Чтение 47–й страницы книги ~Бессоница~

— Вы считаете, что деньги дал кто-то из «Друзей жизни»?

— Нет, вряд ли. Во-первых, среди них нет богачей — основной контингент составляют рабочие. Они дают сколько могут, но такая сумма? Нет. Думаю, объединенными усилиями они могли бы собрать достаточное количество закладных на имущество, но не сделали этого. Большинство из них отказалось бы, только заикнись Эд об этом. Теперь в их среде Эд persona non grata, и многие жалеют, что хотя бы слышали имя Чарли Пикеринга. Дэн Далтон встал во главе «Друзей жизни», и большинству дышать стало намного легче. Похоже, Эд, Чарли и еще двое — мужчину зовут Фрэнк Фелтон, а женщину Сандра Мак-Ки — действуют теперь самостоятельно. Насчет Фелтона мне ничего не известно, а вот эта Мак-Ки выполняет те же задания, что и Чарли. К тому же у нее неотразимая внешность — одутловатое, нездорового цвета прыщавое лицо, такие толстенные линзы очков, что глаза сквозь них напоминают яйца-пашот, а весит эта красотка более трехсот фунтов. — Вы шутите?

— Нет. Она обожает носить обтягивающие брюки и обычно путешествует в компании невообразимого количества конфет, печенья и прочих сладостей.

Частенько она облачается в невероятных размеров свитер с надписью «ДЕТСКАЯ ФАБРИКА». Сама же она детей никогда не имела, да и вряд ли они у нее будут.

— А почему вы рассказываете мне обо всем этом?

— Потому что мне хотелось бы, чтобы вы остерегались этих людей, — ответил Лейдекер терпеливо, как будто беседовал с ребенком. — Они могут оказаться опасными. Особенно Чарли, но вам это известно и без меня, а теперь он снова на свободе. Где Эд раздобыл деньги — уже вторично — главное, он заплатил. Не удивлюсь, если Чарли вновь нападет на вас. Он, Эд или кто-то другой.

— А как же Элен и Натали?

— Они вместе с друзьями. Друзьями, отлично понимающими, какую угрозу таит в себе свихнувшийся муженек. Я предупредил и Майка Хэнлона, так что он тоже присмотрит за Элен. Наши люди будут уделять особое внимание библиотеке. Однако в настоящее время мы не считаем, что Элен находится под угрозой — она ведь еще живет в Хай-Ридж, — но все зависящее от нас мы делаем.

— Спасибо, Джон, я ценю это, как и ваш звонок.

— А я ценю, что вы это цените, но я еще не договорил. Друг мой, вы должны помнить, кому звонил Эд и кому угрожал — не Элен, а вам. Кажется, она больше не интересует его, а вот с вами дело обстоит иначе. Я попросил шефа полиции Джонсона назначить человека — предпочтительно Криса Нелла — присматривать за вами, хотя бы пока не пройдет выступление этой высококлассной суки в защиту права женщин на выбор. Но мою просьбу отклонили. Он сказал, что на этой неделе предстоит слишком много работы… Но судя по тому, как мне отказали, можно предположить, что попроси вы, такой человек нашелся бы. Что скажете?

«Защита полиции, — подумал Ральф. — Именно так это называется в теледетективах и именно об этом пойдет сейчас речь — защита полиции». Ральф попытался обдумать предложение, но слишком многое мешало; разрозненные мысли так и носились у него в голове. Шляпы, врачи, халаты, газовые баллончики. Не говоря уже о ножницах, блеснувших в запыленных линзах старенького бинокля. «Я тороплю себя ежесекундно, ежечасно, успеть бы все свершить», — подумал Ральф, и сразу же: — «Тернист и долог путь в Эдем, любимый, так стоит ли стенать по пустякам?»

— Нет, — ответил Ральф.

— Что?

Ральф прикрыл глаза и увидел себя, набирающего номер телефона, чтобы отменить визит к акупунктуристу. И снова повторилось то же самое, не так ли? Да. Конечно, он мог рассчитывать на защиту полиции от Пикерингов и ему подобных, но предполагалось, что все будет разворачиваться иначе. Он это знал, ощущал каждой клеточкой своего тела, каждым ударом сердца.

— Вы же слышали, — сказал он. — Мне не нужна охрана.

— Но почему?

— Я могу позаботиться о себе сам, — ответил Ральф, поморщившись от помпезной абсурдности этого заявления, слышанного им несметное количество раз в вестернах с участием Джона Уэйна.

— Ральф, мне неприятно первому сообщать вам эту новость, но вы человек почтенного возраста. В воскресенье вам повезло. В следующий раз удача может отвернуться.

«Мне не просто повезло, — подумал Ральф. — В заоблачных далях у меня появились друзья. Вернее, следовало бы сказать — сущности в заоблачных далях».

— Со мной ничего не случится.

Лейдекер вздохнул:

— Если передумаете, позвоните мне, хорошо?

— Обязательно.

— И если повстречаете Пикеринга или необъятных размеров даму в очках с толстенными линзами…

— Я вам позвоню.

