достойная глубокого уважения и восхищения, проявляла в разговоре с ним
такую застенчивость, неуверенность и готовность признать его
превосходство. Ее смирение нельзя было даже объяснить уважением к его
научным заслугам, так как он до сих пор еще никак не проявил себя. Добрую
половину присутствующих составляли ученые, имена которых были известны
всей Америке, а почти четверть - были с мировыми именами. Почему же Мэри
так вела себя именно с ним?
сердиться на нее за то, что она так себя недооценивает. И все же он был
более чем польщен. Она внушила ему новую уверенность в себе, такую, как он
уже давно не ощущал. Больше того, она относилась к нему, как к равному,
хотя ее работа и научные достижения были несравненно выше его собственных.
Эрик смотрел на нее, и она казалась ему не только красавицей - она была
воплощением его собственных мечтаний. Мэри закончила доклад так же
внезапно, как начала; в зале раздались дружные, но недолгие аплодисменты.
поднялся какой-то человек, сидевший в дальнем углу зала, и задал вопрос,
касающийся второстепенных пунктов доклада. Она ответила просто, но лед был
сломан, и еще несколько человек присоединились к дискуссии, длившейся
несколько минут. Эрик почувствовал, что председатель скоро прекратит
обсуждение, чтобы перейти к следующему докладу. Он хотел было уже встать,
раздумывая, пойти ли ей навстречу или подождать, пока она сама даст ему
понять, что ждет его.
слова. Все головы обернулись - в этом голосе чувствовались ехидство и
злость. По залу пробежал настороженный шепот.
лысый, и его голый череп, ярко освещенный сзади, делал его похожим на
сенатора. Сквозь стекла очков без оправы смотрели маленькие бесцветные
глазки. Нос у него был широкий, вздернутый, похожий на свиной пятачок, но
больше всего безобразила его лицо кривая усмешка толстых бледных губ.
Профессор Риган с минуту стоял молча, словно наслаждаясь общим вниманием и
нисколько не торопясь изрыгнуть свою злость, - видимо, у него был такой
запас этой злости, что его должно было хватить надолго.
слегка наклонил голову в ее сторону, и все сразу поняли, кому суждено
стать его жертвой. Он произнес ее имя с насмешливой улыбкой, и Эрик весь
сжался от злости.
дискуссию, но я, как старый человек, посвятивший долгие годы служению
науке, считаю своим долгом сделать несколько замечаний, в частности о
некоторых тенденциях, обнаружившихся за последние годы.
и жалели лишь о том, что из вежливости не прервали оратора сразу.
факультета в Кемберлендском университете. А Картер мне жалко. С мнением
Ригана никто не считается, но он может здорово обидеть человека.
как Рентген открыл свои лучи, посредством ряда остроумных опытов доказали,
что это таинственное излучение есть не что иное, как разновидность
световых лучей.
люди давно уже позабыли о существовавших по этому поводу разногласиях. Но
студенты знали имя Ригана из учебников. Для Эрика Риган принадлежал к той
далекой эпохе, когда мужчины носили бакенбарды; по его смутному
представлению, эта эпоха простиралась от гражданской войны в Америке до
1914 года.
подвергать критике то обстоятельство, что представительницы ее пола
берутся за мужскую профессию, - сказал Риган, пытаясь сыграть в
старомодную галантность. - Отнюдь не собираюсь, добавлю я, только по той
причине, что я человек вежливый и терпеливо дождусь своей очереди в конце
длинного-длинного ряда людей, которые заявляют свой протест. - Он
засмеялся собственной шутке, не замечая негодующего ропота в зале. - Но ее
присутствие среди нас символизирует нечто более значительное - вырождение
научных идей. Ее доклад, например, является наглядным примером
математического подхода к экспериментальной науке. Но ведь это же сущая
тарабарщина! Наука - это опыт, опыт и еще раз опыт. Кто такие, эти
новоявленные физики-теоретики? Не доктор Картер per se [как таковая
(лат.)], но вся эта компания, с позволения сказать, ученых, которые
торговали своими идейками в разнос, а потом вдруг превратились в солидных
лавочников. Чем же они теперь торгуют? Что представляет собой их товар? Да
не что иное, как те же старые, подогретые, политые соусом и нарезанные
мелкими кусочками результаты наших опытов, ниспосланные нам богом. И все
это облечено в тарабарщину так называемой математики, которую, если
говорить честно, никто из нас не понимает.
