стол тот самый Кандыбенко которого Ягнич с треском выгонял с судна за
мусор и объедки.- Тоже мой кадр. Обрати внимание разбойничья серьга в
ухе!..
аккордеоном, очень кстати был он сейчас тут со своей музыкой вместо
яростных джазовиков с их шумом, громом да звоном (на счастье Ягнича,
сегодня они были выходными).
гармониста с погранзаставы.
вскочила с места, протягивая через головы аккордеонисту пенистый бокал
шампан ского:
пляскою удастся какого-нибудь шах"- терчика в примаки заманить!
вокруг себя директора здравницы, со лидного, в очках, а когда он чуточку
опомнился, Нелька начала что-то весело щебетать ему: может, про сына,
какой он удалец у нее вырос, как лихо в мореходку поступил, как сперва
звездный глобус, а теперь вот и атлас поверхности Луны где-то раздобыл...
ни перебранок, ни драки,- сами собой создаются пары, новые и новые
выходят, выплывают к танцу. Ликует Ягничева душа, любуется людьми, ведь
это же просто счастье смотреть старику, как вот Олег Заболотный приглашает
Инну, как вежливо ведет ее, высокий и строй ный, под волны старинного
вальса. Идут в паре, будто созданные друг для друга, ясно и чисто смотрят
друг другу в глаза, не говорят ничего, да и нужны ли тут слова, когда за
них говорит сама молодость.
пассажир веселье! Степная ночь колы шет его на синих своих волнах, жизнь
кипит вокруг ори онца, хлопцы-пираты ловко лавируют с подносами между
столиков, с улыбками на лицах, и причудливые рыбы Оксе на, что плавно
плывут по панели, словно бы тоже улыба ются Ягничу.
другие, даже малознакомые, подходят с поздравлениями, чуточку захмелевший
Оксен порывается петь, заводит любимые свои коломыики, немного фриволь
ные, зато очень смешные; к сожалению, присутствующие не очень умеют им
подпевать, даже "Червону руту", кроме Таси-штукатурщицы, никто из гостей
толком не знает
зычный голос Чередниченко: предсе датель опоздал, задержавшись на одном из
бесчисленных совещаний, но все же заехал, уверяя, будто он лишь силой
интуиции почуял, здесь происходит что-то такое, чего нельзя пропустить.
Поднимаясь по трапу, Чередниченко уже перебрасывается словом с официантами
и стряпухами, в шутку допытывается, где здесь пирует тот знаменитый
морской волк, которого подарила миру Кураевка.
доказывает он кому-то. Умрет больше такого не будет!
объятия именинника:
чего этот анафемский напиток изготовляется, какова его формула, к тому ж и
"мотор" дает о себе знать (на грудь показывает), не то что в молодости:
выйдешь, бывало, в Севастополе на Графскую, стакан осушишь, рукавом
бушлата "закусишь" и пошел шпацнровать...
Арктической, толкуют они о климате который, по их мнению заметно меняется
на планете (один утверждает, что становится жарче, другой - что холод
нее), затем речь заходит о равновесии в природе, и Черед ничонко
рассказывает удивительный случай, как однажды тьма-тьмущая мышей развелась
в одном из лучших его пшеничных полей.
стебли, валят и тогда, уже на земле, вытачивают молодое зерно... Как
бороться? Кто подскажет?
думалось, уже совсем перевелись в степях, а тут вдруг целые эскадрильи
сотни, а то и тысячи! - поплы ли над хлебами и уже пикируют, бьют да бьют
на этом "куликовом" поле мышиную орду! Дочиста истребили, сделали свое
дело и исчезли в небе, улетели куда-то - ни одна пара не осталась, не
загнездилась в лесополосе... Не загадка ли это? Не мудрость ли это природы?
нам глупостей делать по отношению к ней...
