масштабах, не имеющих прецедента в этой стране. Его ничуть не удивит, если
фабрика подаст на него в суд за то, что он нанес урон ее ранее безупречной
репутации. И наконец он в течение недели держал под стражей по всей
видимости невиновного человека. К тому же на него непременно свалят всю вину
за задержку в строительстве нового административного корпуса и
дополнительные расходы. Вне всякого сомнения, были и другие неприятные
последствия, о которых стоило подумать, но для начала хватало и этих. И
винить кроме себя некого. Разве что Уилта. Он посмотрел на Уилта с
ненавистью.
таким, как кажется, и что во всем больше смысла...
ехали через пригород, мимо заправочных станций и фабрик и дальше по болотам,
Уилт все больше съеживался на заднем сиденье машины и чувство свободы,
переполнявшее его в полицейском участке, постепенно улетучивалось. С каждой
милей от него оставалось все меньше и меньше, а вместо чувства свободы
возникало ощущение суровой реальности с ее необходимостью что-то решать,
зарабатывать на жизнь, скучать и по мелочам препираться с Евой, играть в
бридж с Моттрамами по субботам, а по воскресеньям отправляться на
автомобильную прогулку с Евой. Сидящий рядом с ним в мрачном молчании
инспектор Флинт потерял всю свою символическую притягательность. Перестав
быть стимулятором уверенности Уилта в себе и оппонентом его алогичных
построений, он превратился в товарища по несчастью в жизненном бизнесе,
практически в зеркальную копию собственной никчемности Уилта. А впереди, за
плоской черной равниной под серым небом с кучевыми облаками, ждала Ева и вся
оставшаяся жизнь с вынужденными объяснениями и всевозможными обвинениями. На
какое-то мгновение Уилт подумал, а не крикнуть ли ему: "Остановите машину. Я
выйду", -- но сдержался. Что бы ни ждало его в будущем, он не должен
принимать его как данное. Не для того он познал парадоксальную природу
свободы, чтобы снова стать рабом дома на Парквью, техучилища и Евиных
мелочных пристрастий. Он ведь был Уилтом, человеком с умом кузнечика.
отреагировал переходом с виски на 96-градусный польский спирт, который он
берег для особых случаев, и Ева в промежутках между приступами раскаяния и
трагическим живописанием своих грехов тоже прикладывалась вместе с ним к
бутылке. Под воздействием спирта, воодушевленная застывшей благожелательной
улыбкой викария, а также растущим убеждением, что если она мертва, то вечная
жизнь требует от нее полного раскаяния, а если нет, то таким образом ей
удастся избежать неприятного объяснения по поводу того, что она делала голая
в чужом доме, Ева исповедовалась в своих грехах с энтузиазмом, отвечавшим ее
самым сокровенным потребностям. Она исповедовалась в грехах, которые
совершила, и в тех, которые не совершала, грехах, о которых она вспомнила, и
тех, о которых забыла. Она предала Генри, она желала его смерти, ей хотелось
других мужчин, она изменяла мужу, она была лесбиянкой и нимфоманкой. И
вперемешку с плотскими грехами она перечисляла грехи упущения. Ева
припомнила все. Холодную еду Генри на ужин, его одинокие прогулки с собакой,
ее неблагодарность за все, что он для нее делал, ее неспособность быть
хорошей женой, ее чрезмерное увлечение антисептиком... Она рассказала обо
всем. Святой отец Джон Фрауд сидел на стуле, непрерывно кивая головой,
подобно игрушечной собачке за задним стеклом автомобиля, время от времени
поднимая голову, чтобы взглянуть на нее в те моменты, когда она
признавалась, что она -- нимфоманка, и резко опуская ее при упоминании
антисептика. При этом он все время пытался понять, что привело эту толстую,
голую (саван постоянно спадал) леди, нет, определенно не леди, тогда женщину
с явными признаками религиозного психоза в его дом.
иссяк.
думать, что делать дальше. Если верить хотя бы половине того, что она
наговорила, он видел перед собой такую грешницу, по сравнению с которой
экс-протодиакон из Онгара был просто святым. С другой стороны, в ее исповеди
были некоторые несообразности, которые заставляли его помедлить с отпущением
грехов. Исповедь полная лжи отнюдь не говорит о полном раскаянии.
является вашим законным обвенчанным мужем.
вслух.
какой урок мог извлечь несчастный мистер Уилт из ее отсутствия. -- Вы
сказали, проучить?
без меня обойтись.
исповеди, то муж должен быть счастлив, что получил наконец возможность
обходиться без нее.
что его забрали?
Теперь он наверняка знал, что миссис Уилт не в своем уме. Он огляделся по
сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как оружие в
случае необходимости, но, не обнаружив ничего более подходящего, чем
гипсовый бюст поэта Данте и бутылки польского спирта, взял последнюю за
горлышко. Ева протянула стакан.
хватало оказаться одному в доме с крупной, пьяной, полуголой женщиной,
которая воображала, будто муж ее убил, незачем было еще и подводить ее к
мысли, что он ее намеренно спаивает. Святому отцу вовсе не хотелось стать
объектом пристального внимания следующего номера воскресной газеты "Ньюз ов
зе уорлд".
что развитие этой темы вряд ли может принести плоды.
убить. Не знает как. Он даже предохранитель не в состоянии заменить. Я сама
все в доме делаю. -- Она подозрительно посмотрела на викария. -- Вы женаты?
грубо. Польский спирт оказывал свое действие, и она вдруг почувствовала себя
жутко несчастной.
Поглядите на эту комнату. Я вам говорю. -- Она развела руки в стороны, чтобы
придать убедительности своим словам, и чехол упал на пол.-- Вы только
посмотрите. -- Но у святого отца не хватало глаз, чтобы смотреть по
сторонам. При взгляде на стоящую перед ним Еву он понял, что его жизнь в
опасности. Он вскочил со стула, сильно ударившись о стол, попавшийся по
дороге, перевернул корзину для мусора и выбежал в холл. Пока он искал, куда
бы спрятаться, раздался звонок в дверь. Святой отец Джон Фрауд открыл дверь
и оказался лицом к лицу с инспектором Флинтом.
последовал за ними. Настал момент, о котором он думал с содроганием. Все.
однако, оказалось проще. Но не для инспектора Флинта. Войдя в кабинет, он
увидел перед собой крупную голую женщину.
форме.
кинулась вперед. Инспектор весьма неосмотрительно попытался ее удержать.
получив удар в голову.
дзюдо, швырнула его на пол. Она уже было собралась повторить прием на
констеблях, но тут Уилт ринулся вперед.
она дрожала и потом, как показалось инспектору, начала таять. -- О Генри, --
сказала она. -- что они с тобой сделали?
пошли домой. -- Ева посмотрела на себя, содрогнулась и позволила увести себя
из комнаты.