Чтение 47–й страницы книги ~Обретение Энкиду~

- Арргх, - ласково сказал Ицхак и поцеловал Луринду. Они улеглись
рядом. Я видел, что они держались за руки.

- Руки отпустить, - велел учитель Бэлшуну. Он тоже, конечно же, это
видел.

- Ну что, Булька, пошли? - сказал я Буллиту.

Он хмыкнул. Улегся. Поинтересовался:

- А что будет-то?

- Что надо, то и будет, - сказал я, натягивая одеяло до подбородка. -
Ты, Буллит, укройся. От этой штуки холодно будет.

- Не надейтесь обмануть народ! - неожиданно громко произнесла товарищ
Хафиза, после чего опять затихла.

Учитель Бэлшуну прошелся перед нами. Мы лежали рядком на полу,
закутанные в одеяла, и бессмысленно пялились в потолок. Только Цира не
открывала глаз.

- Готовы? - еще раз спросил Бэлшуну. Он потер руки и начал: - Я хочу,
чтобы все вы расслабились. Чтобы вы осознали, в каком спокойном,
прекрасном месте вы находитесь...

Это было похоже на оргазм. На неистовое купание в океане света.
Синева небес проламывалась в бесконечность. Ледниковая белизна облаков
проносилась над головой. Мир был пронизан сиянием. Каждый лист, каждая
травина трепетали. Море зелени разливалось вокруг. И каждая капля в этом
море сама по себе была неповторимой жизнью.

Я шел по лесу. Я был огромен. Нет, я был просто человеком высокого
роста и большой физической силы, но все мои чувства были обострены до
предела. Я был чрезмерен, как и тот мир, в котором я оказался.

Я был - Энкиду. Я был истинный Энкиду, полный...

Боги Эсагилы! Если мое повседневное существование подобно оргазму, то
каков же будет мой оргазм? Не разорвутся ли горы, не треснет ли земля,
когда я войду своей плотью в женскую плоть и орошу ее семенами жизни?

Я засмеялся, подумав об этом. Я остановился, положил руки на бедра и
расхохотался. Где-то наверху, над головой, заверещали обезьяны. Взлетели
несколько птиц, розовых и золотых.

Да, я был полон.

И пришло знание. Завтра - да, завтра я войду в Город. Это будет
гнилой, печальный Город. Поникли его золотые башни, и увяли некогда
зеленые сады, иссякли его фонтаны, пали изразцы, сделанные по образу
исступленного неба, что горит у меня над головой.

Я подниму Город, я сделаю его великим. Возлюбленной Царств. И еще я
подумал о маленькой статуе пророка Даниила. О грустном чугунном пророке.
Когда-то, когда я был умален и унижен, я встречался с этой фигурой. Я
сохраню ее, а остальные - да, остальные я брошу в Евфрат. И поглотит их
Великая Река.

И будет радостен и полон Вавилон, Столица Мира.

Я отвел ветви в сторону и шагнул на поляну.

И увидел второго человека.

Он спал.

Он не был полон, как я. Он был - не до конца, что ли, здесь... Я не
мог найти слов, когда глядел на него, чтобы объяснить свои ощущения. Он,
несомненно, был велик, как и я. Он был равен мне и превосходил меня, но он
был здесь НЕ ВЕСЬ.

Потом он открыл глаза и улыбнулся мне.

- Энкиду, - сказал он.

Это было мое имя. Он знал его, и пленил меня. И я полюбил его. И
бросился я в битву и стал сражаться с ним. И было нам обоим радостно.

- Гильгамеш, - сказал я ему. - Я помню тебя. Ты Гильгамеш.

- Ты говоришь это, - сказал он и засмеялся.

Мы долго бились, и взаправду, и шутейно, и просто катались по траве,
и молотили друг друга кулаками, и гонялись друг за другом по первозданному
лесу, а потом взялись за руки и поклялись быть друг другу братьями.

Но Город так и не встал перед нами.

И я рассыпался. Я пал со страшной высоты и грянулся о землю. Взлетели
брызги бытия, взорвались искры, все мое существо разлетелось на куски и
осело на землю бесформенными хлопьями. Я умирал и воскресал, умирал и
воскресал бессчетно во время этого бесконечного падения. Я кричал и не
слышал своего голоса. Я разлетался на части. Я всплескивал, как вода, и
разбрызгивался по Вселенной. Я разбегался, как ртуть. Я делился, как
амеба. Части меня то сползались, то расползались, то сливались, то вновь
разделялись.

