та отозвалась из-за двери: "Чего вам?" - "Покойной ночи", - матушка ей.
Щелкнула в дверном замке ключом и обратно к себе в спальню.
Замочная скважина светится, но ни звука оттуда. Что-то тихо очень она
занимается. Возможно, в школе выучилась этому искусству. Я пожелал ма-
тушке спокойной ночи, прошел к себе, достал шкатулку и снова пересчитал.
За стеной Великий Американский Мерин басом храпит, как лесопилка. Я
где-то читал, над певчими нарочно производят эту операцию, чтоб голос
стал как женский. Но, возможно, он не знает, что над ним произвели.
По-моему, он даже и не знает, ни зачем он на ту девочку тогда, ни почему
мистер Берджес доской от забора его успокоил. А если бы со стола его
прямо, пока под наркозом, переправили в Джексон, то он даже не заметил
бы и разницы - что ему там, что дома. Но Компсону такой простой выход и
в голову не придет. Сложности нам подавай. И вообще зачем с этим было
ждать, пока он вырвется на улицу и на школьницу набросится на глазах у
ее родного отца. Я так скажу, тем хирургам раньше бы начать и позже кон-
чить. Я знаю по крайней мере еще двух, кого бы заодно не мешало оформить
в том же духе, причем одну из них недалеко искать. Хотя, по-моему, и это
не поможет. Что я и говорю, шлюхой родилась, шлюхой подохнет. Но вы мне
дайте одни сутки, чтоб ко мне не совались с советами эти нью-йоркские
обиралы. Мне не надо тысячных кушей - на эту удочку ловите игрочишек-со-
сунков. Дайте мне только честный шанс вернуть свои деньги обратно. А
после чего можете вселять ко мне хоть все мемфисские бордели и сумасшед-
ший дом в придачу: парочка ложись в мою постель, третий займи за столом
мое место - милости прошу.
серого света, сеющей не капли, а пылевидную едкую морось, и, когда Дилси
отворила дверь своей хибары и показалась в проеме, ее косо и колюче об-
дало этой словно бы не водяной, а какой-то жидко-масляной леденеющей
пылью. В черной жесткой соломенной шляпе поверх платка-тюрбана, в шелко-
вом пурпурном платье и в бурого бархата накидке, отороченной облезлым
безымянным мехом, Дилси встала на пороге, подняв навстречу ненастью мор-
щинистое впалое лицо и дрябло-сухую, светлую, как рыбье брюшко, ладонь,
затем отпахнула накидку и осмотрела перед платья.
груди, облегало живот и вновь обвисало, слегка раздуваясь над нижними
юбками, что с разгаром весны и тепла будут сбрасываться слой за слоем.
Дилси смолоду была дородна, но ныне только остов громоздился, дрябло
драпированный тощей кожей, тугою разве лишь на животе, почти отечном,
как если бы мышца и ткань были зримый запас стойкости или бесстрашия ду-
ха, весь израсходованный за дни и годы, и один костяк остался неукротимо
выситься руиной иль вехой над чревом глухим и дремотным, неся над собой
опавшее и костяное лицо, подставленное сейчас непогоде с выражением
вместе и покорствующим, и по-детски удивленно-огорченным. Постояв так,
Дилси повернулась, ушла обратно в хибару и затворила дверь.
покрывшаяся патиной, налетом, какой бывает на старом серебре или на сте-
нах мексиканских мазанок. Рядом с хибарой, в летнюю пору ее затеняя,
стояли три тутовых дерева, и молодая листва их, которая позднее станет
спокойной и широкой, как ладони, плоско трепетала, струилась под ветром.
Порывом его неизвестно откуда принесло двух соек, пестрыми клочками бу-
маги или тряпок взметнуло на сучья, и они закачались там, хрипуче ныряя
и вскидываясь на ветру, рвущем, уносящем - тоже как тряпье или бумагу -
их резкие крики. Еще три сойки прилетели, и все впятером заныряли и за-
галдели на мятущихся ветвях. Дверь открылась, и снова показалась Дилси,
на этот раз в мужской войлочной шляпе, в синем ситцевом линялом платье,
в армейской шинели, и пошла через двор в кухню, а платье трепыхалось
вокруг ног, криво пузырясь из-под обшарпанных шинельных пол.