— Ральф, пожалуйста, подумайте и взвесьте все. Ведь я говорю лишь о парне, который будет сопровождать вас на расстоянии.

— Готовую булочку не испечь заново, — произнес Ральф.

— Что-что?

— Я сказал, что ценю вашу заботу, но говорю нет. Я позвоню вам.

Ральф аккуратно положил трубку. Возможно, Джон прав, а он сошел с ума, хотя Ральф еще никогда в жизни не чувствовал себя столь здравомыслящим.

— Уставший, — сообщил он солнечной пустой кухне, — но в здравом уме. — Ральф помолчал, затем добавил: — К тому же почти влюбленный.

Он улыбнулся и наконец-то поставил чайник на газ.

2

Ральф допивал вторую чашку чая, когда вспомнил, что Билл написал в записке об ужине. Тут же он решил пригласить Билла поужинать в баре. И они смогут помириться.

«Нам стоит помириться, — подумал он, — потому что у того лысого психа панама Билла, а это значит, что Билл в беде».

Есть только настоящее. Ральф взял телефон и набрал номер, который он помнил наизусть: 941-5000. Телефон городской больницы Дерри.

Дежурная в приемной соединила его с палатой N313. Явно уставшая женщина, взявшая трубку, оказалась Денизой Полхерст, племянницей умирающего. Она сообщила, что Билла в палате нет. Около часа дня пришли еще четверо преподавателей того времени, которое она охарактеризовала как «дядюшкины дни величия», и Билл предложил всем отправиться на ленч. Ральф даже знал, как именно его сосед поставил вопрос: лучше поздно, чем никогда.

Это была одна из самых любимых поговорок Мак-Говерна.

Когда Ральф поинтересовался, когда вернется Билл, Дениза Полхерст ответила, что скоро.

— Он мне так помог. Не знаю, что бы я делала без него, мистер Pоббинс.

— Робертс, — поправил Ральф. — Билл очень хорошо отзывался о мистере Полхерсте.

— Да, они все так считают. Надеюсь, он не касался его безумия?

— Нет, — напряженно ответил Ральф. — Билл написал, что ваш дядюшка очень плох.

— Да. Врач говорит, что вряд ли он переживет нынешний день, но я слышала эту песню и раньше. Господи, прости, но иногда дядя Боб представляется мне одним из объявлений расчетно-издательской палаты — всегда обещают, но ничего не доставляют. Звучит ужасно, но я так устала, что мне уже все равно. Сегодня утром его отключили от системы жизнеобеспечения — я не могла взвалить всю ответственность на себя, поэтому и позвонила Биллу, а он сказал, что именно этого хотел бы дядя. Пора Бобу начать исследование другого мира, сказал он, карта этого мира уже достаточно подробна. Разве не поэтично, мистер Роббинс?

— Да, только моя фамилия Робертс, мисс Полхерст. Передайте, пожалуйста, Биллу, что звонил Ральф Робертс и просил его пере…

— Поэтому мы отключили систему, и я приготовилась, но он не умер. Я не могу этого понять. Он готов. Я готова, жизнь его подошла к концу… Так почему же он не умирает?

— Не знаю.

— Смерть так глупа, — произнесла она ноющим неприятным тоном измотанного, павшего духом человека. — Акушерку, слишком медленно перерезающую пуповину, давно бы уже уволили с работы.

В последнее время мысли Ральфа приобрели тенденцию метаться, упуская многое из виду, но на этот раз они немедленно поспешили назад.

— Что вы сказали?

— Простите? — Голос Денизы звучал удивленно, будто и ее мысли витали где-то далеко.

— Вы упомянули о перерезании пуповины.

— Я ничего не имела в виду. — Ноющие интонации усилились… Только Ральф понял, что это не нытье, а поскуливание, и оно пугало. Что-то было не так. Внезапно сердце Ральфа пустилось вскачь. — Я вообще ничего не имела в виду, — настаивала женщина, а телефон, который Ральф держал в руках, вдруг окрасился в интенсивный зловеще-синий цвет.

«Она подумывает убить его, и это не праздная мысль — она хочет положить подушку дяде на лицо и таким образом задушить его. Все произойдет быстро, думает она, и станет благословением. Все наконец-то кончится». Ральф отстранил трубку от уха. Синий свет, холодный, как февральское небо, тоненькими лучиками просачивался сквозь дырочки микрофона. «Убийство синего света, — подумал Ральф, держа трубку на расстоянии вытянутой руки и глядя широко раскрытыми, неподвижными глазами на то, как синие лучи, извиваясь, падают на пол. До него доносился слабый, встревоженный голос Денизы Полхерст. — Никогда не хотел знать ничего подобного, но все равно мне это известно: убийство синего света».

Ральф поднес трубку к губам, умудрившись подальше отставить слуховую часть, излучавшую пугающие потоки ледяного света, похожие на сосульки. Он боялся, что если слишком близко поднесет эту часть трубки к уху, то рискует оглохнуть от холодной, яростной решимости Денизы.

