раз, в вещах академика".
убедиться, вскрывали безобидное послание или нет; в ЦРУ выяснили, что не
вскрывали и не прикасались; рыбка клюнула.
панику, наблюдали, как будет себя вести; поняли, что вот-вот развалится; в
номер зашли без стука, с отмычкой: "Геннадий Александрович, не глупите,
вот ваша папка, в целости и сохранности; работали с ней в перчатках,
отпечатков пальцев нет, можете не волноваться; вы, однако, совершили
должностное преступление, передав нам совершенно секретные документы, за
это судят; не вздумайте просить здесь политического убежища, мы это
предусмотрели, будет сделано так, что вас выдадут как насильника и вора;
возвращайтесь домой и спокойно работайте; вас тревожить не будем; бросьте
в почтовый ящик в Москве вот эту открытку, других просьб нет, до свидания".
накануне вылета контролировались ЦРУ; открытка в Москве пришла по
назначению, в чужих руках не побывала, почтальоны не в счет, разведка
знает множество приспособлений, которые позволяют проверить
завербованного...
холостяцкой квартире более не появлялся, словно исчез человек; номера его
телефона Кульков не знал и не хотел узнавать, лег на грунт, встреч
сторонился, вскоре женился, на свадьбе не выпил даже шампанского; когда
прочитал сообщение в газете об аресте Пеньковского, сделался серым, слег в
больницу - острая стенокардия; на допрос его ни разу не вызвали; через
полгода после того, как Пеньковский был расстрелян, оформили на поездку в
Мексику; отказался, сказавшись больным; через три месяца предстояла
поездка в Берлин, там не страшно, с в о и; в отеле "Беролина", когда сидел
в вестибюле за стойкой бара и пил кофе, рядом с ним оказался тот с кем он
беседовал в Вене: "Геннадий Александрович, вы сегодня в десять часов
вечера пойдите погулять... Конференция ведь должна закончиться в семь? Так
что время удобное, встретимся у витрины обувного магазина на
Александерплац, на втором этаже, вы там были вчера в это же время".
от своей комнаты; детское, кстати, воспоминание, мальчишкой сосал, потом
рвало. И еще он часто вспоминал, как однажды уговорил Кольку Шурыгина
сунуть ножницы в штепсель:
разбил затылок, стукнуло током основательно и того и другого. Вернувшись в
номер отеля, Кульков открыл портфель, достал памятку, выданную участникам
конференции; среди прочих телефонов был и посольский, советник по вопросам
науки и техники; снял трубку: будь что будет. "А что будет? - спросил он
себя. - Ну, не посадят, это верно, но жизнь-то кончена! Прозябание
где-нибудь в провинции, никакой перспективы, тление... Почему? - возразил
он себе. - Мною могут з а и н т е р е с о в а т ь с я, начнут и г р у, все
пойдет, как шло, я ведь сам все скажу... Но тебя спросят и про Вену, -
услышал он другой, сухой голос, чем-то похожий на бесстрастный голос Олега
Владимировича. - И тебе придется признаться, что совершенно секретные
документы находились в чужих руках, и ты никому не сказал об этом..." "В
жизни много выигрышей, - услыхал он тогда голос Пеньковского, - зато
проигрыш лишь один, Геночка; я фронт прошел, знаю, что говорю... Мы
рождены для того, чтобы умереть; пока существуем, надо брать все, что
можно; с л а д к о г о времени отпущено лет десять, от силы двадцать:
сначала школа, потом институт, после становление, вот и сорок... А в
пятьдесят пять печень начинает пухнуть, прозябание, затаенное ожидание
смерти..."
Александерплац, поднялся на второй этаж, освещенный мертвенным светом
неона, уткнулся взглядом в узконосые туфли, мягкой, чуть ли не лайковой,
кожи, чертовски дорого, "саламандра", ничего не попишешь, ф и р м а.
