лицо, более шикарный костюм...
любовь, он никогда не сможет развязаться с ней, даже если выкарабкается
наверх, то и тоща ему придется тащить за собой Нелсон-Плейс; место это,
точно шрам, на всю жизнь оставит на нем свой след. Ведь гражданский брак
так же нерасторжим, как и церковный. Только смерть может принести ему
свободу.
двери. В коридоре ничего не было видно, лишь слышалось сонное дыхание - и
из комнаты, откуда он только что вышел, и из комнаты Дэллоу. У него было
такое чувство, что он слеп, а за ним наблюдают люди, которых он не видит.
Ощупью добравшись до верхней площадки лестницы, он спустился в переднюю по
скрипящим ступенькам. Протянув руку, он дотронулся до телефона, затем,
также ощупью, добрался до двери. Фонари на улице уже были погашены, но
темнота, уже не ограниченная четырьмя стенами, казалось, рассеивалась в
безграничном просторе города. Он мог разглядеть решетки на окнах подвалов,
бегущую кошку и в темном небе отсвет фосфоресцирующего моря. Это был
незнакомый ему мир, никогда раньше не бывал он здесь один. Когда он
бесшумно зашагал по направлению к приливу, его охватило призрачное чувство
освобождения.
около магазина граммофонных пластинок стояла пустая молочная бутылка;
вдали виднелись освещенная башня с часами и общественная уборная; воздух
был свеж, как за городом. Малышу показалось, что он спасен.
бумаги, которого раньше там не было. Он вытащил его; это был листок,
вырванный из блокнота, - почерк незнакомый, крупные неуверенные буквы. Он
поднял листок к глазам в предрассветной мгле и с трудом разобрал: "Я люблю
тебя, Пинки. Мне все равно, что ты делаешь. Я люблю тебя навек. Ты меня
жалеешь. Куда бы ты ни пошел, я пойду за тобой". Должно быть она написала
это, пока он толковал с Кьюбитом, и сунула ему в карман, когда он заснул.
Он сжал листок в кулаке и хотел уже выбросить его в урну, стоявшую возле
рыбной лавки, но передумал. Неясное чувство подсказало ему: как знать, что
с тобой будет, когда-нибудь это может пригодиться.
вокруг и сунул бумажку обратно в карман. На земле, в проходе между двумя
лавками, сидела старуха; он увидел сморщенное, увядшее лицо - оно как бы
воплощало проклятье ада. Затем до него донесся шепот:
четки. Она-то уж не могла быть проклята. Он смотрел на нее со страхом и
любопытством - это была одна из спасенных.
7
новичком в царстве смертного греха и считала, что все идет как нужно. Он,
наверное, ушел по делам, подумала она. Ее разбудил не назойливый треск
будильника, а утренний свет, лившийся сквозь незавешенное окно. Спустя
некоторое время в коридоре послышались шаги и повелительный голос позвал:
"Джуди". Она лежала, раздумывая над тем, что должна делать жена... или,
скорее, любовница.
Когда ничего не делаешь - жизнь как будто не настоящая. А вдруг они
считают, что она знает свои обязанности, и ждут, что она затопит печку,
соберет на стол, вынесет мусор. Часы где-то пробили семь - звон был
незнакомый; за всю жизнь она привыкла к звону только одних часов, никогда
еще ей не приходилось слышать, чтобы часы били так неторопливо и приятно в
утреннем летнем воздухе. Ей было хорошо, но немножко страшно: ведь семь
часов - это ужасно поздно. Она вылезла из постели и, одеваясь, уже
собралась было наспех пробормотать "Отче наш" и "Аве Мария", как вдруг
снова вспомнила... Какой теперь смысл молиться? Со всем этим у нее
покончено - она выбрала свой путь, если Пинки обречен на муки ада, пусть
будет проклята и она.
крышку мыльницы, она обнаружила там три фунтовые бумажки и завернутые в
них две полукроновые монеты. И тут же снова прикрыла мыльницу крышкой - к
этому ее тоже приучили. Потом осмотрела комнату, заглянула в шкаф, нашла
там жестянку с печеньем и пару сапог, под ногами у нее захрустели крошки.
