Чтение 47–й страницы книги ~Противостояние~

Костенко, как ему прикрепили - в порядке шефства и контроля - инженера с
двумя чертежниками.

"Инженер норовистый, - улыбчиво, тихо рассказывал Васильев, - что не
так, сразу начинает вопить; если б я йогой не увлекался, давно бы от его
концертов инфаркт получил, так он шумит, а я небо себе представляю,
облака, Баха, и он таким малюсеньким-маленьким делается, и голоса его не
слышно, а уйдет - я снова на землю вернусь и спокоен, всем на удивление,
словно бы никакого скандала и не было. Чертежники удивляются: "Ну и
выдержка у вас"; нет у меня никакой выдержки, просто йогу знать надо,
очень полезный инструментарий в век стрессов".

...Спал Костенко сорок минут; тяжело поднявшись с дивана, сразу же
подошел к телефону, позвонил в Смоленское управление:

- Аккуратно поговорите со вдовой Кротова - не посещал ли ее в этом
году мужчина, возможно, в форме капитан-лейтенанта.

...Когда в девять вернулся от генерала (тот сказал, что загранпаспорт
готов, билет в Берлин взят на завтрашний утренний рейс), позвонили из
Смоленска:

- Кротову посещал моряк; сказал, что был дружен с ее родственником,
покойным Николаем, вместе дрались за Киев, обещал еще раз приехать в этом
месяце...

...Билет на Берлин Костенко попросил сдать, поручил Тадаве позвонить
Паулю Велеру, извиниться, сказать, что прилетит на днях, сейчас никак
нельзя, и вызвал машину: ни самолета, ни поезда на Смоленск не было, ждать
не мог, чувствовал, надо быть там как можно скорее.

РЕТРОСПЕКТИВА-VII (Магаран)
__________________________________________________________________________

Впервые он увидел золото в руке отца. Тот пересыпал его с ладони на
ладонь - грязные серо-желтые камушки, словно с пляжа.

- Вот, гляди, - сказал тогда отец. - И запомни, сие - с и л а.

- А чего это? - не понял юноша.

- Не "чего", а "что". Золото. Завещаю его тебе. Продать нельзя,
"торгсин" прикрыл, так что береги. До иных времен.

- До каких это "иных"?

Отец внимательно на него посмотрел, долго медлил, потом ответил:

- Много сызмальства знать будешь - помрешь не живши. Придет время -
скажу. В нынешних книгах объяснений не ищи - пустое, ложь; задают - зубри,
но в голову не откладывай, не надо, зачем зазря забивать тем, что -
м и м о? Помни одно: у кого козу отобрали - тот о козе всю жизнь и
мечтает; у кого коня увели - тот во сне своего коня видит; у кого золото
отобрали - тот ж д е т... Постоянно, ежеминутно ждет, как бы вернуть. И в
союзниках ему будет тот, кто козу потерял, тот, кто коня лишился, потому
как людишек одно лишь может объединить - единая кровь и желание
в е р н у т ь. В этом желании зависти еще нет, она после придет, когда
козу в дом за рога притащат, коня по улице проведут, а мне в руки
пригоршень золота и брильянтов отсыпят из зеленого мешка с сургучной
печатью. Вот тогда тот, кто козу вернул и коня, на меня попрут! Но -
дудки! Прежних уговоров не будет, тогда - к р у т о, иначе нельзя с нашим
народом, иначе в нем страха не будет, а коли страха нет - уважения не жди.
У вас в учебниках пишут, что, мол, последний царь был "кровавым". Неверно
это, сын. Не был он "кровавым", тряпка он был и размазня, оттого и не было
в народе почтения к нему, а я вот летописи читал, как в церквах об Иоанне
Грозном писали, когда он головы косил: "Заступник, писали, родимой земли,
за православие страдалец и за душу народную". Так-то вот, сын. На ус
мотай, но язык за зубами держи, время такое, что слушать все умеют,
грамотные, и писать научились, - понял? Силу копи. И жди. Тогда никто не
посмеет тебя в нос шпильнуть: "заика"; тогда все будут шапку с головы
драть. И еще запомни; мужчина только тот, кто умеет мстить.

Второй раз он держал в руках золото в доме Гретты, в сорок третьем, в
Бохуме. Дурак, поспешил, пьяно поспешил... Бомбежки б дождаться, ее балкой
придавить, все б мое было...

Третий раз он увидел золото спустя двадцать семь лет, в семидесятом,
когда вез с аэродрома трех старателей. Он удивился, когда, спросив
пассажиров - вполне современных, с аккуратными бородками, не старых еще
людей - об их профессии, услышал в ответ:

- Старатели мы.

- Это как? - спросил Кротов, забывший к тому времени свою фамилию;
окликни его "Кротовым", не сразу б и оглянулся, и не из-за осторожности, а
потому что ш к о л а была хорошей, он в "Милинко" вжился, вошел в него
целиком.

- Да просто, - ответил один из старателей, - идем в "Центроприиск",
заключаем договор, получаем район и с т а р а е м с я.

