Чтение 47–й страницы книги ~Стандинг или правила хорошего тона~

обстоятельства при определении меры наказания!

Никакого ответа.

-- Ваше поведение неразумно, -- добавляю я, -- вы влипли, влипли,
влипли, как пел воробушек на ветке липы!

По-прежнему никакой реакции. Может быть, этот канонир вообще не сечет
по-французски? А вдруг случайно у него рот заклеен лейкопластырем, а?

Проходит несколько минут. Над собой я слышу его дыхание. В пустом доме
все звуки заметно усиливаются.

-- Ты слышишь, метатель желудей, -- снова кричу я злющим -- презлющим,
брюзжащим голосом. -- Тебе крышка. В твоих же интересах не брать на себя
лишнее и увеличивать свой пассив, иначе ты никогда на расплатишься с
долгами!

Наверху слышится легкий шум шагов. Парень меняет место. Это что,
военная хитрость? Я поднимаю свое навостренное ухо: никакой ошибки, он
входит в какую-то комнату; слышится скрип половиц под его ногами. Вдруг в
тишине раздается выстрел, звук которого, приглушенный глушителем, кажется
каким-то глухим, металлическим и даже смешным.

У меня на мгновение появляется мысль, что он выстрелил в Его
Высочество, но она тут же исчезает. Здраво рассуждая, у Берю просто
физически не было времени одолжить лестницу у соседей и взять приступом
главную башню этого замка. Тогда, что же?

Я решаюсь и, пистолет в руке, палец на курке, голова напряжена, глаза,
как у орла, я делаю молниеносный бросок на эту треклятую лестницу. И одним
броском перескакиваю половину ступеней. Тут я замечаю, как из одной комнаты
крадучись выходит парень гусарского сложения. Без пиджака. На шее шелковый
галстук с рисунком под названием "Гибель Титаника", выполненным в
естественных цветах. Седые волосы подстрижены "под ершик". Лицо цвета охры.
Густые брови. Из ствола пушки идет дымок... Глушитель придает пистолету еще
более угрожающий вид. Тип держит пистолет у бедра, на манер наемного убийцы.
Теперь до меня доходит, почему он промахнулся в меня. Месье привык палить из
определенного положения: от бедра. А когда он стреляет с вытянутой руки, то
теряет целкость. Поскольку мне известны его намерения по отношению ко мне, я
говорю сам себе (но гораздо быстрее, чем это пишу), что лучше мне его
опередить и первым пожелать покоя его душе. И слету открываю огонь. И пока
он не успел ничего понять, я всаживаю в него всю обойму. Последним усилием
он нажимает на спусковой крючок, и перила лестницы расцвечиваются пунктиром
дырочек. После этого парень, который схлопотал восемь моих картечин в свой
буфет, делает кульбит вперед. Его голова смешно свешивается с первой
ступеньки лестницы, а из вспоротого живота фонтаном хлещет кровь.

Как говорил один мой приятель: "если он любит цветы, то скоро их будет
иметь".

Я завершаю свое восхождение наверх и переступаю через тело. Меня
продолжает интриговать выстрел из пушки, который я слышал несколько секунд
назад. Я врываюсь в комнату, из которой он вышел, и с трудом перевожу
дыханье. Передо мной Матиас. Лицо залито кровью... Он сидит на полу,
прислонившись спиной к батарее центрального отопления. Рот заткнут кляпом из
шелкового платка. Но сейчас этот кляп бесполезен: от пули, которую всадил в
его котелок этот громила, у рыжего явно нет никакого желания рассказывать
свою биографию. Пуля пробила крышку его котелка, и из раны, пузырясь,
вытекает кровь. Будто его мозг пускает пузыри. От крови рыжая шевелюра
приобретает пурпурный цвет. В этот момент он чем-то похож на клоуна. Я
становлюсь перед ним на колени и прикладываю руку к груди. В груди что-то
бьется.

Что же ты, малыш! Ведь ты так гордился своей нескладной женушкой,
которая с таким желанием ждала своего пацана!

Где-то рядом слышится шум. Это Толстый берет штурмом бастион. Он уже
проник на второй этаж через окно, предварительно разбив в щепки жиденькие
ставни. Он входит в комнату. В руках у него кольт-компостер, изготовленный
для пробивания дырок на билетах.

-- Сюда! -- зову я его.

Он замечает окровавленное тело, и его лицо странно бледнеет.

-- Матиас, -- бормочет он. -- Это сделал тот гад в коридоре, которого
ты пришил?

-- Увы! -- с горечью говорю я. -- Этот тип понял, что ему конец и решил
убрать Матиаса, чтобы тот ничего не сказал!

Его Башковитость внимательно рассматривает рану.

-- Для преподавателя по пулевым отверстиям, -- говорит он, -- на самом
деле печально вот так заканчивать свою жизнь!

И, продолжает, вздрогнув:

-- Постой, может быть, еще есть какая-то надежда. Он еще жив. Мне
думается, что под таким углом пуля должна скользнуть вдоль затылочной кости
и выйти наружу!

Я рассматриваю рану повнимательнее.

-- И правда, она вышла, эта пилюля: видишь, она застряла в плинтусе,
возле батареи. Скорую помощь! Быстро!

