доктора, но он сразу же понял все, со всей точностью и полнотой. Его
первая мысль, яркая, отчетливая и непростительная, была: Слава Тебе,
Господи, что это случилось не со мной. Потом во рту снова появился этот
странный привкус, и он почувствовал, как горе захлестывает его.
Невероятная, неправдоподобная смерть сына. Что тут можно было понять?
слов. Он был в коме последние три недели.
коктейль. Темная ночь прижалась к стеклам. Без Мэри дом казался таким
пустым. Он постоянно спотыкался о маленькие частицы самого себя,
разбросанные по всему дому, - фотографии, старый спортивный костюм в
шкафу на верхнем этаже, пара старых тапочек под комодом. Все это было
плохо, очень плохо.
плакала очень много. На протяжении долгих недель глаза ее были красными
от слез. Но в конце концов именно ей удалось исцелиться.
Постороннему человеку могло показаться, что она пострадала куда больше,
чем он. Мэри до и после. До она пила только в тех случаях, когда считала
это необходимым для его успешной карьеры. На вечеринках она обычно брала
стакан с апельсиновым соком, лишь слегка приправленным водкой, и так и
таскала его с собой весь вечер. Когда ее одолевала простуда, она
выпивала перед сном стакан ромового пунша. Вот и все. После она выпивала
с ним вечером коктейль, когда он не слишком поздно возвращался с работы,
и всегда пила перед сном. Упаси Бог, она ни разу не напивалась, не
начинала скандалить и кричать, но все-таки пила больше, чем раньше.
Просто способ самозащиты. Без сомнения, именно это и посоветовал бы ей
доктор. Раньше она редко плакала по пустякам. Теперь она стала плакать
по поводу любой неприятности, всегда в одиночестве Она плакала, если
подгорал обед. Если у туфли отваливался каблук. Она плакала, когда вода
заливала подвал, когда замерзал выгребной насос, когда ломалось
отопление. Раньше она была большой любительницей музыки в стиле фолк -
белый фолк и блюзы, Ван Ронк, Гэри Дэвис, Том Раш, Том Пэкстон, Спайдер
Джон Коэрнер. После ее интерес к музыке совершенно угас, словно теперь в
мозгу у нее звучали свои собственные блюзы, которые не слышал никто,
кроме нее. Она перестала говорить о поездке в Англию, которую они
предпримут, если он получит повышение по службе. Она перестала ходить в
парикмахерскую и стала делать прическу дома: часто ее можно было видеть
в бигудях перед телевизором. Именно ей сочувствовали их друзья - и это
было только справедливо, как ему казалось. Он и сам хотел сочувствия и
жалел самого себя, но делал это в тайне, никому не показывая. Она
оказалась способной нуждаться в утешении и именно поэтому смогла
использовать то утешение, которое ей предоставили. В конце концов именно
это ее и спасло. Это избавило ее от ужасных мыслей, которые так часто не
давали ему заснуть, в то время как выпитая доза спиртного помогала ей
погрузиться в сон. А пока она спала, он размышлял о том, что в этом мире
колония злокачественных клеток не больше грецкого ореха способна отнять
жизнь у сына и навсегда разлучить его с отцом.
сочувствие, которым окружили ее знакомые женщины. Они смотрели на нее,
словно молодой нефтяник на старого ветерана, рука, спина или щека
которого морщинится розовой, обожженной некогда тканью, - с тем
уважением, которое ни разу не пострадавший всегда испытывает к
пострадавшему и исцелившемуся. Она отбыла свой срок в аду после смерти
Чарли, и эти женщины знали об этом. Но она вышла на свободу. У нее было
До, у нее был Ад, у нее было После и даже После-После, когда она
восстановила свое членство в двух из четырех женских клубов, увлеклась
макраме (у него был ремень, сделанный ею около года назад, - красивый
плетеный ремень с тяжелой серебряной пряжкой, на которой была
выгравирована монограмма БДжД) и снова стала днем смотреть телевизор -
мыльные оперы и болтовню Мерва Гриффина со знаменитостями.
гостиную. После-После-После? Новая женщина, цельная личность,
поднявшаяся из пепла, который он так грубо расшевелил. Старый нефтяник,
которому сделали операцию по пересадке кожи, - сохранивший старый опыт,
но приобретший новый облик. Красота толщиной с кожный покров? Нет,
красота скрывается во взгляде зрителя. Она может простираться и на мили.
