Чтение 47–й страницы книги ~Крик ворона~

- Игра на стереотипах. Когда человек с вашими, допустим, внешними
данными и манерами честно и профессионально выполняет свою работу, никого не
обманывает, ничего не крадет, это в порядке вещей. Но когда то же самое
делает - и не делает - такой вот Фомич, это уже событие, почти подвиг. А
во-вторых, ему так проще общаться с другими хозяйственниками: для них свой,
видите ли.

Кира принесла чайник и миску со свежими лепешками и поставила на край
стола, подальше от карты.

- Вячеслав Михайлович, Павел Дмитриевич, завтракать! - объявила она. -
Я пойду остальных будить.

- Да пусть поспят, сегодня ведь маршрутов не будет, - сказал Павел,
отводя взгляд. Он не любил смотреть на Киру: она слишком уж напоминала
Таню-Первую. Впрочем, сходство ограничивалось внешностью.

- А лепешки остынут?

- Холодненьких поедят.

Кира ушла, а Павел, убрав карту в планшет обратился к Лимонтьеву:

- И еще, Вячеслав Михайлович... Спасибо вам огромное, что привезли мне
Таню... Знаете, мы так давно не виделись...

- Это случай. Проездом через Москву позвонила мне узнать, как вы, а я
как раз сюда собирался. Ну и предложил такой вариант... Я, Павел Дмитриевич,
вот что думаю... Вы этот участок уже отработали?

- Практически да. Завтра ждем вертолет.

- Вот и отлично. Экспедиция отправится на новый участок, а мы с
Татьяной Валентиновной в Хорог и далее.

Павел печально кивнул. Что бы ему вертолет на пару деньков позже
заказать? Эх, знал бы прикуп - жил бы в Сочи. И при этом не работал...

- Так вот, Павел Дмитриевич. Я предлагаю вам прокатиться с нами. Право
на недельку отпуска вы заслужили с лихвой.

- Но... но... как же экспедиция?

- Какое-то время прекрасно справятся без вас. Оставьте за себя
Калачова, он толковый, только сегодня проведите с ним и с Жаппаром подробный
инструктаж. На карте маршруты укажите, место стоянки, поближе к тракту и к
заставе, чтобы вы, когда возвращаться будете, смогли из Хорога на попутках
добраться.

- Ой, я... я даже не знаю, как вас благодарить, Вячеслав Михайлович...

- Сочтемся, - сказал Лимонтьев и откусил кусок лепешки. - Ешьте, пока
горяченькие.

В отличие от Хорога, напряженного, прифронтового, забитого военной
техникой, пропахшего бензином и порохом, Душанбе за семь лет не изменился
нисколько. На пути с площадки вертолетного полка - гражданские рейсы на
Памир были отменены - Павел узнавал знакомые места, показывал Тане,
рассказывал, обходя молчанием все, что было напрямую связано с Варей - той
женщиной, которая шесть лет назад выхаживала его в здешней больнице после
жуткой автокатастрофы и с которой была у него любовь - бурная, скоротечная,
закончившаяся резко и очень неприятно. Давно уже это отболело, и вспоминать
не хотелось - ан вспоминалось...

Город встретил их лютой августовской жарой. Пять дней они безвылазно
провели в гостинице "Таджикистан", лежа в чем мама родила под кондиционером.
Надышаться любовью не могли - все было мало им, мало, и любая минута, когда
они не касались друг друга, была бесконечно долгой, пустой, напрасной...

Рано утром, "по холодку" они вместе выбирались на Зеленый базар и
загружали сумки фруктами, помидорами, орехами, горячими лепешками. Все это
великолепие поедалось в течение дня со зверским аппетитом и запивалось
крепким чаем. Когда на город опускался желанный вечер и жара спадала, они
поднимались, одевались, шли гулять по ярко освещенным улицам, любовались
фонтанами с подсветкой, а потом ужинали в гостиничном ресторане и
укладывались спать.

Настал день шестой. Таня с наслаждением затянулась сигаретой - Душанбе
был завален финским "Мальборо" по полтора рубля, - посмотрела на Павла,
лежащего рядом с ней на прохладном линолеуме, вздохнула и спросила:

- Проводишь меня в аэропорт к шести? Мой рейс в шестнадцать десять по
Москве, значит в семь десять. Павел встрепенулся:

- Как, уже?

- Да, ты просто забыл. И тебе завтра утром лететь.

- Точно, забыл. Про все забыл. Немудрено. - И со значением посмотрел на
Таню. - Ну ничего, у меня здесь работы недели на две осталось. Ненадолго
расстаемся.

- Не так уж и ненадолго, - oнa снова вздохнула.

- Да что такое?

- И про это забыл? Я же говорила тебе: мне через три дня нужно быть в
Одессе.