Через полчаса Матиаса на скорой доставляют в госпиталь Эдуарда Эррио,
где ему будут делать трепанацию черепа. Его тестю не остается ничего
другого, как созвать дежурных серафистов на траурную обедню с певчими и
музыкой. Сейчас именно тот момент, когда следовало призвать на помощь всех
святых, всех ангелов-стражей порядка, дипломированных архангелов,
потенциальных блаженных, а также все Святое семейство: Господа Бога, Его
Сына, Святой Дух Элуа, Марию, Иосифа, осла и все такое прочее, чтобы
дежурный хирург совершил маленькое чудо.

Берю и я очень подавлены. Этот трагический случай внезапно опустошил
нас. Все происходило так мирно. Спокойная слежка, а потом -- вдруг все
перевернулось, и мы стали свидетелями драмы. У палача Матиаса при себе не
было никаких документов. Служба криминалистики, в соответствии с ее
функциональным предназначением, сейчас занимается опознанием этого типа.
Долоросы в гостиницу "Стандинг" еще не вернулись. Я отдал приказ устроить в
гостинице засаду и, если они вернутся, арестовать их. Мне не терпится
пролить свет на эту историю. А вам, мои красавицы, разве нет, скажите? От
этих таинственных аккумуляций (как говорит Берю) у вас в замыкателях бегают
мурашки. И вы хотели бы иметь чистую совесть во всей этой истории (хотя бы
раз в жизни, плутовки вы мои). Ну, что ж, вам придется сделать как Шарль, то
есть, набраться терпения и ждать, чтобы узнать всю правду о господине Икс.

-- Надо срочно ехать в школу и найти этого типа, -- волнуется Берю.

-- Хорошо, Малыш.

И мы едем в школу Сен-Сир.

Пока мы преодолеваем первые подъемы Золотой горы, Берю сам с собой
ведет такой разговор:

-- А ты не думаешь, Сан-А, что в глубине души Матиас чувствовал, что с
ним что-то случится?

Пораженный таким открытием, я шепотом отвечаю:

-- Правда, Толстый, он это чувствовал.

-- Что же он такое знал, из-за чего они закрыли ему говорильник пулей?

-- Ои ничего не знал, но они думали, что он что-то знает.

-- И что же? -- простодушно спрашивает Невыразимый.

Я испускаю ртом звук, который другие предпочитают производить своим
южным полушарием.

-- В тот день, когда мы это будем знать. Толстый, правда будет записана
огненными буквами на фасаде школы!

Берю улыбается.

-- Этот день, парень, не так ух далеко, -- обещает он. -- Я тебе
клянусь, что очень скоро, дай мне только переброситься парой слов с этим
проворным малым, ты получишь самую достоверную информацию.

Увы! Его оптимизм, по крайней мере, не совсем ко времени, потому что
наш клиент еще не вернулся в школу, "al school", как говорят жители
Великобритании, которые бегло говорят по-английски!

Начинается долгое ожидание.

Товарищ Ракре дает мне кое-какую информашку об этом слушателе. Это
некто Авель Канто, уроженец Бордо. В школу прибыл недавно. Я мчусь к
директору и прошу у него личное дело этого парня. Он признается мне, что уже
с самого моего приезда он знал, кто я, и я благодарю его за соблюдение
тайны. Из дела Канто ничего особо важного для себя мы не узнаем. Он был
секретарем в одном из комиссариатов пригорода Парижа, а до этого --
инспектором в Бордо. В краткой справке он характеризуется положительно, как
ценный работник. Это и смущает больше всего, правда?

Заодно я прошу показать дела двух "самоубийц". И только в этот момент,
мои хорошенькие, я начинаю видеть в этом деле проблески света. Кастеллини,
родом с Корсики, тоже был инспектором в Бордо. А Бардан служит в полиции
Либурна, то есть (для тех, кто немного знает географию) в нескольких
километрах от Бордо. Вывод: город Монтеня (Мишеля Экема де) и Эскарпита
(Робера) является общим знаменателем этих трех господ. Одно очко в мою
пользу.

Я устраиваюсь в одном из свободных кабинетов и начинаю названивать во
все концы. Я звоню в Бордо и прошу, чтобы мне прислали послужной список
Канто и двух покончивших с собой; после этого прошу Париж навести справки о
Долоросах. После этого звоню своим лионским коллегам и узнаю, что панамцы в
гостинице "Стандинг" так и не объявились. А поскольку друг Канто тоже явно
не думает возвращаться в школу, я начинаю всерьез думать, что эти гангстеры
уже в курсе моего стремительного наскока на виллу. Полиция района Роны-Соны
выяснила, что дом, в котором был заточен Матиас, был снят Долоросами у одной
старой и весьма благонамеренной дамы и что эта дама торгует свечками и
набожными картинками на холме Фурвьер. Вот и все, что мы имеем на данный
момент.

Четвертый звонок я делаю в госпиталь Эдуарда Эррио. Дежурный врач
сообщает, что операция у Матиаса прошла прекрасно, но мой несчастный
товарищ, если он выкарабкается, будет в состоянии говорить не ранее, чем