выливала на голову ему потоки ругани, заставив в конце концов пойти на
подлость, измену и предательство брата своего, Александра, мученически
погинувшего в Орде.
замкнутые глаза, изгибая стан, увиливала от неуверенных рук Константина,
пытавшегося ее приласкать, а вдосталь измотав - требовала, глядя мимо
него, в стену. И князь безвольно подчинялся новой жене: отпихивал первого
сына, Семушку, пытавшегося было влезть на руки к отцу (и не возьми
Настасья, жена покойного брата Александра, отрока под свое крыло, невесть
что и сталось бы с незадачливым сыном московки!), привозил и доставал все
новые утехи, сладости, узорочье и порты молодой жене и ее маленькому сыну
Еремею, а нынче все более и более начинал злобиться на сноху и
подрастающих племянников, в особенности на старшего, Всеволода, который
уже и ростом и статью начинал походить на покойного Александра Тверского.
Евдокия. - Все уж, до косточек, изболело от ее! Держит себя как госпожа!
Вдова! Давно в монастырь пора, грехи замаливать! Сирот токо и подбират,
мне бы назлить! А ты князь! Глава тверскому дому всему! И ничего не
возможешь! Гляди, Семен ото всех вас отбилси! Поезжай в Орду и ты! Великим
князем штоб! И прижми-ко, прижми хвост Настасье, пока не поздно! Пока тебя
племяши и из дому-то не выгнали! В етот гнилой Дорогобуж, а и там спокою
не дадут! Князь ты али нет? - И в тоненьком голоске Дунюшки слышались
знакомые переливы густого баса Сонюшки, покойной московки.
князем и воином, и женины наговоры не мог принять иначе, как свое
собственное, из себя самого рожденное мнение. Он начинал все более и более
ненавидеть сноху, и ему уже и взаправду начинали мешать, донельзя
раздражая, шустрые племянники, радостным шумом и криками заполнявшие весь
обширный тверской терем. Он не шутя злобствовал на то, как рачительно и
твердо ведет Настасья большое хозяйство тверского дома, начинал
подозревать ее в тайных, противу него и Дунюшки направленных умыслах, в
скрытых сношениях с новогородцами, в желании лишить его тверской части в
доходах и еще черт знает в чем... Чего только не подскажет распаленное и
озлобленное воображение! Да и отдаленность лет делала свое дело: забывался
отец и далекая, страшная ордынская трагедия, почти не помнился уже
погибший Дмитрий Грозные Очи... Как ни странно, покойная Софья Юрьевна еще
связывала его с минувшим, не давала забыть. Но вот и она умерла.
Константин, когда-то большеглазый, пленительно красивый, испуганный
мальчик, со слезами на долгих ресницах, которого прятала в своем шатре и
утешала царица Бялынь, превратился теперь, четверть века спустя, в
старообразного, едкого, с нервным подергиванием лица, с острым козлиным
запахом от застарелой нутряной болести, мало приятного даже близким своим
человека... А ведь был он не так уж и стар! Четыре десятка лет всего и
оставил за спиною! И желания, и гнев, и корыстные вожделения в нем
ярились, еще не переломившись к старческому покою. Стать первым, править
единовластно, хотя бы здесь, у себя, в тверской земле! Вослед Костянтину
Суздальскому, вослед Симеону! Хватит, довольно! Добиться вновь великого
тверского княжения, а там - как знать... Но для поездки в Орду и хлопот
перед новым ханом надобно было серебро, много серебра! И тут уж сноха с ее
тверскими доходами совсем становилась у него костью в горле. <Согнать ее с
тверского стола - и вся недолга, пущай едет в Холм, удел Всеволода, альбо
в монастырь уходит!> - подсказывала Евдокия. Зимой, накануне того, как
собирать рождественский корм, Константин решился наконец. В конце концов,
и у него были свои бояре, и великого тысяцкого Твери, Щетнева, можно,
оказалось, ежели и не перетянуть на свою сторону, то запугать...
крупным градом ударявшие в глухие заборы горожан. Юное лицо княжича горело
гневом. Бросив поводья конюшему: <Выводи!> - взбежал по ступеням.
Оснеженный, красный, ворвался в горницы:
Настасья опомнилась первой:
выкрикнул Всеволод, кидаясь было на половину дяди.
резаться вздумал? Опомнись! Уймись! Как так не наше? Сказывай!
объяснять:
снегу, драка, возы потрошат... Я плетью... Троих сбил с ног, те - за
сабли... Вырвался - и сюда... Мать! Разреши собрать дружину!
к мягкой груди, у самой слезы закипели в очах. Знала, что этим и окончит
деверь! Ждала, но не ведала, что так вдруг, нынче, теперь...
сын! Не сгонит нас с Твери Костянтин, права такого нет у него! Иначе к
митрополиту в ноги, ко князю великому на Москву...
ты еще Мишу в Новый Город отослала московитам в зазнобу!
темно-синий узорный плат на парчовую головку, закрывавшую ее медовые, все
еще необычайно густые волосы, решительным шагом направилась переходами в
горницы Константина.
отпихнула плечом и, большая, гневная, разъяренною львицей, защищающей
своих детей, предстала перед деверем.
сноху). Он смешался, но только на миг. Поднявшаяся душная злоба погасила в
нем и стыд, и остатки совести.
этот мой! А тебе, сноха, пора перебираться... куда ни то... (он смешался,
сказать про монастырь многодетной матери с малыми чадами у него не
повернулся язык). В загородный дворец хотя! Иначе ни тебе, ни мне не будет
спокою! Я сказал! И все! И нынче ставлю своего ключника! И все! Все! Все!!
Дунюшка. Константин брызгал слюною, топал ногами. Настасья, презрительно
прищурясь, оглядела деверя:
князь! И права на то еще не имеешь! Малый ты! Меньше последнего холопа в
етом терему! - И поворотила, не слушая уже ни молви бояр, ни выкликов
разъяренной Дунюшки.
к себе. Сын ждал, так и не разоболокшись с дороги. Испуганно грудились
меньшие с мамками.
дворец, за Тьмаку! Ты - собирай людей! Посельских и ключников - ко мне!
Созови кого ни то из бояр! И кметей - всех!
Тамо не топлено, да и не жили давно, где и протекло и погнило, и печи
поправить...
говорю! Днем, при народе! Пущай Тверь зрит, как гонят со двора вдову
Александра Святого!
собирать людей.
родичей, розни, которая будет доходить почти до оружных сшибок и окончит
только тогда, когда уже никого из участников этой первой семейной драмы
уже не останет в живых...
тот ли час горький, когда высокий, красивый, испуганный отрок навек
потерял мужество воли при виде жестокой смерти своего великого отца?
Мужество потребно мужу настолько, что и слова сии одного корня от одного и
того же значения проистекают: <муж> и <мужество>. С трусостью, с потерею
мужества, кончается все. Трусость рождает подлость. Подлость ведет к
преступлению. И пусть не говорят и не пишут, что Константин Тверской
обогащался и укреплял власть вослед и в подражание великим князьям -
владимирскому или литовскому, что так же, как Ольгерд с Симеоном, укреплял
он единовластие в своей Твери. Будем судить не по мертвой шелухе внешних
кажимостей, а по глубинной сути желаний и страстей. Никогда высокое не
рождается от низменных, низких побуждений! В борьбе за земную власть, как
и повсюду, дух, совесть и правда стоят превыше всего остального и,
отброшенные, всегда скажут в конце концов роковое и непреложное слово
свое.
сославшись на нутряную болесть. Москва гуляла на Масляной без великого
князя.