Джина, я молился всевышнему, дабы он даровал победу русскому оружию. В этот
день я надел все свои ордена и гордился тем, что пролил кровь, сдерживая на
священной русской земле германский "дранг нах Остен".
Гитлера! Подобно Царь-колоколу, белая эмиграция раскололась надвое.
товарища своего Михаила Горчакова. В прежние годы я часто, бывало, играл в
бридж с ним во дворце на Софийской набережной в Москве, напротив Кремля.
Светлейший князь, Рюрикович, сын канцлера, совсем рехнулся. Он советовал мне
молиться о победе "доблестного вермахта и его гениального полководца Адольфа
Гитлера", который - уповал он - вернет ему дворец (занятый теперь
посольством Великобритании), его поместья и мануфактуры.
сатанинской иронией ликовал князь Горчаков. - Я мечтаю лично увидеть парад
победы Гитлера в Москве. Мы будем вешать жидов, комиссаров, масонов и тех,
кто предал в эмиграции белую идею! Я подготовил к первому изданию в Москве
свой журнал "Двуглавый орел". Пусть Керенский и не думает о возвращении в
Россию - не пустим! Я уже веду переговоры с Берлином о возврате моего
имущества и заводов моей дражайшей супруги..."
выходца из крестьян. Это он построил дом на Софийской.
писал Горчаков. - Это вежливый, корректный народ. Не сомневаюсь, что в
Москве они быстро уступят кормило нам, русским дворянам. Без нас не
обойдутся".
желтом доме!..
русских патриотов, как великий Рахманинов, который передал сбор с концерта в
пользу раненых красноармейцев, как Иван Бунин, писавший нам, что он всем
сердцем с Россией. Друзья сообщили мне по секрету, что Ариадна Скрябина,
дочь композитора, и княгиня Вики Оболенская ежеминутно рискуют головой,
работая во французском подполье. (Здесь в записках П. Н. Гринева Джин
прочитал карандашную пометку отца: "Только после освобождения Парижа узнал
я, что Вере Аполлоновне, этой героине французского Сопротивления,
немцы-гестаповцы отрубили голову. Записал Вику Оболенскую в свой
поминальник".)
американскую армию и флот, чтобы сражаться против немцев на будущем втором
фронте.
большевизма".
Америку. В одном он трагически прав: наша эмиграция обречена на еще один
раскол - между теми, кто верует в Россию, и теми, кто уповает на
послевоенную Америку!
Вонсяцкого-Вонсяцкого. Это прямо-таки гоголевский тип, и мне жаль, право,
что перо у меня не гоголевское. Но начну по порядку.
ретроградов среди наших эмигрантов в Америке. Мне горячо рекомендовали его в
Чикаго такие чикагские знаменитости, как полковник Маккормик, миллиардер и
издатель газеты "Чикаго трибюн", и мультимиллионер Уиригли, разбогатевший на
жевательной резине. Оба, по-видимому, финансируют его деятельность. Я тогда
уклонился от встречи с графом, ибо стараюсь держаться подальше от
экстремистов как левого, так и правого толка. Но в последнее время граф
Вонсяцкой-Вонсяцкий буквально засыпал меня письмами с приглашением посетить
его в поместье под Нью-Йорком.
сорокового года, хотя дорога оказалась более долгой, чем я ожидал. Граф
живет близ коннектикутской деревни Томпсон. Разумеется, декабрь плохой
месяц, чтобы любоваться природой Коннектикута, напоминающего своими лесами,
пастбищами и холмами, речками и водопадами, а также живописным побережьем
залива Лонг-Айленд дачную местность под Петроградом, близ Финского залива. В
Коннектикуте уютные фермы, красные сараи, церквушки начала прошлого века.
Туда нужно ездить летом или, еще лучше, осенью, когда пылают багрянцем
златоцвет, сумах и гордый лавр и в воздухе пахнет гарью костров, на которых
коннектикутские янки сжигают гороподобные пестрые ворохи палых листьев. Одно
воспоминание об этом запахе обострило мою вечную ностальгию, и я ехал и
думал с сердечной тоской, что я так же далек от родины, как твеновский янки
при дворе короля Артура, разделен от родины не только расстоянием, но и
временем, веками невозвратного времени.
