АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Мы приехали обратно и снова поднялись в квартиру. Булочник вышел из
комнаты, чтобы принести деньги. Теперь он казался старым, и я заметил,
что у него крашеные волосы. Брюнетка кокетливо оправила платье:
- Это мы здорово обделали, правда?
- Да, - нехотя ответил я.
- Сто марок в мою пользу...
- Ах, вот как... - сказал я.
- Старый скряга, - доверительно прошептала она и подошла ближе. - Де-
нег у него уйма! Но попробуйте заставить его раскошелиться! Даже завеща-
ния написать не хочет! Потом все получат, конечно, дети, а я останусь на
бобах! Думаете, много мне радости с этим старым брюзгой?..
Она подошла ближе. Ее грудь колыхалась.
- Так, значит, завтра я зайду насчет ста марок. Когда вас можно зас-
тать! Или, может быть, вы бы сами заглянули сюда? - Она захихикала. -
Завтра после обеда я буду здесь одна...
- Я вам пришлю их сюда, - сказал я.
Она продолжала хихикать.
- Лучше занесите сами. Или вы боитесь?
Видимо, я казался ей робким, и она сделала поощряющий жест.
- Не боюсь, - сказал я. - Просто времени нет. Как раз завтра надо ид-
ти к врачу. Застарелый сифилис, знаете ли! Это страшно отравляет
жизнь!..
Она так поспешно отступила назад, что чуть не упала в плюшевое крес-
ло. В эту минуту вошел булочник. Он недоверчиво покосился на свою подру-
гу. Затем отсчитал деньги и положил их на стол. Считал он медленно и не-
уверенно. Его тень маячила на розовых обоях и как бы считала вместе с
ним. Вручая ему расписку, я подумал: "Сегодня это уже вторая, первую ему
вручил Фердинанд Грау". И хотя в этом совпадении ничего особенного не
было, оно почему-то показалось мне странным.
Оказавшись на улице, я вздохнул свободно. Воздух был по-летнему мя-
гок. У тротуара поблескивал "кадиллак".
- Ну, старик, спасибо, - сказал я и похлопал его по капоту. - Вернись
поскорее - для новых подвигов!
XV
Над лугами стояло яркое сверкающее утро. Пат и я сидели на лесной
прогалине и завтракали. Я взял двухнедельный отпуск и отправился с Пат к
морю. Мы были в пути.
Перед нами на шоссе стоял маленький старый "ситроен". Мы получили эту
машину в счет оплаты за старый "форд" булочника, и Кестер дал мне ее на
время отпуска. Нагруженный чемоданами, наш "ситроен" походил на терпели-
вого навьюченного ослика.
- Надеюсь, он не развалится по дороге, - сказал я.
- Не развалится, - ответила Пат.
- Откуда ты знаешь?
- Разве непонятно? Потому что сейчас наш отпуск, Робби.
- Может быть, - сказал я. - Но, между прочим, я знаю его заднюю ось.
У нее довольно грустный вид. А тут еще такая нагрузка.
- Он брат "Карла" и должен вынести все.
- Очень рахитичный братец.
- Не богохульствуй, Робби. В данный момент это самый прекрасный авто-
мобиль из всех, какие я знаю.
Мы лежали рядом на полянке. Из леса дул мягкий, теплый ветерок. Пахло
смолой и травами.
- Скажи, Робби, - спросила Пат немного погодя, - что это за цветы,
там, у ручья?
- Анемоны, - ответил я, не посмотрев.
- Ну что ты говоришь, дорогой! Совсем это не анемоны. Анемоны гораздо
меньше; кроме того, они цветут только весной.
- Правильно, - сказал я. - Это кардамины.
Она покачала головой.
- Я знаю кардамины. У них совсем другой вид.
- Тогда это цикута.
- Что ты, Робби! Цикута белая, а не красная.
- Тогда не знаю. До сих пор я обходился этими тремя названиями, когда
меня спрашивали. Одному из них всегда верили.
Она рассмеялась.
- Жаль. Если бы я это знала, я удовлетворилась бы анемонами.
- Цикута! - сказал я. - С цикутой я добился большинства побед.
Она привстала:
- Вот это весело! И часто тебя расспрашивали?
- Не слишком часто. И при совершенно других обстоятельствах.
Она уперлась ладонями в землю:
- А ведь, собственно говоря, стыдно ходить по земле и почти ничего не
знать о ней. Даже нескольких названий цветов.
