туда, назад, где под знаменем в начищенном сверкающем колонтаре и
отделанном серебром шеломе стоял князь. К нему подскакивали воеводы, он
важно кивал, продолжая завороженно глядеть вперед на двигающееся татарское
войско. Воеводы строго-настрого запретили ему идти в напуск прежде Андрея
Ольгердовича с Данилою Пронским, и князь ждал, сжимая потною дланью
граненый горячий шестопер. Ждал, изредка сглатывая слюну. И ежели бы не
прещение воевод, многократно повторенное вестоношами, не выдержал бы,
ринул полки в напуск, смешав всю хитро задуманную распорядню боя.
Владимир Андреич? Или хоть свояк Микула Вельяминов, тоже нехудой воевода?
А кто-то да был! И держал князя. И держал полки. А татары меж тем уже
почти все перешли через реку и теперь двинулись мелкою рысью, <на грунах>,
пуская на ходу в русских тучи стрел.
но все-таки, видимо, Бегич рассчитывал на расстройство вражьих рядов и на
рубку бегущих. И верно, передовые вспятили было. Стрелы пробивали доспехи,
ранили коней, те взвивались на дыбы, устоять было невозможно, хоть и
отвечали, и дружно отвечали из тех же татарских луков пускаемыми
стрелами...
свальную сечу, сбивая и увлекая за собой потерявшие стройность татарские
ряды. И уже визг татар и <Хуррра!> с обеих сторон наполнили воздух, и
валило, валило кучею сюда, прямо на них, и уже зловещие посвисты высоко
над головою заставили воинов охмуреть и опустить заборола шеломов, а коней
настороженно вздернуть уши.
Ольгердович и Данило Пронский с рязанскою помочью пошли в напуск.
вздрогнул, едва не поднявши коня на дыбы.
успел он подобрать поводья, ударили цимбалы, затрубили рога; разрезая
череду комонных, промчался вперед кто-то в алом опашне сверх блестящей
кольчуги и в римском узорном шеломе, и - началось! Кони тронули, и все
утонуло в глухом и тяжелом топоте тысяч копыт.
себя на миг!), и все думал о том, пора ли выхватывать саблю из ножен.
Стрелы шли уже низко, прямо над головою, и то там, то здесь начали падать
кони и всадники. Раненые сползали набок, цепляя слабнущими пальцами за
гриву коня, иногда стремглав через голову скакуна слетали с седел на
землю, прямо под копыта скачущим.
крутящаяся каша, и в эту людскую кашу ныряли один по одному передовые
всадники.
в ноздри, да так, что Иван задохнулся на миг, и, уже понимая, что время,
вырвал отцовскую саблю из ножен, лихорадочно соображая, как надо рубить,
чтобы не отхватить ухо собственному коню. Крик замер, точно что-то
оборвалось. Они врубились.
человечьих распяленных ртов выделилось перед Иваном одно такое же юное,
как у него, лицо в узкой полоске усов и негустой бороды, тоже разверстое в
крике, и сверкнула вражья сабля, которую он едва успел отбить. Он ударил
снова и снова и уже с отчаянием, обливаясь потом, бил и бил, а лезвие с
тяжким стоном отскакивало каждый раз как от стены, проваливая в какой-то
немыслимый перепад металла, и уже первый тупой удар оглушил его, пройдя по
шелому скользом, и Иван сжал зубы, намерясь кинуть коня вперед, но тут
одолевавший его черноусый парень шатнулся, побелел, безвольно раскрылись
уста, и начал валиться на спину. А голос Семена у него над ухом прокричал:
<Добей!> И Иван ринул саблю с маху, прямым ударом сверху вниз, и уже не
узрел, куда попал, потому что пред ним явился грузный, в чешуйчатом
монгольском панцире, татарин, едва не убивший Ивана с первого же удара
толстой, с человечью ногу, облитой железом рукой, сжимающей усаженную
шипами стальную палицу. Удар был бы ужасен. Иван успел отскочить, вздынув
коня, и только услышал через миг хруст чьих-то чужих костей под тяжкою
палицей татарина. Невольно, не думая даже того, что противник не по нем,
Иван наддал острыми краями стремян и пролетел мимо, опять скрестив с
кем-то сверкающее, обрызганное кровью железо.