охлаждает разгоряченные лица, теплая ночь окутывает судно, где так хорошо
чувствует себя каждый, где Ягнич в безграничной щедрости покрикивает
официантам:
стоять, до того зенита южной ночи, когда весь небосвод величаво нависнет
над морем и степью от края до края засверкает гигантский звездный атлас
курсантского неба - только всматривайся в него да чinаи.
Безлюдно и звездно, и тает степь в объятиях моря, и Чумацкий шлях
распростерся над ним, возгорелся в ночном небе и словно бы только для них
двоих; им одним принадлежит сейчас все вокруг, вся бесконечность и
загадочность мироздания...
идешь сквозь вселенную, сквозь просторы вечной материи, вечного бытия. И
нигде, как в рейсе, средь непроглядной тьмы, средь безбрежности вод,-
нигде не почувствуешь так сильно свою причастность ко всему сущему и
бесконечному!.. И даже если ты всего лишь курсант мореходки, начиненный
знаниями лоций, созвездий, течений, тебе больше думается не о них, а о
том, кто ты есть, для чего появился и каким должен пройти заветный для
тебя рейс - единственный рейс собственной твоей жизни.
парусной иголкой,- медленно шагая, говорил Заболотный Инне,- но куда более
важным для нас был он сам в своей простой и мудрой человеческой сущности,
человек-основа, узловяз жизни.
врожденной, я сказал бы, тонкостью натуры. Однажды заметил он, что я
раскис, а была у меня такая полоса на "Орионе", почему-то упал духом,
опустился так, что и вспоминать стыдно... Мучили непонятные кризисные
явления да еще порядки на судне, они ведь крутые у нас, работа каторжная,
новичок иногда не рад, что связался с этим морем лазоревым, синим или
какого оно уж там цвета... И Ягнич будто в душу мне заглянул, зовет
однажды: а ну поди-ка сюда, хлопче. Думал, работу какуюнибудь задаст,
чистить, драить что-нибудь заставит. А он повел меня в конец палубы,
посадил рядом - помню, был такой, как сейчас вот, звездный вечер,- а ну,
говорит, расскажи, выкладывай, что оно у тебя, откуда... А что я расскажу?
Такой благополучной, такой удачливой была до недавних пор жизнь! Вырастал
за отцовской спиной, никаких трудностей, все гладенько и легко. О чем тебе
хлопотать, дипломатическому сынку, который на соках манго вырастал, до
пятнадцати лет представления не имел, на каком дереве растет хлеб
насущный... Не то что вот мой друг Шаблиенко. Его с детства на ферме жизнь
прокатывала, такому, конечно, и мореходка страшной не показалась...
товарищ - морской атташе - разными историями о флотской жизни взбудоражил
душу, заворожил... Дай-ка подам в мореходку! Представление было, конечно,
наивное: корабль белый, дороги голубые, жизнь розовая... Первый месяц,
пока наш брат курсант помидоры в совхозе собирал, все терпимо было, но
потом... Настоящее испытание для курсанта начинается позднее, когда этого
соленого моря хлебнешь, каждым нервом почувствуешь, какая это трудная
профессия. Насколько привлекательная, настолько и трудная. Особенно
сейчас, когда НТР врывается и в нашу сферу морскую тоже. Скажем, для
радиста на судне, который из рубки не вылезает, все время с глазу на глаз
пребывает со своей аппаратурой, возникает "проблема одиночества". Западная
статистика отмечает, что почти повсеместно уменьшается тяга молодежи к
морю.
переводе означает: бегство на берег..
навстречу? - с улыбкой заметила девушка.
Мог бы и скатиться, на дно пойти, в переносном, разумеется, смысле, потому
что, по выражению Ягнича, люди тонут не в море, чаще всего они терпят
кораблекрушения в лужах... Происходило что-то странное. Сам даже не
замечал, как постепенно циником становлюсь, душу захватило какое-то
беззаботное очерствение, и радость и боль, особенно, конечно, чужую,
перестал было воспринимать, да что там чуж.ую: даже в отношении к
собственным родителям начала укореняться какая то дикая вымогательская
правота, грубость, ложь...