- Не расстраивайся, - сказал" я, - гораздо более позорно, что мы во-
обще не знаем, зачем околачиваемся на земле. И тут несколько лишних наз-
ваний ничего не изменят.
- Это только слова! Мне кажется, ты просто ленив.
Я повернулся:
- Конечно. Но насчет лени еще далеко не все ясно. Она - начало всяко-
го счастья и конец всяческой философии. Полежим еще немного рядом. Чело-
век слишком мало лежит. Он вечно стоит или сидит. Это вредно для нор-
мального биологического самочувствия. Только когда лежишь, полностью
примиряешься с самим собой.
Послышался звук мотора, и вскоре мимо нас промчалась машина.
- Маленький "мерседес", - заметил я, не оборачиваясь. - Четырехци-
линдровый.
- Вот еще один, - сказала Пат.
- Да, слышу. "Рено". У него капот как свиное рыло?
- Да.
- Значит, "рено". А теперь слушай: вот идет настоящая машина! "Лян-
чия"! Она наверняка догонит и "мерседес" и "рено", как волк пару ягнят.
Ты только послушай, как работает мотор! Как орган!
Машина пронеслась мимо.
- Тут ты, видно, знаешь больше трех названий! - сказала Пат.
- Конечно. Тут уж я не ошибусь.
Она рассмеялась:
- Так это как же - грустно или нет?
- Совсем не грустно. Вполне естественно. Хорошая машина иной раз при-
ятней, чем двадцать цветущих лугов.
- Черствое дитя двадцатого века! Ты, вероятно, совсем не сентимента-
лен...
- Отчего же? Как видишь, насчет машин я сентиментален.
Она посмотрела на меня.
- И я тоже, - сказала она.
В ельнике закуковала кукушка. Пат начала считать.
- Зачем ты это делаешь? - спросил я.
- А разве ты не знаешь? Сколько раз она прокукует - столько лет еще
проживешь.
- Ах да, помню. Но тут есть еще одна примета. Когда слышишь кукушку,
надо встряхнуть свои деньги. Тогда их станет больше.
Я достал из кармана мелочь и подкинул ее на ладони.
- Вот это ты! - сказала Пат и засмеялась. - Я хочу жить, а ты хочешь
денег.
- Чтобы жить! - возразил я. - Настоящий идеалист стремится к деньгам.
- Деньги - это свобода. А свобода - жизнь.
- Четырнадцать, - считала Пат. - Было время, когда ты говорил об этом
иначе.
- В мрачный период. Нельзя говорить о деньгах с презрением. Многие
женщины даже влюбляются из-за денег. А любовь делает многих мужчин ко-
рыстолюбивыми. Таким образом, деньги стимулируют идеалы, - любовь же,
напротив, материализм.
- Сегодня тебе везет, - сказала Пат. - Тридцать пять.
- Мужчина, - продолжал я, - становится корыстолюбивым только из-за
капризов женщин. Не будь женщин, не было бы и денег, и мужчины были бы
племенем героев. В окопах мы жили без женщин, и было не так уж важно, у
кого и где имелась какая-то собственность. Важно было одно: какой ты
солдат. Я не ратую за прелести окопной жизни, - просто хочу осветить
проблему любви с правильных позиций. Она пробуждает в мужчине самые худ-
шие инстинкты - страсть к обладанию, к общественному положению, к зара-
боткам, к покою. Недаром диктаторы любят, чтобы их соратники были жена-
ты, - так они менее опасны. И недаром католические священники не имеют
жен, - иначе они не были бы такими отважными миссионерами.
- Сегодня тебе просто очень везет, - сказала Пат. - Пятьдесят два!
Я опустил мелочь в карман и закурил сигарету.
- Скоро ли ты кончишь считать? - спросил я. - Ведь уже перевалило за
семьдесят.
- Сто, Робби! Сто - хорошее число. Вот сколько лет я хотела бы про-
жить.
- Свидетельствую тебе свое уважение, ты храбрая женщина! Но как же
можно столько жить?
Она скользнула по мне быстрым взглядом:
- А это видно будет. Ведь я отношусь к жизни иначе, чем ты.
- Это так. Впрочем, говорят, что труднее всего прожить первые семьде-
сят лет. А там дело пойдет на лад.
- Сто! - провозгласила Пат, и мы тронулись в путь.
Море надвигалось на нас, как огромный серебряный парус. Еще издали мы
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 [ 47 ] 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
|
|