зная, что она еще больна, что она быстро устает.
ее весь день под руку, чтобы теперь отпустить одну шагать по полям?
корбляет, видимо, меню было ужасное.
название на перроне, но чего ожидать от подобного бурдака.
автоматически служит мальчиком на побегушках. Ну же, сынок, поторопись.
пока что можешь продолжать меня оскорблять дальше, времени у тебя будет
предостаточно. Замечу, кстати, что для Николь, вероятно, полезнее идти
одной, чем быть с нами, воздух в вагоне был очень спертый, поверь. А те-
бя не интересует, к примеру, почему я тоже вышла с этими господами? Ме-
ня-то никто не высаживал, я вышла, потому что мне надоело присутствовать
на поединках взглядами, разгадывать их бессмысленные головоломки. Во
всяком случае, эти трое, хотя они более безумны, однако более здоровы, и
было бы неплохо, если бы ты приехал сюда и помирил остальных.
сосед. - Мы только что выяснили, что это не станция, а что-то вроде пе-
реезда, всякие кочегары да машинисты тут выходят и отмечают свои книжеч-
ки в автомате, стоящем на перроне. Погоди, погоди, не горячись. Тут ка-
кой-то тип сказал Калаку, что мы даже не имеем права звонить из этой
будки, не понимаю, как это инспектор оставил нас на такой станции, где у
нас нет никаких прав. Погоди, сейчас дам тебе точную информацию. Станция
названия не имеет, потому что, как я тебе сказал, это не станция, но
предыдущая станция называется Кюрвизи, а следующая носит шикарное назва-
ние Лафлёр-Амарранш, фу-ты ну-ты.
будто Марраст сделал это раньше, чем он.
жествах, сразу видно.
исполнять роль сестры милосердия, этот трижды идиот думает, что Николь
не способна передвигаться самостоятельно. В общем, он не так уж не прав,
и, раз мы здесь, давайте попробуем ее поискать. Если она сошла там, где
вы думаете, далеко уйти не могла.
ны; в какой-то миг они прошли мимо Николь, которая их опередила, пока
они говорили по телефону; прислонясь к стволу дерева, она отдыхала и ку-
рила, глядя вдаль на огни Парижа, туфли ее промокли от влажной травы,
она докурила последнюю оставшуюся сигарету, прежде чем продолжить свой
путь к уже близкому зареву города.
чить свет, и вагон погрузился в полутьму, которая от дыма многих сигарет
сгустилась до осязаемости, стала неким податливым и уютным веществом,
приятным для утомленных глаз Элен. Какое-то время она без особого инте-
реса ждала возвращения Николь, полагая, что та либо ищет уборную, либо
вышла в тамбур поглядеть на убогий пейзаж с кирпичными зданиями и стол-
бами высоковольтных линий, но Николь не вернулась, как не вернулись Се-
лия и Остин, и Элен все курила, смутно и равнодушно отмечая в уме, что
остались с нею только Хуан да Сухой Листик - Сухой Листик была скрыта
спинкой скамьи, а тень Хуана иногда двигалась, чтобы взглянуть в одно из
окон, и, только когда темнота совсем размыла очертания вагона, Хуан мол-
ча сел на скамью напротив.
ан. - Они так были заняты спором с инспектором, что о ней и не подумали.
ся в живых в этом вагоне.
жигали или гасили лампу или сигарету, то обнимались долго-долго или же
бурно, отрываясь друг от друга лишь на миг, будто желание делало нестер-
пимым малейшее отдаление. И постепенно ощущалось притаившееся где-то
безмолвие, в котором пульсирует враждебное время и повторяется жест
Элен, прикрывавшей лицо предплечьем, будто она хочет уснуть, и тогда Ху-
ан неуверенной рукой нашаривал простыню, на миг укрывая ее дрожащие от
холода плечи, но тут же снова обнажая, поворачивал навзничь или ласкал
ее смуглую спину, снова ища забвенья, начинал все вновь.