мотель с ресторанчиком, универсальный магазин, несколько старых домов в
стиле, который здесь называется колониальным или джорджианским, то есть
стилем короля Георга. Графский дом оказался настоящим джорджианским дворцом,
обнесенным высокой - в два человеческих роста - каменной оградой, утыканной
сверху высокими железными шипами. Сомнительно, однако, чтобы дворец этот и в
самом деле был построен при Георге, до американской революции. Скорее это
была запечатленная в камне - столь близкая моему сердцу - тоска Нового Света
по Старому.
железа, не то из стали, и нажал на кнопку электрического звонка. В небольшой
сторожке или проходной будке сбоку от ворот послышалось рычание, и я ясно
почувствовал, что кто-то пристально рассматривает меня в потайной глазок.
распахнулась, и я увидел громадного парня, похожего на боксера-тяжеловеса
Примо Карнеру, с такими же, как у Карнеры, вздутыми мускулами, перебитым
носом и малоприятным взглядом не проспавшегося с похмелья убийцы. Одет этот
громила был на нацистский манер в армейскую рубашку с галстуком, бриджи
цвета хаки и хромовые сапоги. За перегородкой в будке бесновались две
полицейские овчарки со вздыбленными холками и оскаленными пастями.
и затем поглядев в какой-то список, лежавший на столике у перегородки,
громила нехотя отступил в сторону и на американский манер - ткнув большим
пальцем через плечо - указал на внутреннюю дверь будки.
маршировал с винтовками взвод немолодых уже людей явно офицерского возраста
в такой же форме, как у охранника в проходной будке, однако с портупеями.
командовал толстяк, комплекцией напоминавший Геринга.
выкрикиваемые команды во дворе загородного дворца, построенного в стиле
владыки Британии и американских колоний короля Георга. Будто духом Гатчины и
Павла I повеяло под небом Новой Англии. И, портя первое впечатление,
вспомнилась мне моя барабанная юность, кадетский Александра II корпус...
волосами и идеальным пробором, но удручающе низким лбом положил телефонную
трубку и подкатил ко мне словно на роликах.
- Добро пожаловать, ваше превосходительство! Пройдите в зал, пожалуйста!
Граф примет вас в кабинете.
числа наших русских эмигрантов. Окруженный большой группой мужчин, бойко
ораторствовал самозваный вождь российской эмиграции в Америке Борис Бразоль
- вылитый Геббельс, в элегантном штатском костюме, хищник с мордой мелкого
грызуна. Он подчеркнуто поклонился мне, когда я проходил мимо. Я едва кивнул
и, боюсь, сделал это с барственным видом. Не люблю я этого субъекта, ведь
это он, будучи помощником Щегловитова, министра юстиции, в 1913 году
прославился на всю Россию как один из основных организаторов и вдохновителей
во всех отношениях прискорбного и позорного дела Бейлиса.
российскую эмиграцию в Америке!
его "заклятый друг" - вернейший единомышленник и извечный конкурент
генерал-майор граф Череп-Спиридович, весьма, увы, смахивающий на тех
монстров, какими рисуют царских генералов советские карикатуристы. Я живо
представил его себе не в штатском костюме американского покроя, а в черкеске
с мертвой головой на рукаве, в забрызганных кровью штанах с казачьими
лампасами и нагайкой в руке, хотя Череп-Спиридович орудовал вовсе не
нагайкой карателя, а пером публициста-антисемита.
Череп, подобно крысам, покидающим тонущий корабль, оставили Россию и
пересекли океан еще в шестнадцатом году, чтобы сеять ненависть и безумие на
благодатной американской почве.
там в самых высших сферах. Наверное, и в Берлине все заметили, как
поразительно Бразоль похож на рейхсминистра пропаганды. И не только внешне.
слушателей, он подлетел ко мне мелким бесом - этакая сологубовская
недотыкомка, и совсем не колченогая, как Геббельс, - пожал мне руку своей
мертвецки-холодной и липко-влажной рукой и протянул визитную карточку.
не слишком вы меня жаловали, но в эти великие дни, как никогда прежде,
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Акунин Борис
Посняков Андрей
Ибсен Генрик