горячей волной. Лицо ошпарило жаром. Глаза наполнились слезами. Полли
Чалмерс раздвоилась, растроилась, а затем расплылась, превратилась в
игру света и тени. Грудь его вздымалась, но легкие, казалось, не
находили достаточно воздуха. Его рука перевернулась в мгновенном
порыве и стиснула ее руку с такой силой, что это наверняка причинило
ей резкую боль, но она не издала ни звука.
всхлип разорвал фразу надвое. - Мне плохо без них обоих! О, Господи,
как мне плохо без них!
Правда? В том, как тебе плохо без них.
отходил от него, успокаивал, как мог, но сам не плакал ни разу. Теперь
он дал себе волю. Рыдания охватили все его существо и уносили так
далеко, как могут унести только рыдания. Он не в силах был остановить
или облегчить их. Он не мог больше сдерживать своего горя и теперь, к
собственному удивлению, понял, что делать этого вовсе не надо. Он
оттолкнул чашку и слышал откуда- то из своего далека, как она
разбилась вдребезги, упав на пол. Он опустил свою измученную, пылающую
жаром, голову на стол, обхватил ее руками и рыдал.
своими прохладными руками, уродливыми, добрыми, ласковыми руками, и
прижала к своему животу. Так и держала, а он плакал. Долго, долго,
долго.
разбудить, снял ее руку со своей груди. Глядя в потолок, он думал о
том, что Полли скорее всего в тот день спровоцировала его слезы. Она,
по всей видимости, чувствовала, что ему необходимо дать выход своему
горю, скорее, чем получить ответы, коих не существовало в природе.
понимал, что это начало; скорее, все походило на конец чего-то. Между
тем днем и другим, когда он в конце концов набрался смелости
пригласить Полли на ужин, Алан часто вспоминал спокойный взгляд ее
голубых глаз и нежное прикосновение руки к запястью. Думал он и о той
осторожной, но настойчивой последовательности, с какой она подводила
его к мыслям, которые он игнорировал, намеренно или нет. И тогда он
ощутил в себе новые чувства по поводу смерти Энни; как только преграда
между ним и его горем оказалась разрушенной, эти новые чувства хлынули
потоком. Самым главным и мучительным из них была ярость по поводу
того, что Энни скрывала свою болезнь. Болезнь, которую можно было
лечить и вылечить... и за то, что она в тот день взяла с собой сына.
Об этом и о других своих ощущениях он говорил с Полли в кафе Березы, в
апреле, в один из прохладных и дождливых вечеров.
сказала она. - Поэтому и злишься, Алан.
через стол и прижала свой искривленный палец к его губам. Тише,
замолчи. Жест так удивил его, что он действительно замолчал.
Алан. Много годы утекло с тех пор, как я в последний раз ужинала
наедине с мужчиной, и не собираюсь портить удовольствия, играя роль
Миссис Главной Обвинительницы. Но нельзя злиться на людей - во всяком
случае так, как делаешь это ты - только за то, что они попали в
аварию. Как бы там ни было, но в таком случае всегда большой процент
надо класть на случайность и непреднамеренность. Если бы Энни и Тодд
погибли по вине отказавших тормозов, ты бы грыз себя за то, что не
проверил их, или снес голову Сонни Джек°ту за нерадивую работу, когда
последний раз привозил ему машину в ремонт. Но ты бы не винил ее.
Разве не так?
несчастный случай, Алан? Ты уверен, что произошел спазм потому, что
так тебе сказал доктор Ван Аллен. А тебе никогда не приходило в
голову, что она могла резко свернуть с дороги, увидев оленя? Разве не
могло быть все так просто?
полосу чужая машина.
что посетители за другими столиками обернулись. - Может быть, у нее
тогда болела голова, и она в первый раз в жизни забыла пристегнуться,
но это вовсе не значит, что Энни намеренно разбила машину. Та же
головная боль - вероятно, одна из самых сильных - могла быть причиной
и того, что ремень Тодда оказался пристегнутым. И все-таки это не
главное.
озлобление. Но даже если самое худшее из твоих предположений верно,
правды ты никогда не узнаешь.
столе между ними стояла свеча. Ее глаза в свете пламени казались
темнее, и Алан видел, как в каждом плясал огонек. - Знаешь, опухоль
мозга тоже несчастный случай. Здесь не может быть обвиняемых. Алан,
нет - как вы их называете - преступников. Пока тебе это не станет
ясно, шансов нет никаких.
Алан, и я еще недостаточно стара, чтобы не рискнуть, но слишком стара,
чтобы не иметь неудачного опыта и не знать, куда могут завести
чувства, если их выпустить из-под контроля. Я не позволю им теперь
разбушеваться до тех пор, пока ты не оставишь Энни и Тодда в покое.
столом старой загородной харчевни, отблеск оранжевого пламени камина
плясал по ее шелковистым щекам и левому виску. А снаружи заунывным
кларнетом распевал под карнизами ветер.
попрошу тебя отвезти меня домой. Я терпеть не могу попадать в
двусмысленное положение, но не более того, как что-то задумывать
исподтишка. Он протянул руку и дотронулся до ее пальцев. - Нет, Полли,
ты сказала совсем не слишком много. Я люблю тебя слушать.
встречались, но они ощущали необходимость вести себя осторожно - не
только потому, что это был маленький городок, и Алан занимал в нем
видную должность, а Полли требовалось поддерживать репутацию в
обществе, чтобы продолжать свое дело - но потому, что оба понимали
возможность обвинения. Они оба были недостаточно стары, чтобы не
воспользоваться шансом, но в достаточно солидном возрасте, чтобы
оставаться предусмотрительными. Осторожность никогда не помешает.
рассказала ему обо всех годах между Тогда и Теперь... Он не до конца
ей поверил и остался в надежде, что наступит день, когда она расскажет
всю правду, не распахивая при этом так широко глаза и не теребя
слишком часто мочку левого уха. Он понял, что ей было трудно решиться
рассказать даже то, что он услышал, и поэтому готов был ждать
продолжения. Надо быть терпеливыми. И осторожными. Достаточно и того,
вполне достаточно, что он окончательно влюбятся в Полли, когда долгое
лето проходило мимо них по Мейн Стрит.
ли время снова заговорить о женитьбе. Он уже пытался однажды, в
августе, но она тогда снова сделала этот жест - шшш, замолчи. Теперь,
думал он...
с рельсов...
прилавка, длинного, нескончаемого. В магазине было все, все, что он
когда- то хотел приобрести, но не мог себе позволить - часы с заводом
от взмаха рукой, широкополая мягкая шляпа от Аберкромби и Фитч,
восьмимиллиметровая кинокамера фирмы Белл энд Хауэлл, сотни других
предметов - но что-то еще оставалось позади, за плечом, то, чего он не
видел.
голос.
ездившему на "торонадо". Джорджу Старку.
Здесь продается все, что душе угодно".
гремучей, ползающей среди множества компьютеров на приливке с