ресторанчик на Третьей авеню. В бистро.
бы путем они ему ни достались, - в подарок или не в подарок.
разных опасностей.
вздымали пыль и клочки бумаги.
даже чересчур прохладно. Пойдем! А в случае чего спрячемся в каком-нибудь
подъезде. Ну и ветер! Прямо сбивает с ног. И будоражит кровь!
беспрерывно: казалось, они возникают в густой сети труб и кабелей под
землей. А потом полил дождь; большие темные капли падали на асфальт; сперва
мы увидели дождь, а уже потом ощутили его.
зажмурены.
люди, да время от времени кто-нибудь, согнувшись, быстро пробегал вдоль
домов, влажно заблестевших под серебристой пеленой дождя. Дождь барабанил по
асфальту, и улица превратилась в темную, бурлящую неглубокую реку, в которую
градом сыпались прозрачные копья и стрелы.
платье почти до бедер, мелькнули короткие белые трусики. Чулок на ней не
было, а в ее белые лаковые босоножки на высоких каблуках ручьями лилась
вода. - Ты - совсем другое дело. Что будет с твоим новым костюмом? Ведь за
него даже не все деньги внесены.
Кстати, деньги за него уже все внесены. И мы можем и впредь неумеренно
востор [232] гаться разбушевавшимися стихиями! К черту костюм! Давай
выкупаемся в фонтане перед отелем "Плаза". Наташа засмеялась и втолкнула
меня в подъезд.
ливень не такая уж невидаль, не то что новый костюм. А восторгаться можно
также под крышей в парадном. Смотри, как сверкает! Стало совсем холодно.
Какой ветер!
целуя ее теплое маленькое личико. Мы оказались между витринами двух
магазинов: в одном были выставлены корсеты для пожилых полных дам, другая
была витриной зоомагазина. На полках от самого низа до верха стояли
подсвеченные аквариумы с зеленоватой, как бы шелковистой водой, в которой
плавали яркие рыбки. Когда-то я сам разводил рыбок и узнал теперь некоторые
породы. Удивительное чувство: как будто передо мной в мерцающем свете
возникло собственное детство; казалось, оно беззвучно появилось из какого-то
другого нездешнего и все же знакомого мне мира, окруженное зигзагами молний,
но недоступное им; там все осталось таким, как было; словно добрый волшебник
не дал вещам ни состариться, ни разрушиться, ни запачкаться в крови.
какая-то часть моего "я" была далеко-далеко; там, в этом далеке, "я"
склонился над заброшенным фонтаном, который уже давно не бил, и слушал о
прошлом, очень далеком и потому особенно пленительном. Дни у ручья в лесу, у
маленького озера, над которым повисли трепещущие стрекозы, вечера в садах,
густо заросших сиренью, - все это стремительно и беззвучно проносилось перед
моим взором, будто в немом кино.
каким обычно пользуются портнихи, был напялен панцирь, который был бы впору
даже Валькирии. [233]
надевать корсет. Хотя ты и не такая тощая жирафа, как большинство нынешних
девиц.
и бросил прощальный взгляд на аквариумы.
где на заднем плане стояла большая клетка с обрубком дерева. В клетке
кувыркались две длиннохвостые беспокойные обезьяны. - Настоящие эмигранты! В
клетке! До этого вас еще не довели!
каждого свои проблемы, своя история, и посвящать в них другого, по-моему,
просто скучно. Скучно до одури. - Она еще раз посмотрела на корсет для
Брунгильды. - Как быстро летит время! Скоро эта броня будет мне впору. И я
запишусь в какой-нибудь дамский клуб! Иногда я просыпаюсь в холодном поту. А
ты?
до ног. Платье у нее стало как купальный костюм. Волосы свисали мокрыми
прядями, лицо побледнело.
- Тогда ты сможешь приходить ко мне, и нам не придется околачиваться в
гостиницах и ресторанах. - Наташа засмеялась. - И в квартире будет
кондиционер.
мозгу.
делать из тебя сутенера. Если это не будет необходимо для нашего
благополучия.
канате морали в свинцовых сапогах. Не мудрено, что я часто падаю. Быть
порядочным эмигрантом - трудное занятие.
меня.
на мокром асфальте загорались блики, и казалось, машины мчатся по черному
льду.
вообразить себя человеком будущего, который возвращается с пляжа с
марсианкой. Почему модельеры не придумали до сих пор такие облегающие
платья?
Подожди, может, попадешь на бал в залах "Сосайете".
парадное. От нее пахло дождем, вином и чесноком.
проделал пешком. Около меня то и дело останавливались такси, предлагая
подвезти. А еще час назад не было ни одной машины. Я упивался прохладным
воздухом, как вином, и вспоминал минувший день. Я чувствовал, что где-то
притаилась опасность. Она не угрожала мне со стороны, она была во мне. Я
боялся, что ненароком переступил какую-то таинственную грань и очутился на
чужой территории, которой управляли силы, неподвластные мне. Особых причин
для тревоги пока не было. И все же я по собственной воле попал в запутанный
мир, где существовали совсем иные ценности, неведомые мне. Многое, что еще
недавно казалось мне безразличным, приобрело вдруг цену. Раньше я считал
себя чужаком, а теперь был им только от[235] части. "Что со мной случилось?
- спрашивал я себя. - Ведь я не влюблен". Впрочем, я знал, что и чужак может
влюбиться и даже не в очень подходящий объект, влюбиться только потому, что
ему необходимо любить, и не так уж это важно, на кого излить свои чувства.
Но знал я также, что на этом пути меня подстерегают опасности: внезапно я
мог оказаться в ловушке и потерять ориентировку.
очень боится. Не зайдете ли вы к ней?