сказал:
итальянскую водку, от которой Антонелла сперва бьию отказывалась. Но в
самом деле стало холодно, особенно с того момента, когда солнце скрьшось
за поросшей деревьями вершиной горы. Подул холодный ветерок. В долине, где
почти совсем стемнело, появились огоньки. По мере того как менялся пейзаж,
Весневич все настойчивее угощал нас спиртными напитками.
макароны. Потом мясо, салат, фрукты, все замечательно вкусное. Я отведал
каждое блюдо, тем более что в Ладзаретто я немножко изголодался. Еду
запивали вином, которое Весневич то и дело подливал нам да и себе. К
фруктам он заказал итальянское шампанское. В этот момент мы услышали звуки
музыки. Оказалось, что в другом зале, из которого не было выхода на
террасу, играет оркестр, и там танцуют. Мы перешли туда и откупорили еще
одну бутылку шампанского. Я пригласил Антонеллу танцевать. Теперь она
почувствовала себя в родной стихии, танцевала чудесно, быть может, только
чересчур важничала. И так вот, не улыбаясь, соблюдая полную серьезность,
она снова стала похожа на Сандру. Когда мы возвращались к столику, я
сказал ей об этом.
приезжало из далекого Рима. В городе духота, здесь холод. Мы продолжали
танцевать, но больше уже не пили. Вдруг Весневич поднял пустой бокал и,
обращаясь ко мне, воскликнул:
в них до половины коньяку.
будем еще пить?
которому они много лет стараются привлечь внимание тех священных
конгрегаций и трибуналов, в чьем ведении находятся будущие святые. Вы
содействовали тому, что в курии снова всерьез заговорили о Згерском.
задуманного визита. Я уверен, что теперь у покойного Анджея шансы опять
выросли.
уголку ее рта.
выпьем за молодость! У молодых, живые они или мертвые, теперь,
оказывается, всюду широкие возможности.
холодом, и хотя мы к тому были готовы, в первый момент растерялись. Щелкая
зубами, мы на ходу одевалисьАнтонелла накинула меховую шубку, а мы с
Весневичем натянули свитеры и укутали шеи шарфами, которыми она нас
снабдила.
Антонелла, а Весневич при спуске с Монте-Каво так стремительно срезал
многочисленные повороты, что ей никак не могло стать теплее.
Весневич.
Риме, он остановил машину перед первым попавшимся баром, но не нашел там
желанного коньяка. Мы двинулись дальше и неподалеку от святого Иоанна
Латеранского попали в затор. Море фонариков, подвешенных на проволоке
вширь улиц, бесконечные ряды столов, расставленных прямо на тротуарах,
масса людей, валом валивших по мостовой, орущих, едящих, пьющих. Весневич
обрадовался.
свободы. Выспишься, когда вернется муж.
свитерах и шарфах. Люди удивленно на нас поглядьтва ли, что еще больше
веселило Весневича. Он нашел коньяк.
нас с собой то в одну сторону, то в другую. Когда становилось тесно, он
шел впереди, а мы за ним гуськом. В тех местах, где было чуть просторнее,
он брал нас под руки и пускался в пространнейшие рассуждения. Обращался
главным образом ко мне. Пьян он не был, но алкоголь, конечно, на него
подействовал.
означает, будто я не уважаю церковь. Мне с нею очень хорошо. Как я вам уже
докладывал, я даже являюсь слугой церкви. По долгу службы совершаю
замечательные путешествия, выполняя поручение одного очень древнего
рыцарского ордена, призванного к жизни церковью во времена крестовых
походов. С разных концов мира приходят к нам заявления о приеме в орден с
приложением самых лестных рекомендаций тамошних епископов.
выразиться, светские качества кандидатов, что нам высочайше предписано,
поскольку принадлежность к ордену в равной мере означает принадлежность и
к папскому двору, а там, помимо всего, что о нем говорят, не терпят
никакой вульгарности.
перевода. Она оживилась, когда мы свернули в ту сторону, откуда доносилась
музыка, и увидели площадь, освещенную фонариками еще ярче, чем улицы, а в
центре площадибольшую разноцветную вертящуюся карусель с лодками, то
уносившимися в небо, то почти касавшимися земли. Мы подошли ближе и
принялись подзадоривать друг друга. В конце концов мы с Весневичем сели в
одну лодку, предварительно сняв шарфы и свитеры, потому что нам стало
жарко. Антонелла смеялась и что-то кричала, но музыка и скрип карусели
заглушали ее голос.
Антонелле, потому что ее уже начали задевать мужчины. Потом мы еще
немножко побродили и, внезапно наткнувшись на машину Весневича, не говоря
ни слова, сели в нее, считая вечер законченным. Меня довезли до "Ванды".
Здесь мы попрощались.
за него взяться. Я вытащил только пижаму и, даже не умываясь, нырнул в
постель, сразу заснул и проснулся около десяти, свежий и отдохнувший,
совершенно не чувствуя себя разбитым, как это обычно бывает, если выпьешь
лишнее.
быть, и оттого, что у меня было легко на сердце. Весь вечер мне было
весело. Сны у меня тоже были веселые. Особенно один сон, похожий на тот,
что так угнетающе подействовал на меня в Ладзаретто, когда я как-то днем
заснул на вершине Монте-Агуццо. Теперь мне тоже приснился огромный
вращающийся пюпитр-разумеется, все из той же книги Эрле. Однако на этот
раз пюпитр напоминал и карусель. Она вращалась, я то съезжал, то взлетал,
а за моими эквилибристическими упражнениями, как и в том сне, следили люди
из курии. Лица у них были не страшные, а скорее испуганные. Они что-то
кричали, но их слова не доходили до меня. Пролетая мимо них, я смеялся,
размахивал руками и отпускал всякие шутки, пока в конце концов и они не
развеселились.
мой отец избрал местом своего жительства торуньскую епархию, я осматривал
Рим. Уходил после завтрака, возвращался к обеду, снова уходил. После ужина
допоздна слонялся по площадям, улицам и переулкам центра либо шел в кино.
В первый день я до полудня писал письмо отцу. Это заняло у меня все
утро-первоначальный вариант получился неудачный.