Чтение 47–й страницы книги ~Беглый огонь~

непостоянства, как номер пятизвездочной гостиницы: офорты на стенах,
исключительная чистота и комфорт, но живи ты в такой комнате хоть десяток
лет, домом называть не станешь.

Попробовал потянуться: получилось. Кроме легкой ушибной боли - ничего.
Значит, ни переломов, ни разрывов связок. Легко отделался. В том, что меня
сбила машина, сомнений не было. Но вот чья это машина?

Мои дальнейшие мыслительные изыски потекли в самую унылую сторону.
Возможно, неизвестные преследователи все же настигли меня? Для специально
обученного водилы пнуть объект бампером как раз настолько, насколько нужно,
- искусство хотя и мудреное, но выполнимое. С поправкой на случай. А что это
означает? А это означает, что меня таки "приземлили" не до смерти с
одной-единственной целью: вдумчиво выпотрошить героя с помощью новейших
модификаций аминала, скополамина и иных достижений небытовой химии. После
такого вот неспешного потрошения от самих мозгов в большинстве случаев
остается остов: клиента можно смело записывать в небуйное отделение местной
психушки. Если, понятно, я еще не в ней.

То, что произошло потом, доказывало: нет, не в ней. Просто я уже умер, и
за какие-то неведомые мне заслуги перед исламом поощрен: меня поместили
именно в тамошний рай. Сдвоенная филенчатая дверь распахнулась и появились -
фурии или гурии, как они там называются, я запамятовал, - но точно нимфы.
Две девчонки, лет не больше семнадцати, одетые... Нет, слово "одетые" здесь
было не вполне уместно, скорее раздетые, но с тем шармом, какой и отличает
свободных нимфеток от путан по найму: белое кружевное белье, гольфы и
роскошные банты в волосах. Лукаво переглядываясь, лаская друг дружку, они
освободились от трусиков и сорочек и начали заниматься любовью: нежно,
раскованно и бесстыдно.

М-да... Выходит, это был не рай, скорее его противоположность: некие
мстительные восточные дэйвы, джинны, шайтаны ночи и прочие мракобесы решили
поиздеваться над презренным гяуром и для затравки прокрутить нечто вроде
кино, дабы осознал, чего лишится, а затем уж приняться за грешника всерьез
со всем потусторонним демоническим старанием.

А девчонки уже постанывали, выгибаясь, лаская друг дружку искренне и
изощренно. Зрелище было опьяняющим до безрассудства. Одна, упруго
прогнувшись, стояла ко мне спиной, демонстрируя все потаенные прелести, и,
притянув подругу за бедра, ласкала ее язычком. А эта, вторая, время от
времени бросала на меня невидящий взгляд, закусывала губу и снова уносилась
далеко-далеко на волнах страсти и наслаждения. Похоже, мое неравнодушное
внимание их здорово заводило.

И когда я готов был уже взвыть, девчонки оторвались друг от дружки, одна
легко сбросила одеяло, шутовски округлила глаза, увидев то, что под ним, и
принялась "играть мелодию страсти на флейте любви":

именно так называли подобный музыкальный ноктюрн китайские мастера в
древних трактатах. Девушка оказалась в избранном жанре искусства просто
Ванессой Мэй: уже через минуту я забыл, кто я, где нахожусь и зачем... Пока
горячая волна не накрыла всего меня, не потащила за собой, не взорвалась
тысячами пронизанных солнцем брызг... Истома и усталость жаркого солнечного
дня опустились на тело лаской невидимого прибоя...

Девочки снова занялись собой, оставив меня на время. Они выгибались и
постанывали; и вот уже новая горячая волна накатила бешено и властно, я
притянул к себе одну из девушек, она вскрикнула, почувствовав меня, другая
закусила губу и запустила ногти ей в спину, глядя мне в глаза взглядом
ревнивой пантеры... Словно срывающиеся порывы шквального штормового ветра
захватили нас троих, и мы метались и безумствовали в этой круговерти
бешеной, дикой стихии, и буря длилась бесконечно, срывая с наших губ стоны,
словно пену с гребней волн...

...Я лежал на спине, обессиленный, слыша только шепот прибоя... Воздушный
поток подхватил меня и нес высоко-высоко, над зеленеющими полями Уэльса, над
красными виноградниками Ван-Гога, над мерцающим Парижем Дега... Я летел,
окутанный прозрачным серебристым туманом, и невесомые, пахнущие фиалками
теплые струи укачивали, баюкали и ласкали...

Я открыл глаза. Девчонки уже встали. Одна быстро наклонилась ко мне,
поцеловала в губы, прошептала:

- Ты был изумителен...

Подруги направились к двери. Вторая обернулась произнесла негромко:

- Мы еще забежим, если ты не против, а? Все чувства, какие обуревали
меня, я смог выразить только взглядом и странным междометием.

- Он не против, - засмеялась первая. - Не скучай, Железная Маска. -
Девушка сдула с ладошки поцелуй, и обе они исчезли за прикрытыми дверями,
словно мираж, оставив после себя свежий аромат осенних цветов и только что
сорванных антоновских яблок.

А я остался лежать и смотреть в потолок. На губах продолжала блуждать
бессмысленная улыбка, которую принято называть идиотской. Чувства мои были,
как пишут в романах, "сметены лавиной страсти": даже если сейчас придет
палач и объявит, что пора на эшафот, после этой встречи с девчонками я
уверен, что жизнь пролетела не зря. Хотя... Кто сказал, что пролетела? Я не
желаю, чтобы гримаска даже легкого разочарования омрачила их лица по
возвращении, а потому готов свернуть палачу шею раньше, чем он занесет
топор! Да и вообще на этом свете слишком много дел, стран и людей, чтобы...