им, направилась к поленнице; там положила было раскрытый зонтик наземь,
но - еле поймав - ухватила снова, озираясь, борясь с ветром. Затем зак-
рыла, положила зонтик, набрала поленьев в охапку, подняла зонтик, раск-
рыла его наконец, понесла дрова на крыльцо и, шатко удерживая их на сог-
нутой руке, ухитрилась закрыть зонтик и поставила в углу за дверью. Дро-
ва ссыпала у плиты в ящик. Сняла шинель и шляпу, сдернула с гвоздя гряз-
ный передник, надела и принялась растапливать плиту, стуча колосниками и
гремя конфорками. В это время с черной лестницы послышался призывающий
голос миссис Компсон.
ласный халат. В другой руке она держала красную резиновую грелку и через
безжизненноравные промежутки роняла "Дилси!" в тихий лестничный пролет,
уходящий во мрак и снова светлеющий в самом низу от серого окошка. "Дил-
си", - звала она тоном бесцветным, ровным и неторопливым, как бы вовсе и
не ожидающим ответа "Дилси".
дверям столовой, как зов раздался снова, а пока дошла до лестницы - еще
раз. Голова Дилси очертилась на брезжущем пятне окна.
налью вашу грелку. - Подобрав подол, она стала всходить, заслонив собою
совершенно свет окошка - Положьте ее на пол и идите обратно в постель.
нулась не менее часа назад, и все это время из кухни ни звука.
ступеньки, бесформенная, тяжело сопящая. - Через минуту растоплю, а еще
через две - закипит.
думать: возможно, ты ждешь, чтобы я сама спустилась и разожгла плиту.
пал, вчера с представления ночью вернулся. Сама уж растоплю. Ну, идите,
не будите остальных, пока я не управлюсь.
сама из-за него, - сказала миссис Компсон. - Джейсон узнает - не похва-
лит. Сама знаешь.
уж будьте спокойны. - Она стала спускаться. Миссис же Компсон вернулась
в свою комнату. Ложась снова в постель, она слышала, как Дилси все еще
спускается, и эта мучительная медленность стала бы полностью невыноси-
мой, если бы шаги наконец не убыли, не заглохли за качающейся створкой
двери.
рак. Среди дела она вдруг подошла, глянула в окно на хибару, затем отво-
рила дверь во двор и крикнула сквозь непогодь:
Прислушалась, снова хотела позвать, но тут Ластер вынырнул из-за угла.
и уставилась, удивленно и проницающе.
ралей.
дрова за тебя таскай, и плиту за тебя топи. Говорено тебе было вчера,
чтоб наносил полон ящик, прежде чем на артистов идти.
займись Бенджи.
домом всей стайкой и опять вернулись на деревья. Ластер поглядел. Поднял
камень, швырнул в них:
ваясь, на крыльцо и слепо ткнулся, грохнул в дверь дровами, роняя по-
ленья. Дилси подошла и открыла дверь, и он двинулся наугад через кухню.
обрушил дрова в ящик.
ладонью по затылку. - А теперь марш наверх одевать Бенджи.
Кэлайн, и всех.
одень Бенджи.
двери покачалась, перестала. Дилси занялась тестом. Мерно вертя ручку
мукосейки над хлебной доской, она вполголоса запела что-то почти без мо-
тива и слов, монотонное, строго-печальное, а мука негустым ровным снегом
сеялась на доску. В кухне стало теплеть, внятнее забормотали миноры ог-
ня, и Дилси запела погромче, словно голос ее оттаял в тепле, - и тут из
внутренних покоев опять донесся голос миссис Комптсон. Дилси подняла ли-