Я был мертв и жив, я жил ужасной жизнью по другую сторону бытия. И
конца этому не было.

- Мама! - закричал я пронзительно и жалобно, остатками голоса.

И зазвенело что-то, будто разбились тысячи зеркал, и, изрезанный,
искалеченный, я коснулся, наконец, земли и остался недвижим и мертв.

Когда я очнулся, было темно. Я медленно пошевелил пальцами.
Двигались. Попытался понять, нет ли крови. Крови, вроде бы, не было. Я был
тяжел, как чугунная плита.

Согнул ногу. Согнулась.

Набрался наглости и приподнял голову. Тут же уронил ее обратно.

- Ой, - прошептал я. Голоса у меня не было - сорвал.

Мне было холодно. Я был жив.

Я снова закрыл глаза.

И стал ждать.

Неожиданно рядом послышался стон. Очень тихий.

- Цира? - спросил я одними губами.

Но это стонала товарищ Хафиза. Ей было очень худо. Еще бы, ведь из
всех в ней меньше всего было от Энкиду. Да и к такому путешествию она была
не готова.

Шепот:

- Товарищ Хафиза! Вы живы?

- Хашта, - позвал я.

Мой бывший раб пошевелился и сел.

- Ох, - донесся сиплый голос Буллита. - Чем это мы так ушмыгались? И
где этот главный шмыгала? Я ему зенки выдавлю...

- Ты сначала встань, - прошептал я.

- Иська! - с неожиданной силой закричал Буллит. - Иська! Я тебя,
подлеца...

Ицхак и Луринду молчали. Померли, что ли?

- Изя, - просипел я.

- Хрр... - отозвался мой шеф.

Луринду спокойно проговорила, как будто ничего не случилось:

- Где мои очки?

- Цирка! - обеспокоенно звал Мурзик. - Цира!

- Да здесь я, - прозвучал раздраженный голос Циры. - А коновал этот
где? Бэлшуну? Зажгите кто-нибудь свет!

Мурзик встал и, покачиваясь, побрел к выключателю.

Вспыхнул свет. Жалкая пародия на тот, в который окунулся Энкиду
несколько страж назад.

Мы бессильно копошились на полу. Учитель Бэлшуну сидел на диване,
запрокинув голову на спинку. Он был без сознания. Из ушей и носа у него
сочилась кровь.

Мурзик бросился к нему, пал рядом на диван, зажал ему нос. Спустя
несколько секунд учитель Бэлшуну громко застонал и качнул головой, пытаясь
освободиться от мурзиковых пальцев.

- Живой, - сказал мой бывший раб успокоенно и отнял пальцы от
бэлшунова носа. - Надо бы скорую вызвать.

- Что это было? - снова спросил Буллит. - Иська, чем ты нас потравил?
Это галлюциногены?

- Я тебе... потом... - прохрипел Ицхак.

Мурзик уложил учителя Бэлшуну на диване, пристроил его голову на
мягкий валик. Сходил к своему месту, взял одеяло и укрыл.

- Дать чего? - спросил он. - Может, воды?

Учитель Бэлшуну не ответил.

- Кончается, что ли? - снова озаботился Мурзик-Хашта.

- Дай гляну, - с трудом выговорила Цира. Приподнялась на четвереньки.
Завалилась набок.

Мурзик подошел к ней. Подцепил ее за подмышку. Поднял.

- Ну, ты как? - спросил он, усмехаясь. - Живая?

Цира повисла на нем, как тряпка. Мурзик-Хашта потрепал ее по волосам.

- Эх, Цирка!..

Она сердито отстранилась.

- Чего лыбишься, дурак?

- Ну... так... - неопределенно ответил Мурзик.

Он подвел Циру к учителю Бэлшуну.

- Отпусти.

Цира высвободилась и встала. Мурзик на всякий случай остался рядом -
подхватить, если упадет.

Цира закрыла глаза и протянула над учителем руки с растопыренными
пальцами. Поводила. Потом открыла глаза.

- Переутомление, - сказала она медицинским голосом. - Отдых. Покой.
Хорошее белковое питание. Тепло.

- А, - понимающе сказал Мурзик. И еще раз поправил на учителе Бэлшуну
свое одеяло. - Да нам всем бы выспаться не мешало...