Чтение 47–й страницы книги ~Вор~

занимался, после того как ее кислотой облили... Вы иедь всех художников в
Питере знаете...

В трубке повисла странная пауза, а потом Жиртуев вздохнул и с какой-то
странной интонацией сказал:.

- Всех я, конечно, не знаю, не подлизывайся... Но с Олегом я
действительно был знаком... Странный он был человек... В нашем мире людей
без странностей ты вообще не найдешь, но Олег выделялся даже в нашей среде -
Хотя живописцем он был, если честно, довольно посредственным... На этом и
надломился, похоже... Так часто бывает: для творческого человека самая
большая трагедия - это когда он понимает, что таланта-то настоящего Господь
ему недодал... Или сам он его где-то растерял... Не все такие открытия могут
пережить, не все могут найти себя в чем-то другом...

- Да что с ним случилось-то, дядя Саша? - не выдержал Обнорский. Его,
честно говоря, всегда несколько раздражало многословие Александра
Васильевича - родственник любил поговорить, речи его всегда были очень
красивыми, очень, если так можно выразиться, литературными, но жутко
длинными и подчас занудными.

Жиртуев обиженно посопел, - он очень не любил, когда его перебивали, - но
потом все-таки сказал:

- Спился он, Андрюша... Совсем спился и кончил очень плохо - руки на себя
наложил во время запоя... Из окна выбросился... Как раз после того как
работать с "Эгиной" закончил... Когда же это было... Ну да, в восемьдесят
восьмом году, летом, я помню еще, даже хоронили его в закрытом гробу...
Водка, ока редко кого до хорошего доводит... Почему мы все так за тебя и
беспокоились, когда ты после своего Йемена выпивать сильно начал... Сколько
мама твоя проплакала, если бы ты знал...

И дядя Саша пустился в долгие рассуждения о вреде пьянства и о том, как
все родственники переживали за Андрея... Обнорский слышал все это уже не раз
и не два и с тоской думал о том, что дядюшка завелся надолго: сел на своего
любимого конька - начал читать проповеди о здоровом образе жизни. Лишь минут
через пятнадцать Серегин смог наконец попрощаться, заверив Александра
Васильевича в том, что с зеленым змием покончено...

Повесив трубку, Андрей закурил сигарету и заметил, что у него дрожат
пальцы - дядя Саша (из самых благих, конечно, побуждений) напомнил о тех
страницах его жизни, которые Обнорский очень хотел бы забыть... Но было и
еще одно обстоятельство, из-за которого нервы Серегина сильно завибрировали,
- смерть художника Варфоломеева...

Серегин сидел за столом и думал - да, конечно, многие художники сильно
пьют, многие и кончают очень плохо, все это так... И все же - Олег
Варфоломеев ушел из жизни сразу после окончания реставрационной работы с
"Эгиной". Совпадение? Возможно... Но Андрей не очень верил в случайности и
совпадения. Когда-то в Ливии тоже ведь началась цепочка "случайных
совпадений", и еще слишком свежей оставалась память о том, чем все
закончилось... Поэтому Серегин решил постараться узнать побольше об
обстоятельствах смерти художника-реставратора. Слишком уж много странностей
происходило с картиной Рембрандта и людьми, имевшими к ней касательство...
Вот только к кому бы обратиться с вопросами?

Раздумывал Андрей недолго - и решил посоветоваться с Женькой Кондрашовым:
тот, в конце концов, бывший опер, должен подсказать, куда сунуться... Андрей
позвонил Кондрашову на радиотелефон - приятель был хмур и, судя по всему,
очень занят чем-то, но после настойчивых просьб Серегина все же согласился
пересечься в центре города минут на пятнадцать.

Они встретились в Катькином садике - было уже совсем темно, но Невский
проспект еще вовсю шумел - на главной улице Питера жизнь затихала лишь
глубоко за полночь. Учитывая, что Женька куда-то спешил, Андрей постарался
предельно кратко изложить суть проблемы. Не вдаваясь в подробности, он хотел
просто узнать, занимается ли кто-то в милиции изучением причин и мотивов
самоубийств... Кондра-шов только усмехнулся и выразительно посмотрел на
приятеля:

- Андрюхин, я тебя умоляю... Если самоубийство было, то ты же
понимаешь... Кто бы там стал что-то ковырять? От глухарей-то мокрых проблем
хватает, а уж суицидники... А что там за тема была, почему ты спрашиваешь?

Обнорский пожал плечами:

- Как тебе сказать... Парень этот, Олег Варфоломеев, он
художником-реставратором был... Я ему хотел несколько вопросов задать, а
выяснилось, что он еще в восемьдесят восьмом умер... Может быть, там на
самом деле все чисто было, но вот как-то уточнить бы все это хотелось... Я
даже объяснить толком не могу - зачем, просто интуичу чего-то...

Кондрашов вдруг задумался, покусал губу, сморщил лоб и начал ерошить свой
ежик на затылке, явно что-то вспоминая.

- Как, ты говоришь, фамилия этого художника?

- Варфоломеев.