сбоку и в тыл. Кони, пятясь, сшибались крупами, рука, вздынувшая копье,
задевала своего. Но русичи пробивались все дальше и дальше, и вот в
какой-то незримый миг (еще сеча шла с тою же яростной силой!) поворотился
бой, татары начали отступать.
схватить за повод его коня. Уже начинались трупы, уже конь, храпя,
перескакивал через поверженных. Прорвавшийся сквозь гущу русских рядов
татарин скакал навстречу. Дмитрий рыкнул и, наддав, сблизился с ним. Не
вынимая меча, воеводским шестоперюм своим, вложивши в удар всю силу руки,
свалил татарина и еще наддал, уже в упоении боя, но тут подомчавшие рынды
решительно схватили его коня под уздцы.
подскакавший боярин Ощера, и Тимофей Васильич Вельяминов скоро оказался
рядом:
в сече они ему не дадут. Он до крови закусил губу, продолжая упрямо
смотреть туда, вперед, где тьмочисленная конная толпа русичей все больше
теснила и теснила стиснутое со сторон татарское войско.
рать покатилась назад.
превращается в бегство, бой - в избиение. Кони сваливались в реку, тонули,
топили друг друга, ордынцы удирали, бросая копья. И Дмитрий наконец
глубоко, освобожденно вздохнул. Бегут! Лучшие полки татарские! Сам воевода
Бегич! Бегут! И он - победитель!
истоптанной и изломанной траве. Последние уцелевшие татары уходили в
речной туман. Воины, слезая с коней, обдирали с убитых доспехи и лопоть.
Вели пленных, считали убитых в сече татарских князей: Хазибия, Ковергу,
Карабулука, Кострока, Бегичку...
остановившего и смешавшего передовую татарскую рать и доблестно погибшего
в сече.
кромки леса и теперь изгибал, холодея, проваливая за холмы. Надвигалась
ночь. Над рекою повис туман. Преследование татар решили отложить до утра.
Он кое-как перевязал друга и теперь не ведал, что делать, со страхом
понимая, что зять умирает. Семен лежал суровый и бледный, закрывши глаза,
и брови его на матово-бледном лице казались еще темнее и краше.
принимал, верно, на себя предназначенные Ивану удары... И как был ранен, и
как упал уже к самому вечеру, когда татары бежали по всему полю?! Или
спешенный враг ткнул ему под кольчугу копьем, нанеся ту страшную рану,
кровь из которой и посейчас неможно остановить?
слезы.
неумелые повязки Ивановы, заново и туго перетянул рану, нажевав и наложив
какой-то травы. Попробовал напоить раненого (Семен приоткрыл глаза, но
явно никого не узнавал), сев на коня, поскакал за телегою.
сказавши, скрипнул зубами, помыслив, что повестит госпоже боярыне, не
привезя сына живым!
побросал в кузов что попалось под руку из лопоти и оружия, раскиданных по
полю, оборотил к Ивану строгое лицо:
нать, снеди там...
со стрелами. Молча распростились. Умирающий тому и другому связывал уста.
Так же молча проводивши глазами телегу, Иван навьючил поводного коня, чуя
себя безмерно виноватым, едва ли не убийцею, и все не понимая, как теперь
взглянет в лицо сестре.
огню, подходил к реке, слушал вражеский берег. Утром над Вожею стоял
густой слоистый туман. Наконечника протянутого копья уже было не видать.
Воеводы ждали почти до полудня и только в предобеденную пору двинулись
вослед татарскому войску. За ночь и утро разбитые сумели уйти так далеко,
что преследовать их было бесполезно. Ушли верхами, бросив вежи и шатры,
побросав добро и телеги. Воины радостно и деловито грабили доставшийся им
татарский стан. Воеводы не удерживали ратных, давая войску ополониться
досыти...