ред ними возникнет множество новых вопросов, а это потребует хотя бы ре-
организации прежних канцелярий.
мого начала.
игранным оптимизмом. Ему лично видится город, начинающий всю жизнь сна-
чала, стерший начисто свое прошлое; чтобы начать с нуля.
ваши дела. В известном смысле начнется новая жизнь.
начать все с нуля - превосходная штука.
разобрал шепот Коттара, спросившего, что нужно здесь этим птичкам. А
птички, похожие на принарядившихся чиновников, осведомились у Коттара,
действительно ли он Коттар; тот, глухо чертыхнувшись, круто повернул и
исчез во мраке прежде, чем птички да и сам Тарру успели шелохнуться.
Когда первое удивление улеглось, Тарру спросил у незнакомцев, что им на-
до. Они ответили сдержанно и вежливо, что им надо навести кое-какие
справки, и степенно зашагали в том направлении, где скрылся Коттар.
талость (что подтверждал и его почерк). Он добавил, что впереди у него
еще много дел, но это вовсе не довод и надо быть всегда готовым, и сам
себе задавал вопрос, действительно ли он готов. И сам себе ответил - на
этой записи и кончается дневник Тарру, - что у каждого человека бывает в
сутки - ночью ли, днем ли - такой час, когда он празднует труса, и что
лично он боится только этого часа.
вернулся домой около полудня, думая по дороге, не пришла ли на его имя
долгожданная телеграмма. Хотя и сейчас он работал до изнеможения, как в
самый разгар чумы, близость окончательного освобождения снимала уста-
лость. Он теперь надеялся и радовался, что может еще надеяться. Нельзя
до бесконечности сжимать свою волю в кулак, нельзя все время жить в нап-
ряжении, и какое же это счастье одним махом ослабить наконец пучок соб-
ранных для борьбы сил. Если ожидаемая телеграмма будет благоприятной,
Риэ сможет начать все сначала. И он считал, что пусть все начнут все
сначала.
улыбнулся ему. Поднимаясь по лестнице, Риэ вдруг вспомнил его лицо,
бледное от усталости и недоедания.
ла, и если хоть немного повезет... С этой мыслью он открыл дверь, и в ту
же самую минуту навстречу ему вышла мать и сообщила, что мсье Тарру нез-
доровится. Утром он, правда, встал, но из дому не вышел и снова лег. Ма-
дам Риэ была встревожена.
глубоко вдавилась в подушку, под одеялами вырисовывались очертания мощ-
ной грудной клетки. Температура у него была высокая, и очень болела го-
лова. Он сказал Риэ, что симптомы еще слишком неопределенны, но возмож-
но, что это и чума.
осмотрев больного.
возможно, это начало чумы.
объявлен открытым. Если бы не ты, я бы взял на себя этот риск.
же знаешь, мне только что впрыскивали вакцину.
так замотался, что пропустил последнюю прививку и забыл принять необхо-
димые меры предосторожности.
сразу заметил, что доктор несет огромные ампулы с сывороткой.
ние, которое сам десятки раз делал другим.
цо.
улыбнулся:
требуют немедленной изоляции больного.
говорит и тогда у него будет предлог оглянуться. Не выдержав молчания,
он снова подошел к постели. Больной смотрел прямо на Риэ. На его лице
лежало выражение усталости, но серые глаза были спокойны. Риэ улыбнулся
ему:
му.
слов, которые готовы сорваться с его губ.
мне это необходимо.
плохо, я хочу умереть пристойно.
черу арену яростным ливням и граду. В сумерках небо немного очистилось и
холод стал еще пронзительнее. Риэ вернулся домой только перед самым ужи-
ном. Даже не сняв пальто, он сразу же вошел в спальню, которую занимал
его друг. Мать Риэ сидела у постели с вязаньем в руках. Тарру, казалось,
так и не пошевелился с утра, и только его побелевшие от лихорадки губы
выдавали весь накал борьбы, которую он вел.
груди хрипело, словно там беспрерывно работала подземная кузница. Как ни
странно, но у Тарру были симптомы обоих видов. Поднявшись со стула, Риэ
сказал, что сыворотка, видимо, еще не успела подействовать. Но ответа он
не разобрал: прихлынувшая к гортани волна жара поглотила те несколько
слов, которые пытался пробормотать Тарру.
Тарру борьбой, и Риэ знал, что эта беспощадная битва с ангелом чумы
продлится до самого рассвета. Даже могучие плечи, даже широкая грудь
Тарру были не самым надежным его оружием в этой битве, скорее уж его
кровь, только что брызнувшая из-под шприца Риэ, и в этой крови таилось
нечто еще более сокровенное, чем сама душа, то сокровенное, что не дано
обнаружить никакой науке. А ему, Риэ, оставалось только одно - сидеть и
смотреть, как борется его друг. После долгих месяцев постоянных неудач
он слишком хорошо знал цену искусственных абсцессов и вливаний, тонизи-
рующих средств. Единственная его задача, по сути дела, - это очистить
поле действия случаю, который чаще всего не вмешивается, пока ему не
бросишь вызов. А надо было, чтобы он вмешался. Ибо перед Риэ предстал
как раз тот лик чумы, который путал ему все карты. Снова и снова чума
напрягала все свои силы, лишь бы обойти стратегические рогатки, выдвину-
тые против нее, появлялась там, где ее не ждали, и исчезала там, где,
казалось бы, прочно укоренилась. И опять она постаралась поставить его в
тупик.
противопоставил натиску недуга лихорадочного метания, он боролся только
своей монументальностью и своим молчанием. И ни разу также он не загово-
рил, он как бы желал показать этим молчанием, что ему не дозволено ни на
минуту отвлечься от этой битвы. Риэ догадывался о фазах этой борьбы лишь
по глазам своего друга, то широко открытым, то закрытым, причем веки
как-то особенно плотно прилегали к глазному яблоку или, напротив, широко
распахивались, и взгляд Тарру приковывался к какому-нибудь предмету или
обращался к доктору и его матери. Всякий раз, когда их глаза встреча-
лись, Тарру делал над собой почти нечеловеческие усилия, чтобы улыб-
нуться.
спастись бегством от пока еще далекого ворчания, приближавшегося с мину-
ты на минуту и вскоре затопившего ливнем всю улицу: дождь зарядил, потом
посыпал град, громко барабаня по асфальту. Тяжелые занавеси на окнах
сморщило от ветра. Сидевший в полумраке комнаты Риэ на минуту отвлекся,
вслушиваясь в шум дождя, потом снова перевел взгляд на Тарру, на чье ли-