Алешу ни сегодня, ни завтра. Ни одного упрека за то, что он забыл меня; ни
одного наставления. Я именно хочу встретить его так, как будто ничего между
нами не было, чтоб он и заметить ничего не мог. Мне это надо. Дадите вы мне
такое слово?
прибавить от всей души, что я редко в ком встречал более благоразумного и
ясного взгляда на такие дела... Но вот, кажется, и Алеша.
будто к чему-то приготовилась. Князь сидел с серьезною миною и ожидал,
что-то будет; он пристально следил за Наташей. Но дверь отворилась, и к нам
влетел Алеша.
было, что он весело и счастливо провел эти четыре дня. На нем как будто
написано было, что он хотел нам что-то сообщить.
быть раньше всех. Но сейчас узнаете все, все, все! Давеча, папаша, мы с
тобой двух слов не успели сказать, а мне много надо было сказать тебе. Это
он мне только в добрые свои минуты позволяет говорить себе: ты, - прервал
он, обращаясь ко мне, - ей-богу, в иное время запрещает! И какая у него
является тактика: начинает сам говорить мне вы. Но с этого дня я хочу, чтоб
у него всегда были добрые минуты, и сделаю так! Вообще я весь переменился в
эти четыре дня, совершенно, совершенно переменился и все вам расскажу. Но
это впереди. А главное теперь: вот она! вот она! опять! Наташа, голубчик,
здравствуй, ангел ты мой! - говорил он, усаживаясь подле нее и жадно целуя
ее руку, - тосковал-то я по тебе в эти дни! Но что хочешь - не мог!
Управиться не мог. Милая ты моя! Как будто ты похудела немножко,
бледненькая стала какая...
прекрасными глазами, как будто не мог наглядеться. Я взглянул на Наташу и
по лицу ее угадал, что у нас были одни мысли: он был вполне невинен. Да и
когда, как этот невинный мог бы сделаться виноватым? Яркий румянец прилил
вдруг к бледным щекам Наташи, точно вся кровь, собравшаяся в ее сердце,
отхлынула вдруг в голову. Глаза ее засверкали, и она гордо взглянула на
князя.
прерывающимся голосом. Она тяжело и неровно дышала. Боже мой, как она
любила его!
что: как будто! разумеется, виноват, и сам это знаю, и приехал с тем, что
знаю. Катя вчера и сегодня говорила мне, что не может женщина простить
такую небрежность (ведь она все знает, что было у нас здесь во вторник; я
на другой же день рассказал). Я с ней спорил, доказывал ей, говорил, что
эта женщина называется Наташа и что во всем свете, может быть, только одна
есть равная ей: это Катя; и я приехал сюда, разумеется зная, что я выиграл
в споре. Разве такой ангел, как ты, может не простить? "Не был, стало быть,
непременно что-нибудь помешало, а не то что разлюбил", - вот как будет
думать моя Наташа! Да и как тебя разлюбить? Разве возможно? Все сердце
наболело у меня по тебе. Но я все-таки виноват! А когда узнаешь все, меня
же первая оправдаешь! Сейчас все расскажу, мне надобно излить душу пред
всеми вами; с тем и приехал. Хотел было сегодня (было полминутки свободной)
залететь к тебе, чтоб поцеловать тебя на лету, но и тут неудача: Катя
немедленно потребовала к себе по важнейшим делам. Это еще до того времени,
когда я на дрожках сидел, папа, и ты меня видел; это я другой раз, по
другой записке к Кате тогда ехал. У нас ведь теперь целые дни скороходы с
записками из дома в дом бегают. Иван Петрович, вашу записку я только вчера
ночью успел прочесть, и вы совершенно правы во всем, что вы там записали.
Но что же делать: физическая невозможность! Так и подумал: завтра вечером
во всем оправдаюсь; потому что уж сегодня вечером невозможно мне было не
приехать к тебе, Наташа.
