Чтение 47–й страницы книги ~Инструктор спецназа ГРУ~

же воевать...

Оба полковника были безоружны, и сержант решил идти напролом. Не успел
он, однако, взяться за кобуру, как позади раздался спокойный, с ленцой
голос:

- Ну-ну. Даже и не думай.

Ковалев и Губин обернулись, как по команде. С площадки второго этажа к
ним неторопливо спускался еще один, одетый в футболку с изображением
какого-то оскаленного черепа на фоне американского флага, линялые джинсы и -
почему-то высокие ботинки на шнуровке явно армейского образца.

- Илларион Забродов, - представился он, - пенсионер.

При виде этого пенсионера охота драться пропала не только у Губина, у
которого ее вообще не было, но и у бывалого Ковалева. Было совершенно
непонятно, откуда он взялся - когда они проходили через площадку второго
этажа, там никого не было. И потом, это, похоже, был тот самый тип, который
у себя дома размазал по стенам Рябцева с четырьмя автоматчиками - те до сих
пор не поймут, как это все вышло, а Женька Петров вообще в больнице с
переломом обеих ног...

- Все, орлы, - сказал "пенсионер", - отвоевались. Сдаем оружие в порядке
очереди.

Ковалев оглянулся на полковников. У тех в руках, оказывается, уже были
пистолеты - у Сорокина родимый "Макаров", а у гээрушника что-то большое и
черное, явно заграничного происхождения.

Ковалев вздохнул и расстегнул кобуру. Полковники одинаковым жестом
подняли свои пушки. Илларион Забродов разоружил сержантов, отобрал у них
рации и, нагрузившись всем этим скарбом, погнал этих вояк по лестнице,
словно двух отбившихся от стада баранов. Когда Ковалев по приказу своего
конвоира открыл машину, надежда, затеплившаяся было в его душе, моментально
погасла: ушлый муровец первым нырнул в салон и вернулся, держа по автомату в
каждой руке.

В машине зазвонил сотовый телефон. Ковалев вдруг увидел у самого лица
круглый глаз своего собственного табельного пистолета. Могло, конечно,
оказаться, что и не своего, а губинского, но в данном случае это вряд ли
имело значение. Черный зрачок глядел выразительно, и Ковалев взял трубку.

- Как дела? - без предисловий спросил Рябцев.

Пистолет дружески кивнул Ковалеву, чуть ли не подмигнул черным глазом, и
Ковалев со всей бодростью, на какую был способен, отрапортовал:

- Все путем, Сергеич. Только что спустились. Сейчас поедем.

- Что-то в машине у вас тихо, - сказал подозрительный Рябцев.

- Да пришлось им пасти заткнуть, - сказал Ковалев, зачарованно
разглядывая перспективы, рисовавшиеся ему в черном тоннеле пистолетного
ствола. - Уж очень старуха боевая.

- Куда везти, помнишь?

- Помню.

- Ну и молоток. Отвезете - и свободны. Можете ехать на Казанский Зойку
свою валять.

Ковалев отключил телефон.

- Рябцев? - спросил Забродов. Ковалев молча кивнул.

- Это он вас сюда послал? Ковалев снова кивнул.

- Где Рябцев держит Климову?

- Кого?

- Климову. Валентину Климову. Не валяй дурака, сержант, нам некогда.

- Да не знаю я никакой Климовой!

- Может, и не знаешь. А куда вы должны были доставить заложников?

- Да каких, на хрен, заложников? Чего вы пристали? Мы на службе, не
понятно разве? Вас за такое самоуправство... Нападение на работников милиции
при исполнении...

Он резко замолчал, потому что Илларион вдруг схватил его за кончик носа,
крепко сжал и начал поворачивать по часовой стрелке.

- Вот я тебя сейчас грохну при исполнении, мартышка в погонах, - пообещал
он, - только сначала нос тебе откручу... а может, и кое-что еще. Я-то не при
исполнении, могу и поразвлечься. Осознал?

- Да, - гнусаво выдавил Ковалев, и нос его моментально оказался на
свободе.

- Ну, - выжидательно сказал Илларион, брезгливо вытирая пальцы о штанину.

Ковалев осторожно пощупал распухший нос и несколько раз хлюпнул им,
словно проверяя, как тот работает.

- Есть дача, - сказал он. - Адрес скажу. Только вам там не посветит. Это
не дача, а крепость. Сигнализация, охрана, забор бетонный - метра три...
Охрана - прапора из десантников, так прямо в форме и стоят, с автоматами...
внутри, конечно. Снаружи один забор да ворота железные...

- Чья дача?

- А хрен ее знает, - продолжая хлюпать носом, сказал Ковалев. - Большой
там кто-то живет, мне не докладывали.

- Северцев, не иначе, - тихо сказал Мещеряков, пока Илларион под диктовку
сержанта записывал адрес. Сорокин кивнул и одновременно пожал плечами. Это
получилось так выразительно, что Андрей с трудом сдержал улыбку.