вроде бы нежно склонившись к ее шее, на самом деле слова были обращены к
нему, Кулькову:
вашей безопасности мы заинтересованы не меньше, чем вы, а больше; мы
представляем те силы в Штатах, которые, как и ваша страна, заинтересованы
в сохранении мира; обмен научной информацией угоден доверию; время
шпионажа кончилось безвозвратно; и у вас в стране, и у нас есть "голуби" и
"ястребы"; мы представляем группу "голубей"; не думайте, что нам легко:
реакционеры и правые ультра весьма и весьма сильны; слепцы, одержимые
люди; бороться с ними можно только одним - правдой, то есть совершенно
конфиденциальной информацией; сегодня, когда вы вернетесь, к вам в номер
зайдет человек и, извинившись - перепутал этаж, - сразу же выйдет. Он
оставит вам портмоне, там вы найдете все, что нужно; карточку "америкэн
экспресс" суньте в карман пиджака, это не пачка банкнот; инструкции
сожжете. До свидания, Геннадий Александрович, всего вам самого лучшего, до
встречи. И пожалуйста, по возвращении сразу же садитесь за диссертацию".
Брежнева с Картером в Вене; работал шесть дней, потом "консервация", и вот
этот страшный звонок две недели назад, тайники, лихорадочные запросы о
ракетном потенциале:
большим!
ужасом подумал Кульков, - если они знают, как фиксировать мысли и видения,
я погиб...
думать нельзя! Это же спасение! Лучик надежды! Меня должны водить на
прогулку, я обдумаю все именно во время прогулки, во дворе они не смогут
прочесть мои мысли!
"Либерти"; если чекистам я теперь больше угоден мертвым, то те, на Западе,
хотят меня видеть живым..."
ведь он так следил за ртом, ежемесячно бывал у дантиста, подолгу
рассматривал зубы в зеркале, скалясь своему изображению, будто разъяренный
пес: "Геночка, научитесь тратить деньги, нельзя же всю жизнь существовать
за чужой счет. Не оскудеет рука дающего; все понимаю, копите на машину,
делаете подарки подругам, но о вас станут говорить как о скряге, это
отталкивает людей, лишь гусарам симпатизируют; и не будьте таким
угодливым, наработайте в себе самоуважительность; если уж не можете не
услуживать, то хоть делайте это достойно, а вы суетитесь, мелко...
карточный проигрыш подружкой? Не злитесь, не надо, это психологический
тест. Я принадлежу к породе коллекционеров. И никогда не спрашивайте
впрямую про то, что вас интересует, это настораживает людей... За пулькой
можно пробрасывать любые вопросы, но не жмите, не надо, молчание порою
лучший ответ, только надо быть высококомпетентным, чтобы уметь оценивать
смысл молчания, затаенную суть, сокрытую в нем... Я вам симпатизирую,
Геночка, вы мой антипод, посему запомните:
неудачникам. Побольше цитат из передовиц, не бойтесь быть со всеми, только
это даст вам возможность ощущать величие внутренней свободы... Кстати, ваш
бывший сокурсник Георгий Иванов действительно гениален? Или болтовня?
Странно, мне кажется, что время индивидуальной гениальности кончилось, да
и мир сделался чудовищно завистлив; заметили, в Штатах теперь работают
целые институты, планирующие науку и внешнюю политику; сообщества,
поглощающие личность, растворяющие ее в себе; воистину, надмирность ныне
возможна лишь в самоощущениях; во сне часто летаете? Жаль, я каждую
ночь... И пожалуйста, Геночка, не подражайте пижонам, шастающим по улице
Горького, берегитесь страсти к иностранным брючкам и галстучкам; носите
"москвошвей"; вас станут ставить в пример и двигать по работе; скромность
украшает человека..."
рассмеялся:
Займите мое положение, проживите мою жизнь, тогда валяйте, это будет с т и
л ь, чудачество, прихоть..."
карболкой; как на такое шершавое можно класть женщину? "О чем я? - подумал
он растерянно. - Я схожу с ума, какая женщина! У меня в висках звенит!
Ведь я в тюрьме! Я в углу!
мне глаза черной тряпкой и кто-то незнакомый, но такой же, как я, человек,
поднимет пистолет и выстрелит мне в лицо..."
спросил казенным голосом:
зовут?
и вышел из камеры. Свет был мертвенным, голубоватым; Кулькову показалось
даже, что он хранит в себе запах прелой, гниющей листвы. Так пахло на даче
в начале апреля, когда шофер Матвей Савельевич приезжал сжигать
прошлогодние листья, собрав их граблями с огромного участка, поросшего
соснами и молодым березняком...
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Андреев Николай
Распопов Дмитрий