- Угу... - Женька помолчал еще немного, потом неуверенно покачал головой
и сказал:

- Может, я путаю что-то... Но в восемьдесят восьмом была тема с одним
Варфоломеевым... Только там не самоубийство было, а самая нормальная
квартирная мокру-ха. И мужик этот был не художником, а коллекционером, - его
в квартире уделали и обнесли. Мы еще ориентировку получали насчет возможных
каналов сбыта похищенного. Варфоломеев... Вроде действительно Варфоломеев
того мужика фамилия была... Там в результате хороший такой глухарь
нарисовал-ся... А занимался этим...

Кондрашов понапрягал еще немного свою память и после некоторой паузы
продолжил:

- Был такой оперок в районе - Степа Марков... Вроде его эта тема была...
Он ее с кем-то из главков-ских убойщиков тянул... Этот Марков, кстати,
толково работал, мы с ним несколько раз пересекались, пока он в ОРБ не
ушел... Попробуй с ним поговорить, может, он тебе и сольет чего-нибудь...
Только на меня не вздумай ссылаться - я теперь для оэрбэшников сам понимаешь
кто... А Степа парень толковый и опер грамотный... Только он упертый немного
и на шпиономании повернутый - там у них, в пятнадцатом отделе, все такие...
Ты к нему прямиком не суйся, обставься как-нибудь... А то он не скажет тебе
ничего... Все, Андрюхин, мне бежать надо. Если что - звони.

Пока!

- Пока-пока, - вздохнув, отозвался Обнорский, пожимая громадную Женькину
клешню.

Андрей остался еще ненадолго в Катькином садике, наблюдая за игроками в
шахматы и в нарды. У памятника Екатерине Великой в Питере издавна тусовались
не только голубые, но и жертвы азарта - здесь играли на деньги, здесь же
когда-то собирались профессиональные шулера и каталы, выискивавшие клиентов
для катранов. Последние уже ушли в прошлое, с тех пор как появились в
Петербурге легальные казино, а вот шахматисты и шишбешники <Шишбешники -
игроки в нарды (жарг.).> остались...

Серегин, задумавшись, курил, глядя на фанатиков черно-белых полей,
подсвечивавших себе карманными фонариками, и думал о том, как ему найти
подход к Маркову. Легко Женьке говорить - обставься... Если Марков работает
в пятнадцатом отделе, которым руководит Никита Кудасов, то обставиться будет
нелегко...

С Кудасовым Обнорский был знаком совсем немного, можно сказать,
мельком... Хорошего контакта с Никитой Никитичем не получилось - с самого
начала шеф пятнадцатого отдела как бы отгородился от Серегина стеной, стал
прикидываться валенком и солдафоном... Ни на один вопрос, интересовавший
Андрея, толком не ответил, зато сам начал пробивать Обнорского на предмет
связей и контактов...

В результате оэрбэшник и журналист расстались холодно, явно не придя в
восторг друг от друга... Позже Серегин не раз жалел, что так все вышло.
Отдел Кудасова занимался разработками лидеров преступных группировок,
следовательно, для Андрея именно это подразделение могло бы стать настоящим
кладезем информации... Но контакта не получилось, и ход в пятнадцатый отдел
был закрыт. Трудно сказать, почему так вышло: то ли у Кудасова было
предубеждение против журналистов вообще, то ли контакты Серегина с бандитами
ему не нравились... А может быть, Андрей просто неудачно, непродуманно тогда
разговор построил. В общем, досадно получилось, Никита Кудасов, судя по
всему, был мужиком интересным и стоящим...

Докурив сигарету до самого фильтра, Серегин понял, что ничего толкового
ему в голову "вдруг и сразу" все равно не придет - слишком уж тяжелой после
длинного дня была эта самая голова. Поэтому Андрей рассудил так - утро
должно быть мудренее вечера, а стало быть, нечего больше отсвечивать в
Катькином садике, пора ехать домой - там перекусить чего-нибудь наскоро и
лечь спать. Глаза уже и так слипались... Андрей решительно затоптал окурок
и, шуганув какого-то голубого, нерешительно кружившего вокруг него уже пару
минут, зашагал к машине...

Всю дорогу до дома Серегина не покидало чувство усиливающейся тревоги, но
он списывал все на усталость и нервы... Нервы и впрямь совсем расшалились -
ночью Андрею вновь приснился Кука со своим двойным лицом, и вновь было
мучительное выплы-вание из кошмара и две таблетки анальгина на кухне под
утро...

- Нервы, - шептал Обнорский сам себе, пытаясь уснуть еще хотя бы на
часок. - Это просто нервы... Все же нормально, ничего страшного не
происходит. Это просто нервы...

К сожалению, он опять ошибался - вокруг Андрея начала сжиматься еще не
видимая ему петля. Он многого не знал - а иначе, наверное, попытался бы еще
с вечера связаться с Никитой Кудасовым. Или со Степой Марковым... Или хотя
бы поподробнее поговорить с Женькой Кондрашовым... Но Андрей знал пока
только то, что знал...

Разве мог он предположить, что его персона почти весь прошедший день
занимала умы очень "се-. рьезных" людей, редко думающих о разных пустяках по
банальной причине тотальной нехватки времени?

Откуда журналист Серегин мог знать, что им активно интересуется сам
Антибиотик - и не только интересуется, но и предпринимает вполне конкретные
шаги для того, чтобы серьезно осложнить его, Серегина, жизнь... Андрей