подробнее, хотя вряд ли читатель от этих подробностей повеселеет. Первое
название рутизма - насаоуэ, "деревянная болезнь". Люди узнали о ней, попав
на планету Уала-уала, где водились мелкие, но очень опасные всеядные ящеры
харматы. Когда между их зубов застревали споры одного местного растения и
при укусе ими человека попадали в кровь, то укушенный харматом человек
вскоре начинал изнутри - от ребер, лопаток, тазовых костей - прорастать
деревянными корнями. Поначалу тонкие и мягкие, корни постепенно твердели,
утолщались, раковыми метастазами пронизывали все тело, прорывали кожу,
стремясь достигнуть почвы, множеством нитей приковывали человека к его
постели. Как правило, больной умирал либо от болевого шока, либо от
постепенной потери крови, а если повезет - то и на ранней стадии от
повреждения жизненно важного органа.
известная под именем гемаррогической лихорадки. Лечится она прекрасно,
единственное, что необходимо, - вывести человека из гемаррогического шока,
а вот это-то как раз и было при перезагруженном медицинском аппарате очень
затруднено. При заражении этой болезнью кровь в сосудах начинала с большой
скоростью сворачиваться в микротромбы. Они не только затрудняли
кровообращение, но и рвали сосуды. На следующей стадии, наступающей
буквально через несколько часов, кровь теряла уже способность
сворачиваться и начинала свободно изливаться сквозь порывы в сосудах как
внутрь, так и наружу. Одновременно начинали разрушаться внутренние органы
- печень, селезенка, почки... Кровь текла отовсюду; стоило нажать пальцем
на кожу, как на этом месте сразу же начинали выступать кровяные капельки.
А уж если человек рисковал побриться...
половины мамутов. Скварки в ход больше уже не шли - больным было позволено
умирать собственной смертью. Оставшиеся здоровыми испуганно ждали, что
свалит их. Лагерь мамутов окутался тошнотворной вонью тления многих
непогребенных трупов. Колония замерла, смирившись с неизбежной и страшной
смертью.
невесело улыбаясь.
специальные коды. Ноблес испуганно выхватил скваркохиггс и вскочил с
дивана, на котором проводил последние тревожные дни. Стрелять он не стал
только потому, что Киямпур демонстративно держал руки на виду и вообще вид
у него был исключительно мирный.
говорить?
рабочий стул, развернув его к Ноблесу.
между спиртным и нарко он явно предпочитал первое.
прозрачно-розовой жидкостью - все понятно, "Холокаст", тысяча эпидемий,
каждый употребляет свое. Хмыкнув, Ноблес поставил второй бокал на первую
попавшуюся полку, налил себе из кувшина и уселся напротив.
сейчас.
фирменную фляжку "Страуза" - напитка редкостного и очень дорогого. Глотнув
прямо из горлышка, от чего Ноблеса передернуло, Киямпур монотонно
продолжил:
иначе, кто-то должен будет уйти. И придется уйти тебе. Ты его еще плохо
знаешь, а я знаю давно и хорошо. Тебе надо уйти.
выживем, проблема останется все равно. Так почему не сейчас?
что ли?
хозяин не узнал. Он тебя любит. Он не поймет.
Киямпур тоже улыбнулся в ответ - и от улыбки его разило могильным холодом.
Это была особенная улыбка, известная всем по хоррор-стеклам. В южных
созвездиях, где Киямпур родился, она называлась "сгорбить клюв" и
считалась особым угрожающим жестом в среде молодежных банд.
то, что началась она, когда "Холокаст" начал раскручиваться уже всерьез,
когда множество самых жутких эпидемий по всей обработанной зоне уже вовсю
снимало свои смертельные урожаи среди ямайской колонии - многочисленной,
но беззащитной перед внезапно восставшей против мамутов природой; когда
вся армия Благородного Аугусто во главе с ее хозяином была полностью
дезорганизована и каждый покорно ждал скорой и страшной смерти. Каждый
понимал - нет шанса. Каждый понимал - "Холокаст", устроенный Федером, есть
месть разящая и неотвратимая.
упомянули о бессмысленности соперничества в такой момент. Не то чтобы они
об этом не думали. Не то чтобы они не понимали в полной мере своей
обреченности - возможно, даже наоборот, слишком понимали; и как раз
поэтому начали свое единоборство, выполнив все преддуэльные ритуалы,
которых никто от них не требовал, и начав сражение за сокровище, которое
вряд ли стоило борьбы раньше, которое уже ничего не стоило сейчас и
которое в любую минуту могло сгинуть вообще - как, собственно, и они сами.
Возможно - так подумал позже Ноблес, - ими обоими двигало то, что движет
обреченным на забой мясным скотом, спешащим совокупиться.
единственной страстью, чуть ли не единственным занятием всех мамутов - как
здоровых, так и больных, но еще способных двигаться. Амазонки, прежде
безотказные и выносливые, как вьючные пауки, в ужасе прятались от
обезумевших мужиков - но те все равно разыскивали их. Каждое совокупление
теперь неизменно сопровождалось насилием, порой смертью, хотя за это,
ввиду недостатка женщин, убийцу ждала обязательная казнь.
особой изобретательности не проявил и в результате их косила только одна
болезнь - "зеленые муравьи".
Андрон Кун Чу свел с амазонками счеты, Федер даже решил было пощадить
женщин, потому что мстить им считал постыдным для мужчин занятием. Может
быть, в первый раз за всю свою ямайскую эпопею он ощутил тогда некоторый
неуют от своей идеи мести вообще, но давать задний ход было уже поздно -
даже "зеленых муравьев" отменить оказалось невозможным.
когда любая женщина, амазонка или неамазонка, и без того взвинчена и
чувствует себя не лучшим образом. Впервые болезнь проявляется, как
правило, ночью в виде невыносимой чесотки в вагине. Любая попытка
почесаться лишь усугубляет страдания. Чесотка не только не утихает, но
уходит глубже и превращается в мучительную, то острую, то немного
стихающую, но не прекращающуюся ни на секунду боль.
не похожую, истекающую из вагины. С этого момента женщина превращается в
полусумасшедшее существо, наблюдающее за собственным умиранием. Больная
иногда начинает жутко кричать, звать на помощь, но чем дольше, тем крики
становятся реже. Обреченная затихает в ожидании смерти-избавительницы.
омерзение к своему телу. Сначала несчастная чувствует жжение, затем
щекотку оттого, что кто-то ползает по ней. Это и есть "зеленые муравьи" -
отвратительные мутанты, похожие на термитов, которые поедают тело изнутри.
Из чего следует, что жизненно важные органы уже повреждены и смерть
наступит не позже чем через час.
муравьями" заболели сначала только три амазонки. Жили они все в доме
Аугусто и поэтому дом сразу же пропитался специфическим, ни на что не
похожим запахом. Как и все прочие жертвы первых дней "Холокаста",
заболевшие женщины были тут же убиты. Следующим повезло меньше -
"Холокаст" очень быстро вышел на тот уровень, когда страх заразиться
уступил место апатии и заболевших больше уже не убивали. Особенно
амазонок.
смердящим и корчащимся от болей, то и дело врывались алчущие, обезумевшие
мамуты - многие из которых уже со своими страшными язвами. Большинство из