Стоп. Как писали классики, Остапа несло. Пора определиться, где я
нахожусь и как здесь очутился. И лучший способ выяснить это - узнать у
очаровательных нимфеток.

Я оглянулся в поисках хоть какой-нибудь одежды, но ее не оказалось.
Тогда, завернувшись в простыню, подобно патрицию или Махатме Ганди, подошел
к двери в гостиную и одним движением распахнул ее. Я был готов увидеть все,
что угодно: дюжину морских пехотинцев или стриженых мордоворотов в черном,
кордебалет "Гранд-опера", даже - начальника покинутого мною домзака,
взирающего на бежавшего лишенца с лукавым ленинским прищуром и задорной
бериевской искринкой в усталых стеклах пенсне.

Никого. Никогошеньки. Девчонки исчезли, как испарились. Беглой трусцой я
проскакал по квартире, открывая все двери и дверцы. Они оказались незаперты,
все, кроме входной. Массивный замок, сама дверь - двойная. По-видимому,
девчонки удалились, пока я блаженствовал и предавался неге: нечего сказать,
деловой подход.

Увидев небольшую деревянную лесенку, поднялся и оказался в просторной
мансарде: квартира оказалась двухуровневая, на крайнем этаже сталинки,
по-моему, где-то в центре города. Мансарда была стилизована под парижскую
студию: решетчатые деревянные жалюзи едва пропускали свет, пол был застелен
ковром, в углу - самый настоящий, выложенный синими гжельскими изразцами
камин. Не поленился выглянуть в оконце, благо жалюзи были заперты изнутри:
ну да, свинтить из этого гостеприимного дома я мог в пару секунд, по крыше,
вот только... Думаю, мой наряд и закутанное в бинты лицо были бы слишком
вызывающими даже при той легенде, которую я себе придумал по въезде в
Покровск: художников-абсурдистов общество терпит только в костюмах от
Кардена или Босса и с толстым портмоне в кармане; но стоит появиться в
губернии в наряде Адама любому служаке кисти и холста, будь то абсурдист,
портретист или даже матерый соцреалист-декоратор, по истечении короткого
времени он приобретет временную прописку в психушке. Ну а учитывая мои
несложившиеся отношения с милицией и кем-то еще, меня пропишут много дальше,
зато на постоянку. К чему так спешить? И бегать от своего счастья?

Узрел я и телефон. Снял трубку: работает. С грустью прослушал длинный,
как хвост анаконды, гудок и положил на место. Некому мне звонить в этом
городе. Да и в столице гость я пока нежданный и небезопасный. "Здесь под
небом чужим я - как гость нежеланный..." И с каких пор родная страна стала
для меня столь чужой? Бог весть.

Набрать по межгороду прямой Крутова... И что я ему сообщу доброго и
вечного? Да и кто знает, сколько "грязи" осело на этом номере... Озираю
мансарду, по потолок наполненную скромным обаянием буржуазии. Нет, это
никакое не пристанище теневого местечкового олигарха и не каталажка. Можно
было бы решить, что роскошный бордель, но... Во-первых, мне трудно поверить,
что беспамятный автопилот привел меня в такое сладкое место, а во-вторых...
Занимавшиеся со мной любовью девчонки были совершенно искренни: для искусных
профессионалок такая роскошь непозволительна. Но как там ни крути, а
квартирка хитрая.

Опыт вещал, что во всякой парижской студии, пусть и расположенной в
мансарде сталинки губернского Покровска, должен иметься бар. Его я и
обнаружил; пусть налицо было смешение стилей - бар располагался в
тяжеленном, красного дерева немецком буфете с дверцами литого стекла, -
обращать внимание на это было бы пошлым снобизмом: содержимое поражало
воображение разнообразием и качеством имеющегося спиртного. Э-эх! "Пить так
пить!" - сказал котенок, когда его несли топить. Щедрой рукой плеснул себе в
широкий стакан древнющего кальвадоса: щедрый яблочный аромат юга Франции
наполнил немаленькую мансарду... И почему я не художник? Медленно осушив
бокал, плеснул еще и спустился на первый этаж квартиры.

Большая, изысканно обставленная гостиная, несколько дверей в спальни,
подобные моей, две роскошные ванные комнаты: хрустальные светильники,
мраморная плитка, полы с подогревом. В одной из последних я задержался,
рассматривая свое отражение: ну да, Железная Маска. Лицо плотно закутано
бинтом, как у человека-невидимки; мелькнула шальная мысль: а может статься,
меня захватила-таки хитрая служба (из неупоминаемых в прессе), произвела над
моим лицом пластический эквилибр, и, стоит снять бинты, как на меня из
зеркала вытаращится так любимое в народе личико Егорушки Гайдара? Или - Толи
Чубайса? Этакий циничный приговор: переделать клиента в одного из "великих
вождей" и "любимых руководителей" и - запустить в пивнуху, так сказать, с
народом пообщаться. "Такие люди, и без охраны!" В целях изучения
общественного мнения и прочих социологических изысков: сколько протянет в
вольном плавании?

Приглядываюсь: вроде волосы на темечке растут по-прежнему густо, притом
не рыжие: уф, хоть на том спасибо.

Нет, что ни говори, а события последних нескольких часов подействовали на
меня неадекватно: сначала - инцидент в подвальчике, потом - узилище, сразу