и правильно учили, что если экспериментатор не может поставить любой опыт
с помощью обрывков веревки, нескольких палочек, полоски резины и
собственной слюны, он не стоит даже бумаги, на которой пишет. Возьмем
Фарадея. Он не пользовался амперметрами и не руководствовался никакими
математическими теориями. Фарадей делал приборы из чего попало. Чтобы
обнаружить присутствие тока, он пропускал свои электроды через раствор
йодистого калия и измерял выходившие оттуда пары йода. Но вернемся к нашим
дамам. Отдавая должное покойной мадам Кюри, мы все же знаем, что она
только осуществляла замыслы своего мужа, физика-экспериментатора,
проработавшего в этой области двадцать лет. Я кончил, господин
председатель. Это все, что хотел сказать молодому поколению старик, с
болью в сердце глядящий на то, как наукой, которой он отдал всю свою
жизнь, торгуют в разнос дамы с елейными голосами.
оскорблен за Мэри, что начал говорить, не дожидаясь разрешения
председателя.
время еще есть люди, которым нужно объяснять, почему Фарадей пользовался
йодистым калием вместо амперметров. Всякий знает, что посредством этого
опыта Фарадей установил те принципы, по которым устроены современные
амперметры. А что касается теории, то в результате того же опыта Фарадей
смог записать математическое выражение знаком электромагнитного
взаимодействия и сделал это с таким совершенством, что основные принципы
этой формулы до сих пор остаются неизменными. И пока мы тут выслушиваем
пышную риторику и всевозможные метафоры, разрешите мне сказать вот что:
никому я не уступлю в преклонении перед Фарадеем, слышите, никому! - но я
имею в виду настоящего Фарадея, а не ту обветшалую, изуродованную и
нелепую фигуру, которую вытаскивают на свет Божий для подкрепления
подгнивших теорий и прочей заплесневевшей ерунды.
стукнул молоточком, сдержанно пошутил насчет того, что горячность не
способствует ясности доводов, и объявил следующий доклад. Эрик, все еще
кипя от возбуждения, машинально оглядывался по сторонам, ища глазами Мэри
Картер; она стояла у двери, словно поджидая его. Эрик направился к ней,
она встретила его улыбкой.
вся кровь заледенела. Я действительно очень испугалась.
какая-то теплота, и оба как будто чего-то ждали; стараясь прогнать это
ощущение, Эрик решил перевести разговор на нейтральную почву и спросил,
намерена ли она послушать еще какой-нибудь доклад из сегодняшней
программы.
остановилась. Мы условились завтракать вместе. Который час?
Эрик понял это, но сказал:
показалось ему неинтересным - и докладчик, и тема, и аудитория. Он снова
вышел в коридор, намереваясь с кем-нибудь поболтать, и увидел Мэри Картер,
беседующую с одним из старших профессоров Гарвардского университета. Эрику
вдруг пришло в голову, что она выдумала эту встречу с родственницей,
только чтобы отделаться от него. Но через минуту Мэри распрощалась со
своим собеседником и торопливо побежала вниз по лестнице.
нетерпением ждет завтрашнего утра. Пробираясь сквозь толпу в коридорах, он
дважды чуть не столкнулся с Кларком Риганом и каждый раз убеждался, что
косоглазый старик невероятно близорук и даже не узнает того, кто ответил
на его речь. Вскоре Эрик убедился, что у него здесь совсем не так уж много
знакомых, как ему показалось вначале, и в конце концов начал даже
раскаиваться, что приехал. Он было ухватился за мысль сесть в вечерний
поезд и уехать домой, к Сабине, потом разозлился на себя. Он вовсе не