— Передайте Биллу, что звонил Ральф, — сказал он. — Робертс, а не Роббинс. — Не дожидаясь ответа, он повесил трубку. Голубые лучи, отскочив от трубки, устремились к полу. Ральф снова подумал о сосульках, о том, как те падают ровными рядами, если провести рукой по карнизу после теплого зимнего дня. Эти сосульки исчезли, не долетев до линолеума. Ральф огляделся. В комнате ничего не светилось, не мерцало и не вибрировало. Ауры снова ушли. Он облегченно вздохнул, и в этот момент на Гаррисавеню засигналила машина.

В пустой квартире на втором этаже Ральф Робертс закричал.

4

Ральфу больше не хотелось чаю, но жажда не отступала. В холодильнике он нашел бутылку диетической пепси — без газа, зато холодная, — налил в пластмассовый стаканчик с выцветшей эмблемой «Красного яблока» и вышел на веранду. Он больше не мог оставаться в доме, пропахшем несчастливым бодрствованием. Особенно после случая с телефоном.

День стал еще прекраснее, если такое вообще возможно; ветер усилился, пронося сквозь ряды деревьев своры света и теней вперемешку с опавшими листьями. Ветер подгонял оборванных дервишей в красном, оранжевом, желтом вдоль тротуаров. Ральф повернул налево не потому, что сознательно хотел еще раз нанести визит площадке для пикников, а лишь из желания, чтобы ветер дул в спину.

И тем не менее минут десять спустя он оказался именно там. Сейчас площадка для пикников пустовала, и неудивительно. Дело было не в ветре — ничто не могло разогнать стариков по домам, просто почти невозможно удержать карты на столе, а шахматные фигуры на доске, когда ветер так и норовит смести их.

Ральф приблизился к столу, за которым обычно восседал Фэй Чепин, и не особенно удивился, увидев записку, прижатую камнем, и заранее догадался о ее содержании.

"Две прогулки, две встречи с лысоголовым доктором со скальпелем, двое стариков, страдающих бессонницей и испытывающих яркие видения; две записки.

Вот так и Ной собирал животных в свой ковчег, не поодиночке, а парами… Может быть, просто наступает час еще одного потопа? Как считаешь, старик?" Ральф не знал что и подумать… Записка Билла была в некотором роде предсмертным посланием, и он ничуть не сомневался, что записка Фэя относилась к той же категории. Ощущение, что его несут вперед, без усилий и колебаний, казалось слишком сильным, чтобы сомневаться; как будто он очнулся на незнакомой сцене, пытаясь произнести слова из драмы, которую он никогда не читал и не репетировал, или словно он до боли всматривался в очертания знакомого предмета, пока образ не превращался в полнейшую чепуху, или открыл-Открыл что?

— Еще один тайный город, вот что, — пробормотал Ральф. — Дерри аур.

— Затем он склонился над запиской Фэя и прочитал ее, пока ветерпроказник играл его редеющими волосами.

5

"Кто хочет отдать последнюю дань уважения Джимми Вандермееру, пусть поторопится сделать это самое позднее до завтрашнего утра. Сегодня отец Коглин сообщил мне, что бедняга угасает слишком быстро. Но он МОЖЕТ принимать посетителей. Он лежит в городской больнице в палате N315.

Фэй P.S. Помни, времени в обрез".

Ральф дважды прочитал записку и положил ее обратно на стол, прижав камнем, чтобы ее мог прочитать еще какой-нибудь представитель Старых Кляч, случайно забредший сюда, затем просто постоял, засунув руки в карманы и опустив голову, наблюдая за взлетно-посадочной полосой N3 из-под кустистых бровей. Сухой лист, оранжевый, как тыква, которыми вскоре украсятся улицы городка в преддверии Дня Всех Святых, спикировал из бездонного синего неба и приземлился ему на голову. Ральф машинально смахнул лист и подумал о двух больничных палатах, расположенных на одном этаже, дверь в дверь. В одной — Боб Полхерст, в другой — Джимми В. А в 317-й умерла его жена.

— И это не совпадение, — задумчиво произнес он.

Но что же тогда? Очертания во мгле? Тайный город? Но ни одна из этих фраз не давала ответа.

Ральф уселся на столешницу, снял туфли и скрестил ноги. Ветер шевелил его волосы. Он сидел посреди опавших листьев, слегка склонив голову и нахмурив брови, напоминая Будду во время медитации, увиденного глазами современного живописца. Ральф тщательно анализировал свои впечатления по поводу доктора N1, N2… А затем сопоставлял их с впечатлениями о докторе N3.

Первое впечатление: все трое походили на пришельцев из космоса, какими их изображают в бульварных газетенках типа «Внутренний взгляд» на картинках с подписью «Из архива художника». Ральф знал, что эти безволосые темноглазые образы мистических пришельцев из космоса насчитывают уже много лет; рассказам людей, о контактах с лысоголовыми коротышками так называемыми лысыми врачами — почти столько же времени, сколько и слухам о НЛО. Ральф был уверен, что читал об этом еще в шестидесятых.