которое мне оставил, за то, что к тебе не хожу. И он совершенно прав. Это
было вчера.
Федоровны... - начал было князь.
Кати, то у тебя должно быть вдвое причин быть здесь". Совершенно с тобой
согласен и даже прибавлю от себя: не вдвое причин, а в миллион больше
причин! Но, во-первых, бывают же странные, неожиданные события в жизни,
которые все перемешивают и ставят вверх дном. Ну, вот и со мной случились
такие события. Говорю же я, что в эти дни я совершенно изменился, весь до
конца ногтей; стало быть, были же важные обстоятельства!
вскричала Наташа, улыбаясь на горячку Алеши.
него быстро, часто, без порядка, какой-то стукотней. Ему все хотелось
говорить, говорить, рассказать. Но, рассказывая, он все-таки не покидал
руки Наташи и беспрерывно подносил ее к губам, как будто не мог
нацеловаться.
мои! Что я видел, что делал, каких людей узнал! Во-первых, Катя: это такое
совершенство! Я ее совсем, совсем не знал до сих пор! И тогда, во вторник,
когда я говорил тебе об ней, Наташа, - помнишь, я еще с таким восторгом
говорил, ну, так и тогда даже я ее совсем почти не знал. Она сама таилась
от меня до самого теперешнего времени. Но теперь мы совершенно узнали друг
друга. Мы с ней уж теперь на ты. Но начну сначала: во-первых, Наташа, если
б ты могла только слышать, что она говорила мне про тебя, когда я на другой
день, в среду, рассказал ей, что здесь между нами было... А кстати:
припоминаю, каким я был глупцом перед тобой, когда я приехал к тебе тогда
утром, в среду! Ты встречаешь меня с восторгом, ты вся проникнута новым
положением нашим, ты хочешь говорить со мной обо всем этом; ты грустна и в
то же время шалишь и играешь со мной, а я - такого солидного человека из
себя корчу! О глупец! Глупец! Ведь, ей-богу же, мне хотелось порисоваться,
похвастаться, что я скоро буду мужем, солидным человеком, и нашел же перед
кем хвастаться, - перед тобой! Ах, как, должно быть, ты тогда надо мной
смеялась и как я стоил твоей насмешки!
смотрел на Алешу. Точно он рад был, что сын выказывает себя с такой
легкомысленной и даже смешной точки зрения. Весь этот вечер я прилежно
наблюдал его и совершенно убедился, что он вовсе не любит сына, хотя и
говорили про слишком горячую отцовскую любовь его.
сказал, что мы только в это утро совершенно узнали друг друга, и странно
как-то это произошло... не помню даже... Несколько горячих слов, несколько
ощущений, мыслей, прямо высказанных, и мы - сблизились навеки. Ты должна,
должна узнать ее, Наташа! Как она рассказала, как она растолковала мне
тебя! Как объяснила мне, какое ты сокровище для меня! Мало-помалу она
объяснила мне все свои идеи и свой взгляд на жизнь; это такая серьезная,
такая восторженная девушка! Она говорила о долге, о назначении нашем, о
том, что мы все должны служить человечеству, и так как мы совершенно
сошлись, в какие-нибудь пять-шесть часов разговора, то кончили тем, что
поклялись друг другу в вечной дружбе и в том, что во всю жизнь нашу будем
действовать вместе!
даже заранее предчувствую все твои возражения, - отвечал торжественно
Алеша. - Все вы люди практические, у вас столько выжитых правил, серьезных,
строгих; на все новое, на все молодое, свежее вы смотрите недоверчиво,
враждебно, насмешливо. Но теперь уж я не тот, каким ты знал меня несколько
дней тому назад. Я другой! Я смело смотрю в глаза всему и всем на свете.
Если я знаю, что мое убеждение справедливо, я преследую его до последней
крайности; и если я не собьюсь с дороги, то я честный человек. С меня