- Ах да, красавица-графиня, - печально проговорил он. Ну почему, почему
так быстро кончается все хорошее? В эти блаженные дни он открыл для себя
Таню с новой, неожиданной стороны, хотя в чем именно заключалась эта
новизна, сказать не мог. Должно быть, какие-то штрихи к ее личности добавило
долгое пребывание за рубежом. Сам Павел никогда за пределы страны не выезжал
и не мог выезжать, поскольку работал в закрытом институте, но во всех,
побывавших там, подмечал некоторые перемены, подчас разительные. Как
правило, эти перемены Павла немного раздражали, но в Тане каждая новая
черточка была восхитительна. Да и могло ли быть иначе?

- Которую убивают на двадцатой минуте фильма... - подхватила между тем
Таня. - Так что я быстро отстреляюсь. Пантюхин обещал отпустить через
месяц... Знаешь, ты, пожалуйста, береги себя. Мне что-то тревожно...

- Да брось ты! Граница на замке, вертолеты как часы летают, горки на
том участке не сильно крутые...

- Я не об этом... Помнишь, ты рассказывал мне про свои экспедиций - как
по вечерам пели у костра под гитару, спирт глушили, спорили до хрипоты,
собачились, кому посуду мыть, случалось, и морды друг другу били.

- Случалось, - подтвердил он. - Это ты к чему? Боишься, как бы мне тут
напоследок чайник не начистили?..

- Погоди, не перебивай, я и сама-то не знаю, как точно передать.
Понимаешь, там, в горах, меня не оставляло чувство, будто я снова попала на
съемочную площадку. Только декорации и реквизит из одного фильма, реплики из
другого, а типажи - из третьего.

- Что-то я не понял...

- Ну, про декорации понятно. Горы, палатки, спальники, рюкзаки,
молотки. Природа. Тяжелая физическая работа - она ведь только для тебя и,
может, для твоих аспирантов, немножечко умственная тоже, а для других... В
таких обстоятельствах человек помимо воли становится грубее, что ли. Во
всяком случае, не очень следит за хорошими манерами. А твои прямо из кожи
вон лезут - все по имени-отчеству, да "пожалуйста", да "будьте любезны".

Павел усмехнулся.

- Так это они перед Лимонтьевым выделывались. Начальство как-никак.

- Фомича твоего я еще понимаю, - продолжила Таня, - он из тех, кто
любому начальству попу лижет, на том и поднялся, наверное...

Павел вспомнил характеристику, данную Фомичу Лимотьевым, и вставил:

- Это он образ такой создает. В интересах дела. А так - золотой мужик.

- Может быть. А вот остальных я совсем не пойму. По рожам ведь видно,
что в обычной жизни они совсем другие. Заметил, каким поставленным движением
этот Рыбин банки с пивом открывал? Будто всю жизнь только баночным "Коффом"
отпаивался, а его ведь в наших магазинах не больно-то продают. А Кира? Когда
я консервированную спаржу вынула, даже не спросила, что это такое. И джинсы
у нее настоящий "супер-райфл", а не польский, как у меня...

- Что ж ты хочешь - как-никак столичные ребята.

- Не просто столичные... Помнишь, мы мои чеки зимой отоваривали?
Примерно такие ребята там и околачивались, купить-продать предлагали.

- Ну ты, мать, даешь! Тебе бы романы Юлиана Семенова писать! - весело
отреагировал Павел. Но на сердце неприятно защемило.

- Просто я очень тревожусь за тебя, вот и напридумывала всякой чепухи,
- виноватым голосом сказала Таня. - Ты только не сердись на меня, ладно?

- Ладно, - сказал Павел, прижал к себе и поцеловал. - А ты не бери в
голову. Мне вообще-то плевать, чем они там занимаются в свободное от
экспедиции время. А здесь к ним никаких претензий нет.

До самого прощания в аэропорту Таня уговаривала его не принимать ее
болтовню всерьез. Но уж как-то слишком настойчиво уговаривала - видно, его
хотела успокоить, а убедить себя в несообразности своих подозрений так и не
сумела. В результате и Павла не убедила. Он всю ночь проворочался с боку на
бок и в семь утра выписался из гостиницы невыспавшийся и помятый.

В противоположность ему приехавший отвезти его на летное поле капитан
Мандрыка был свеж и бодр, всю дорогу потчевал его всякими армейскими
прибаутками, лихо промчался на своем "уазике" через КПП и вырулил прямо на
поле.

- Пойду машину готовить, груз принимать и всякое такое. Часа на
полтора. Завтракал, Митрич?

- Не успел, - признался Павел.

- Вот и я гляжу, что ты не свой какой-то. Вон там барак кирпичный
видишь? Дуй туда, там столовка офицерская, приличная вполне, подхарчись
маненько.

В столовой было чисто, пусто - только за угловым столиком сидел
какой-то толстый человек в камуфляже, в окне гудел кондиционер. Павел прошел
через зал к стойке.

- Кушать что будем? - спросила внезапно появившаяся перед ним буфетчица
с обвисшими щеками.

Павел взял сметаны, сосисок с горошком, яйцо, лепешку и стакан чаю и
понес к ближайшему столику.

- Эй, прапор, ты чего по гражданке вырядился? - услышал он хриплый
голос.

Павел удивленно огляделся - в зале не было никого, кроме него и
сидящего у входа офицера.