовым голосом. -
Берегись! Тревога! Тревога!
в него с силой, вполне достойной этого замечательного учителя адской му-
зыки. Никогда я не слышала ничего более зловещего, нежели этот набат,
нарушивший своим резким и пронзительным звоном торжественное безмолвие
ночи. Это был дикий вопль грубости и насилия, потревоживший гармоничес-
кий плеск волн и вздохи ветерка. В одну секунду вся тюрьма пришла в вол-
нение. Послышалось грозное щелканье заряжаемых ружей - часовые целились
наудачу, готовые стрелять в первую попавшуюся мишень. Эспланада озари-
лась красным светом, сразу затмившим красивые голубоватые отблески луны.
Это господин Шварц зажег большой фонарь. Сигналы передавались с одного
вала на другой, а эхо жалобно вторило им. Вскоре в эту дьявольскую сим-
фонию влился другой звук, грозный и торжественный, - грохот пушки.
Чьи-то тяжелые шаги отдавались на каменных плитах. Я ничего не видела,
но слышала все, и сердце мое сжималось от страха и волнения. Мейер пос-
пешно отошел от меня, но я даже не радовалась своему избавлению - я
горько упрекала себя за то, что невольно, не понимая, что происходит,
указала ему на побег одного из несчастных узников. Застыв от ужаса, я
ждала развязки происшествия, вздрагивая при каждом ружейном выстреле и
все время боясь, что услышу крик раненого беглеца, возвещающий о катаст-
рофе.
не был ни обнаружен, ни настигнут. Чтобы убедиться в этом, я спустилась
на эспланаду и подошла к Шварцам. Супруги и сами были до такой степени
взволнованы и возбуждены, что даже не удивились, увидев меня вне моей
камеры среди ночи. Быть может, впрочем, они были в сговоре с Мейером и
знали о моей вечерней прогулке. Обежав все камеры как безумный и убедив-
шись, что все доверенные ему узники на месте, Шварц немного успокоился,
но и он и его жена не могли прийти в себя от горестного изумления, слов-
но спасение человека являлось в их глазах тяжким общественным и личным
бедствием, возмутительным посягательством на небесное правосудие. Другие
тюремщики и солдаты, с растерянным видом бегавшие взад и вперед, обмени-
вались между собой фразами, свидетельствовавшими о таком же отчаянии,
даже об ужасе: очевидно, попытка к бегству была в их глазах самым чудо-
вищным из преступлений. О милосердный боже! Какими отвратительными пока-
зались мне все эти наемники, так усердно исполняющие свое варварское ре-
месло - лишать себе подобных священного права на свободу! Но, как видно,
высшая справедливость решила наложить на моих двух тюремщиков примерное
наказание. Госпожа Шварц, которая на минутку вошла зачем-то в свою бер-
логу, внезапно выбежала оттуда с пронзительным криком.
не убивайте моего сына! Это он! Я уверена, что это он!
оказалось в постели, не оказалось в комнате - и что, по-видимому, к нему
вернулась его старая привычка - бегать во сне по крышам. Готлиб был лу-
натиком!
ногу улеглось. Каждый тюремщик успел к этому времени обойти свои владе-
ния и убедиться, что все заключенные были на местах. Сторожа спокойно
вернулись на посты. Офицеры были в восторге от такой развязки, солдаты
смеялись над своей тревогой, госпожа Шварц, вне себя от страха, осматри-
вала все углы, а ее муж с грустью вглядывался в ров, опасаясь, не упал
ли туда бедный Готлиб: ведь грохот пушечной и ружейной пальбы мог вне-
запно разбудить его во время его опасного путешествия. Пожалуй, это был
самый подходящий момент для моего собственного побега: по-видимому, все
двери были открыты, а тюремщики разбрелись кто куда. Однако я не стала
задерживаться на этой мысли, так как была всецело поглощена желанием ра-
зыскать бедного больного, выказавшего мне столько участия.
тил, что уже светает, и приказал мне вернуться в камеру, ибо то, что я
свободно бродила по крепости в неурочное время, противоречило инструк-
ции. Он проводил меня, чтобы запереть за мной дверь, но первое, что я
увидела, войдя к себе, был Готлиб, преспокойно спавший в моем кресле.
Должно быть, на его счастье, он прибежал сюда до разгара тревоги, или же
сон его был так крепок, а ноги так быстры и ловки, что ему удалось из-
бегнуть всех опасностей. Я посоветовала Шварцу не будить сына и обещала
присмотреть за ним, пока его мать не узнает об этом радостном событии.
начала шепотом расспрашивать его. Мне говорили, что лунатики могут об-
щаться с теми, к кому они привязаны, и совершенно внятно отвечать на их
вопросы. Моя попытка увенчалась успехом.
крышами сверкало солнце.
окно, я улетел вместе с ней на небо, и мы были высоко, далеко, возле са-
мых звезд, почти там, где живут ангелы. Правда, когда мы улетали, вам
повстречался Вельзевул. Он бегал по кровлям и парапетам, чтобы поймать
нас, но он-то не умеет летать! Бог приговорил его к длительному наказа-
нию: он видит, как летают ангелы и птицы, но достать их не может.
мы спустились к тебе, в твою каморку.
ла. Малиновка похищает ключи изпод подушки моей матери, и как Вельзевул
ни старается, ему не удается ее разбудить, раз ангел усыпил ее, незримо
порхая над ее головой.
улыбкой.
знает его. Она не знает, что в каминной дыре у меня спрятаны две книги.
Одну из них я не читаю, а другую прилежно изучаю уже четыре года. Это
моя духовная пища, духовная жизнь, книга правды, спасение и свет моей
души.
помешать ей броситься на шею своему сыну. Эта женщина боготворит свое
чадо - да простятся ей ее грехи! Она начала говорить ему что-то, но Гот-
либ не слышал ее, и только мне удалось уговорить его пойти к себе и лечь
в постель, где он спокойно проспал все утро, как мне сказали потом. Он
ничего не подозревает и поныне, хотя его странная болезнь и ночное про-
исшествие сделались сегодня достоянием всего Шпандау.
свободы, очень тягостной и очень тревожной. Нет, я не хочу уйти отсюда
такою ценой! А ведь, возможно, мне удалось бы бежать... Теперь, когда я
нахожусь здесь во власти негодяя, когда мне грозят опасности, которые
хуже смерти, хуже вечной муки, я буду беспрестанно думать об этом и, мо-
жет быть, добьюсь успеха! Говорят, что сильная воля преодолевает все.
Боже, защити меня!
считаю каждый прожитый без тревог день днем счастья и благодарю за него
бога, как в обычной мирной жизни люди благодарят его за годы, прошедшие
без несчастий. Да, необходимо испытать горе, чтобы выйти из состояния
неблагодарной апатии, в каком живешь обычно. Ныне я упрекаю себя за то,
что провела столько прекрасных дней беззаботной юности, не ценя их и не
благословляя провидение. Я недостаточно часто говорила себе в те време-
на, что ничем не заслужила их, и, очевидно, именно этим отчасти заслужи-
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Дальский Алекс
Никитин Юрий
Гуль Роман Борисович
Прозоров Александр