Взгляд ее упал на граммофонную пластинку, лежавшую на том стуле, куда она
ее вчера положила, - нужно спрятать ее в шкаф, для большей сохранности.
Затем она приоткрыла дверь - ни звука, никаких признаков жизни; посмотрела
через перила - свежая древесина заскрипела под ее тяжестью. Где-то внизу
должны быть кухня, общая комната - те места где ей следует трудиться. Она
осторожно спустилась вниз. Семь часов! Какие злющие лица встретят ее
сейчас! В холле ей попал под ноги комочек бумаги. Расправив его, она
прочла нацарапанную карандашом записку: "Запри свою дверь. Желаем хорошо
провести время". Смысл был ей непонятен, но ведь это мог быть какой-нибудь
шифр. Ей пришло на ум, что это, вероятно, имеет отношение к тому странному
миру, где в постели совершают грех, где люди внезапно расстаются с жизнью
и где среди ночи ломятся в дверь и осыпают тебя проклятьями.
было совсем темно, но она не знала, где выключатель. Она споткнулась и
чуть не упала, но схватилась за стенку, сердце у нее забилось - ей
вспомнились показания на дознании о том, как свалился Спайсер. Смерть его
накладывала на дом печать значительности - ей никогда еще не приходилось
бывать в таком месте, где кто-то недавно умер. Спустившись вниз, она
осторожно приоткрыла первую попавшуюся дверь, готовая к тому, что сейчас
ее обругают; слава богу, это была кухня, но в ней никого не оказалось.
Кухня совсем не походила на все те, которые она до сих пор видела: кухня у
Сноу была чистая, сверкающая, оживленная, а дома кухня была общей
комнатой, где протекала вся жизнь, - там готовили и ели, хандрили,
согревались в морозные вечера и дремали в креслах. Здесь же все было как в
доме, предназначенном для продажи; очаг полон потухшего угля, на
подоконнике пустые жестяные банки из-под сардин, под столом грязное блюдце
для кошки, хоть кошки нигде не видно, в настежь открытом буфете виднелись
пустые бутылки.
холодная - огонь не зажигали много часов или даже дней... У Роз мелькнула
мысль, что ее покинули, - может, и такие вещи случаются в этом странном
мире: внезапный побег, когда бросают все - пустые бутылки, свою девушку,
оставив записку с тайным шифром на клочке бумаги. Когда дверь отворилась,
она ожидала, что увидит полисмена.
он.
столу, он отодвинул ящик. - Вот, пожалуйста. И что это тебе вздумалось?
Зачем тебе печка? Здесь всего хватает. - В ящике стояли стопки консервных
банок - сардины, селедка...
никакого чаю. Зачем канителиться? Вон в буфете пиво, а Пинки пьет молоко
прямо из бутылки. - Он поплелся обратно к двери. - Угощайся, детка, если
проголодалась. А Пинки что-нибудь нужно?
пороге и еще раз взглянул на нее, она стояла с беспомощно повисшими руками
около потухшей печки. - Ты-то ведь не горишь желанием поработать?
начинай, растопляй печку, если хочешь. Я утихомирю Джуди, если она
разлается, но одному Богу известно, где ты достанешь уголь. Ведь эту печку
с марта не топили.
вниз... Я думала... надо растопить ее.
это дом полной свободы... - И добавил: - Ты не видала, не возится
где-нибудь такая рыжая потаскушка?
полной свободы... Она прислонилась к выбеленной стене и заметила старую
липкую бумагу от мух, висевшую над кухонным шкафом; кто-то давным-давно
поставил мышеловку около дыры в полу, но приманку стащили, а капкан
захлопнулся впустую... Люди лгут, утверждая, что неважно, спишь ли ты с
мужчиной или нет. После боли к тебе приходит все - свобода, независимость,
новизна. В груди ее шевельнулась робкая радость и что-то похожее на
гордость. Она решительно открыла дверь кухни и там, на лестнице ведущей в
подвал, увидела Дэллоу и ту самую рыжую потаскушку, которую он называл
Джуди. Они стояли, слившись в поцелуе, поза их выражала неистовую страсть
- они словно стремились нанести друг другу величайший вред, на который
Лукьяненко Сергей
Махров Алексей
Круз Андрей
Куликов Роман
Фазиль Искандер
Глуховский Дмитрий