долгие бессонные ночи после смерти Чарли, рассматривал каждую из них в
отдельности с болезненной зачарованностью человека, который разглядывает
свои испражнения в поисках кровяных выделений. Он хотел смотреть за
игрой Чарли в детской бейсбольной команде Лиги. Он хотел держать в руках
его табель успеваемости и читать его вслух. Он хотел повторять ему изо
дня в день, что он должен убирать свою комнату. Он хотел беспокоиться о
девочках, с которыми встречался Чарли, о друзьях, которых он выбирал, о
его внутреннем состоянии и настроении. Он хотел наблюдать за тем, как
его сын растет, хотел проверить, могут ли они по-прежнему любить друг
друга, как они любили друг друга до того, как злокачественная опухоль
размером не больше грецкого ореха встала между ними, словно какая-то
злобная и хищная женщина.
были ни имена, ни даже местоимения. Поэтому они и превратились в
Джорджа-и-Фреда, водевильную комбинацию двух эксцентриков,
противостоящих всему миру.
это уничтожить, то что же остается человеку? Как может он снова
довериться жизни?
мысли меняют его так глубоко, так необратимо. А теперь все это
выплеснулось из него, словно отвратительная блевотина на кофейный
столик. И если мир представляет собой лишь гонки на выживание, то кто
осудит его, если он выйдет из борьбы? Но что дальше? Похоже, жизнь - это
всего лишь подготовка к аду.
31 декабря, 1973
поисках мятных лепешек. Мятных лепешек там не оказалось, но он достал
крошечный квадратик алюминиевой фольги, тускло сверкнувший в зеленом
свете приборной доски. Он оглядел пакетик озадаченным, отсутствующим
взглядом и был уже готов швырнуть его в пепельницу, но внезапно
вспомнил, что это такое.
наркотик. Он совсем о нем забыл. Он положил маленький пакетик обратно в
карман пальто и повернул на улицу Уолтера. На полквартала вперед обе
стороны были заставлены машинами. Это было вполне в духе Уолтера. Свой
принцип устройства вечеринок он называл Принципом Принудительного
Удовольствия. Он утверждал, что когда-нибудь запатентует свою идею и
опубликует инструкции по ее правильному применению. По утверждениям
Уолли Хэмнера, если вы соберете в одном месте достаточное количество
людей, то вы неизбежно хорошо проведете время - вас просто вынудят к
этому. Однажды, когда Уолли в очередной раз развивал свою идею за
стаканчиком виски в баре, он напомнил ему о толпах, вершащих суд Линча.
- Вот видишь, - покровительственно сказал Уолтер, - ты сам представил
еще одно доказательство моей теории.
дозвониться до него еще раз, хотя, вполне возможно, он сдался бы и
поговорил с ней. Может быть, она останется в Лас-Вегасе до тех пор, пока
не придут деньги, а потом купит себе билет на автобус и уедет... Куда? В
Мэн? Разве придет кому-нибудь в голову ехать из Лас-Вегаса в Мэн посреди
зимы? Разумеется, нет.
микроавтобус у обочины сразу же за красной спортивной "ДжиТиЭкс" с
черной гоночной полосой и вышел из машины. Вечер был ясный и жутко
холодный. Хрупкая скорлупа луны висела над головой, словно елочная
игрушка. Вокруг в изобилии сверкали звезды. Его дыхание клубилось в
морозном воздухе.
полную катушку. Все-таки в вечеринках Уолли было что-то особенное, хотя
неизвестно, играл ли в этом роль Принцип Принудительного Удовольствия
или нет. Люди, собиравшиеся уйти пораньше или заявлявшие, что забежали
только на одну минутку, в конце концов оставались и напивались до такого
состояния, когда в голове у них начинали звонить серебряные
колокольчики, превращавшиеся по утрам в тяжеленные церковные колокола.
Самые завзятые ненавистники рок-музыки, напившись до такого состояния,
когда шестой и даже седьмой десяток кажутся самой золотой порой жизни,
принимались танцевать буги в гостиной. Они пили и танцевали, танцевали и
пили, пока не падали замертво на какой-нибудь вовремя подвернувшийся
диван. Ни на каких других вечеринках не бывало столько кухонных поцелуев
между разделившимися половинками различных брачных союзов, столько
скромников и скромниц, внезапно ощутивших вкус к веселью, столько
трезвенников, просыпавшихся первого января в страшном похмелье и с
ужасающе ясными воспоминаниями о том, как они танцевали с абажурами на
голове или приводили в исполнение отчаянное решение сказать своему боссу
пару суровых, но справедливых слов. Именно Уолли вдохновлял людей на все
эти бесчинства, но не сознательными усилиями, а просто будучи самим
Контровский Владимир
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Глуховский Дмитрий
Прозоров Александр