- Ну и как? - поинтересовался Кротов. - Настарались?

- Покажем, что ль? - спросил остальных тот, что сидел с ним рядом, и,
не дожидаясь ответа, достал из внутреннего кармана презерватив,
наполненный серо-желтым песком.

Кротов сразу же вспомнил отца, его ладонь и камушки, которые тот
пересыпал; его тогда потрясли отцовские ладони - в жестких морщинках, но
такие емкие, что, казалось, никакая сила не сможет из этой ладони золото
взять.

Старатель положил презерватив, набитый золотом, на руку, подбросил -
тяжело подбросил, тяжесть золота особая, она к телу л ь н е т.

- Ну и сколько же это тянет? - спросил Кротов.

- Тянет хорошо, - ответил тот, что сидел рядом, видимо, старший.

Кротов высадил их возле "Центроприиска" и в течение трех месяцев
мягко т р о г а л вопрос о приисковиках, о том, что это такое и с чем
едят; разговаривал он с разными людьми, чаще всего малознакомыми, иногда с
пассажирами, собирал и н ф о р м а ц и ю, никаких шагов не предпринимал,
записался в клуб туристов, попросил помочь ему в разработке
индивидуального маршрута, чтобы "лучше узнать родной край". Ему
посоветовали присоединиться к группе, одному в здешних глухих местах
рискованно. "За моей спиной фронт, доченька, - ответил он девушке в
туристском обществе, - там риска было поболее, а на отдыхе хочется побыть
одному, работа у меня больно гомонливая, ни минуты покоя". Отсеивал имена,
подвозил людей из "Центроприиска", в ы ш е л на Петрову. Присматривался
к ней - не спеша, со всех сторон: и то, как она ведет себя в магазине
самообслуживания, что покупает и сколько, как выбирает продукты, как их в
сумку складывает; исследовал ее и в кино и в той столовой, куда ходили
сотрудники "Центроприиска", перекинулся несколькими словами с соседями по
дому - мол, хочу поменять свою квартиру на ваш район; как люди, не
склочники ли, тихие или пьют, баб водят или, какие вдовые, к мужикам
неравнодушны.

Маршрут ему разработали, как же ветерану не помочь, сколько их,
фронтовиков-то, раз, два - и обчелся.

...Ох, как же он мандражил, когда шел в военкомат в сорок пятом,
чтобы стать на учет; два билета купил заранее - один на самолет, другой на
пароход, понимая при этом, что все равно возьмут, если только решат
к о п а т ь. Но какой им смысл копать? Устроился он в совхоз, шофера ни
одного не было, весь парк им отладил - две "полуторки" и "виллис";
характеристику ему написали на двух страницах.

Ох, как же он вздрогнул, когда пришла вторая открытка - он уж тогда в
город перебрался, надо было з а т е р я т ь с я, в совхозе не затеряешься,
да он там и не жил, он туда приезжал на автобусе: снял жилье в городе, в
общежитии, конспирацию б л ю л.

Тогда он снова купил два билета, подъехал на такси - на своей машине,
- пистолет засунул за пояс: в случае чего буду отстреливаться, только б
уйти, затаюсь, удачу ждать стану.

Вызвали его, оказывается, для того, чтобы медаль вручить - "За
двадцатилетие победы" над фашизмом.

...В маршруте - с лодочкой, спиннингом и фотоаппаратом - он провел
два месяца, привез карту путешествия, записей показывать не стал - к чему
оставлять п о ч е р к?

А уж после этого подкатился к Петровой: очкарик, вроде Розки, как
бабочка на огонь подлетит.

Подлетела, точно.

Играл он беспроигрышно, высчитав для себя стереотип женского
характера - поклонение силе. Приучить к своей силе, исподволь, не спеша,
она тогда без моей силы с ума войдет, кошка...

Наблюдая за Петровой, он подсчитал, что в магазине она тратит от
семидесяти копеек до рубля в день; зарплату ее он уже знал: сто
шестьдесят, плюс выслуга, плюс северные - на круг выходило двести
семьдесят. Копит. А если копит - значит, о будущем думает, серьезный
человек, а такой ни в чулок свои тысячи не сунет да и в кассу навряд ли
понесет, слишком много получится за десять лет; значит -
в к л а д ы в а е т. Во что? Она ж в "Центроприиске", а мне теперь этот
"Центроприиск" как топографическая карта известен и понятен: они ж районы
дают старателям, они знают, где богатые жилами места, а где отработки;
старателям - отработки; золотоносные места берегут для государства, там
прииски будут ставить.

...Кротов ввел новую свою подругу в раж, приручил, а потом - жах! - и
на полтора месяца в тундру: "Любовь к родному краю, дорогая, ничего не
поделаешь, терпи и надейся, вернусь, рыбки привозу соленой, а если повезет
- п о с т а р а ю с ь, может, золотишка тебе к ногам положу, сережки с
него сделаешь и колечко..."

Когда вернулся, когда приникла она к нему, когда он увидал ее