- Ладно, - сказал Илларион, пряча бумажку с адресом в карман. - А теперь,
служивые, слушай мою команду: штаны долой!

- Чего? - не понял Ковалев. - Зачем это?

- Раздевайся, дружок, - ласково сказал Илларион. - Я могу раздеть тебя
сам, но, неровен час, помну. Так что вперед. Покажи дядям, какой ты умница и
как хорошо умеешь сам раздеваться.

Через полторы минуты белая "шестерка" выехала из двора, оставив позади
тяжело осевший на спущенных шинах милицейский автомобиль. Капот "девятки"
был поднят, и всякий желающий мог без труда убедиться в том, что система
зажигания безнадежно выведена из строя. Тот же желающий, заглянув в салон,
не мог бы не заметить двух абсолютно голых мужчин, пристегнутых наручниками
к рулевому колесу автомобиля. Из одежды на них были только милицейские
фуражки.

Желающих посмотреть на это диво пока не было ввиду ночного времени, но
старший сержант Ковалев, глядя на дисплей ворованного "Ролекса",
болтавшегося на золотой цепочке прямо у него перед глазами, ни капельки не
сомневался, что вскорости желающие появятся, причем в большом количестве.

- Не пойму, зачем ты их раздел, - недовольно сказал Мещеряков, ерзая на
заднем сиденье: мешал упиравшийся стволом в ребра автомат. - Ребячество
какое-то. И потом, я не уверен, что стоит так унижать человеческое
достоинство.

- Во-первых, - неожиданно сухо ответил Илларион, не отрывая взгляд от
дороги, мне плевать на их человеческое достоинство. Кстати, я сильно
сомневаюсь, что они его имеют или хотя бы знают, что это такое. А во-вторых,
- добавил он уже своим обычным голосом, - противника надобно дразнить и
всячески выводить из равновесия. Если его как следует взбесить, есть шанс,
что он потеряет голову и наделает ошибок.

- А куда это мы едем? - поинтересовался Сорокин. - Нам же, кажется,
совсем в другую сторону.

- В другую сторону нам не надо, - сказал Илларион. - В другой стороне
находится дача Северцева, а нам троим там делать нечего. Миром нам туда не
попасть, а устраивать штурм, не убедившись, что Климова именно на этой даче,
вряд ли разумно. Поедем-ка мы к Рябцеву, пока он домой не ушел. Я правильно
еду, полковник?

- Пока правильно. Только дайте эту гниду мне. Я сам с ним потолкую.

- Годится. Андрей, ты не в курсе, кто сегодня дежурит в казарме?

- В какой казарме?

- В казарме нашего учебного центра.

- Ты рехнулся, Илларион. Ты окончательно спятил. Что ты задумал?

- Не валяй дурака, Андрей, ты же прекрасно знаешь, что я задумал, - это
видно по твоей реакции. Между прочим, это говорит еще и о том, что и ты
задумал то же самое, только стесняешься признаться.

- Но это... Это просто неслыханно!

- Ну да? А кто поднял по тревоге два взвода, чтобы найти свою самую
первую, горячо любимую машину?

- Ну, это когда было... - смутился Мещеряков.

- Уже в этом столетии, - сказал Илларион. - Ведь как вышло, - продолжал
он, адресуясь к Сорокину. - Купил это однажды майор Мещеряков "москвич"...

- Я тебя убью, Забродов, - пообещал Мещеряков.

- Ладно, - сказал Сорокин, в общих чертах мне уже все ясно.

- Но детали-то, - взмолился Илларион, - детали! Ах, какие были детали!

- Вот сволочь, - вздохнул Мещеряков. - Позвонить, что ли, Жангалиеву?

- Давай, - откликнулся Илларион. - Пускай послушает по телефону. Пусть
знает, с каким орлом ему придется иметь дело!

Мещеряков плюнул и обиженно замолчал.

- Ну брось, Андрей, - сказал Илларион через некоторое время. - Ну что ты,
как маленький? Ну я же молчу. Ты бы хоть полковника постеснялся. Слышишь?

- Слышу, слышу, - откликнулся тот. - Задумался просто. Давно я в деле не
был. Прямо молодость вспоминается. Помнишь?

- Помню. Ты мне уже тогда надоел.

- Ну это еще вопрос, кто кому надоел. Командиру дивизии мы с тобой,
кажется, надоели оба.

- Да он и не скрывал, - рассмеялся Илларион.

- Как это он нас тогда называл?

- Рыцари плаща и кинжала, алкоголики в законе... всего уже и не упомнишь.

Может, ты вздремнешь?

- С чего это такая забота?

- А ты всегда, когда тебя развозит, начинаешь молодость вспоминать. Так
может, все-таки приляжешь?

Сорокин, не сдержавшись, громко заржал. Мещеряков снова плюнул, надулся,
подумал и засмеялся тоже.

Руководствуясь указаниями Сорокина, Илларион отыскал отделение милиции, в
котором окопался Рябцев, и остановил машину на стоянке для служебного
транспорта.