ного удовлетворения, и вот мы опять смотрим друг на друга, и опять мы те
же, что прежде, - вопреки сближению и примирению, сколько бы мы со сто-
нами и ласками ни сплетались, пытаясь тяжестью наших тел придушить
пульсацию того, другого времени, равнодушно поджидающего во вспышке каж-
дой спички, во вкусе каждого глотка. Что нам сказать друг Другу, что не
будет пошлостью и самообманом, о чем говорить, если нам никогда не пе-
рейти на ту сторону и не завершить узор, если мы всегда будем искать
друг друга, держа в уме мертвецов и кукол. Что могу я сказать Элен, ког-
да сам чувствую, что так от нее далек, сам все ищу ее в городе, как
прежде искал в "зоне", в малейшем движении ее лица, в надежде, что в ее
отчужденной улыбке что-то обращено ко мне одному. И однако, я, наверно,
сказал ей это - ведь временами мы что-то говорили в темноте, прильнув
устами к устам, говорили словами, которые были продолжением ласк или пе-
редышкой между ними, чтобы снова привести нас к этой все отодвигающейся
встрече, к тому трамваю, в который я вошел даже не ради нее, где я
встретил ее просто по прихоти города, по заведенному в городе порядку -
чтобы потерять ее почти сразу же, как то бывало прежде в "зоне" и как
было теперь, когда я прижимал ее к себе, чувствуя, что она снова и снова
ускользает, подобно накатывающей и опадающей волне. И что могла я отве-
тить этой жажде, которая искала меня и пугала, когда его губы припадали
к моим в порыве безмерной благодарности, я, которая никогда не встречала
Хуана в городе и не подозревала об этой погоне, срывавшейся из-за оче-
редной ошибки, из-за оплошности, из-за того, что он почему-то выходил не
на том углу. Что мне было в том, что он с отчаянием обнимал меня, обещая
следовать за мной, встретить меня в конце концов, как встретились мы по
ею сторону, - если что-то за гранью слов и мыслей наполняло меня уверен-
ностью, что все будет не так, что в какой-то миг придется мне догонять
его и нести пакет в назначенное место, и, возможно, лишь тогда, с того
мгновения - но нет, нет, и тогда не будет так, и нежнейшая из его ласк
не избавит меня от этой уверенности, от этого ощущения пепла на коже, на
которой уже начинает просыхать ночной пот. Я сказала это, я говорила о
непонятном, навязанном мне поручении, начавшемся без начала, как все в
городе или в жизни, сказала, что я должна встретиться с кем-то в городе,
а он, видимо, вообразил (его зубы легонько меня покусывали, его руки
снова меня искали), что, быть может, он все же успеет, успеет прийти на
ту встречу, я угадала по его коже и по его слюне, что эта последняя ил-
люзия еще у него оставалась, иллюзия, что свидание будет с ним, что наши
пути в конце концов сойдутся в каком-нибудь номере отеля в городе.
Там для меня будет то же самое.
ва, мы опять увидим глаза друг друга и поймем.
ное истинное. Какое нам дело до того свидания, до тех невстреч? Откажись
идти, взбунтуйся, швырни проклятый этот пакет в канал или тоже ищи меня
там, как я ищу тебя. Не может быть, чтобы мы не встретились, теперь,
после всего. Пришлось бы нас убить, чтобы мы не встретились.
что-то в ней оборонялось, не хотело уступить. Нам вдруг стало холодно,
мы укутались влажной простыней и видели, как забрезжила заря, слышали
запах наших утомленных тел, ночной пены, сплывавшей с нас, простертых на
берегу, где прилив оставил мусор, щепки, битое стекло. Теперь все уже
было в прошлом, как сказала Элен, и ее чуть теплое тело было в моих
объятиях тяжелым, как беспощадный отказ. Я целовал ее, пока она со сто-
ном не отвернулась, я прижимал ее к себе, звал ее, умоляя еще раз помочь
мне встретить ее. Я услышал короткий, сухой смешок, и ее рука легла на
мои губы, отстраняя меня от лица.
самую минуту ты страдаешь оттого, что ходишь голый по коридорам, или от-
того, что у тебя нет мыла, чтобы помыться, а я, может быть, пришла туда,
куда должна была прийти, и передаю пакет, если его надо передать. Что мы
знаем о нас самих там? Зачем воображать себе это в последовательности,
когда, возможно, все уже решено в городе, а то, что здесь, - лишь подт-
верждение?
выключатель, и из небытия появились волосы Элен, прикрывающие закинутую
за голову руку, небольшие торчащие груди, пушок на животе и короткая,
полная шея, плечи изящные, но крепкие - их силу ему приходилось поко-
рять, упорно вдавливать их в постель, пока не удавалось припасть к ее
стиснутым, твердым губам, а потом заставить разжать их со стоном. Колю-