у меня связаны ноги.
отозвалось трепетным возбуждением на изощренную ласку ее умелых пальцев. В
ушах поднялся шум, в висках стучала кровь.
Он, выпучив глаза, глядел на ее совершенное тело и скрипел зубами от
невыносимого желания. Улыбнувшись ему, она села на него сверху. Кайрос чуть
не застонал от прилива бурных ощущений.
пальцев, спускаясь все ниже и ниже, к шее. Он почувствовал на своем горле ее
длинные холодные пальцы.
Теперь задержи дыхание и крепись так долго, как только сможешь. Я хочу,
чтобы ты выпустил из себя весь воздух. Вот так, правильно. Покажи мне свою
силу, Кайрос. Посмотрим, как долго тебе удастся сдерживать дыхание и не
дышать. Я подожду.
Выдыхать уже было нечего. Легкие стали давить на горло. Весь дрожа, он
коротко кивнул, давая понять, что воздуха в нем больше нет ни капли.
из тонких веревок, которыми еще минуту назад была привязана к кровати, и
затянула ее. Ее левая нога, согнутая в колене, была между ног солдата.
Стянув веревку на его шее, она одновременно изо всех сил ударила коленом ему
в пах. Он забился в агонии. Глаза бедняги вылезли из орбит. Рот его был
раскрыт, легкие горели и невыносимо давили снизу на горло. Он попытался
достать до нее кулаком, но у него ничего не вышло. В ответ на свою попытку
он получил еще один зверский удар в пах, затем еще один и еще. Она наносила
свои страшные удары через каждые две-три секунды. Волны дикой боли одна за
другой стали накатываться на его мозг. Он попытался схватить веревку руками
и оттянуть ее, но безуспешно: она была слишком тонкой и слишком глубоко
впилась в его шею, ее уже невозможно было зацепить.
Еще минута, и все было кончено. В глазах убитого навсегда застыло отражение
обнаженной бестии с желтым ненавидящим взглядом...
покинула тело бедняги Кайроса. Эта смерть возбудила ее, наполнила радостным
трепетом. Теперь она поняла, откуда происходит человеческая ненависть.
Теперь она знала, в какую почву необходимо сажать семена, чтобы из них
произросло самое сильное чувство в мире после любви. А, может, и сильнее ее.
Не зря в ее подсознание усиленно внедрялись уроки, которыми руководил
Магистр Браен.
мертвых глаз. "Какая отвратительная смерть... Буду избегать такой вид
убийства в будущем, насколько это будет возможно", - решила она.
ощущению власти над жизнью и смертью. Это ощущение вознесло ее на грань
экстаза.
столу, склонилась над портупеей капрала и извлекла оттуда вибронож. В
тусклом свете, заливавшем комнату, она внимательно осмотрела оружие.
Великолепно! В любом случае ничего лучшего она бы не нашла. Лезвие ножа с
обеих сторон было заточено, как острая бритва. А когда включалась энергия,
оно начинало вибрировать с такой дикой частотой, что крошило кости в
порошок.
какой-то нечеловеческий блеск.
при каждом движении доставлял неприятные ощущения, а то и боль. Знойный
воздух опалял его легкие с каждым новым вдохом, которые становились к
середине дня все натужнее и натужнее. Он попытался сглотнуть, но едва ни
задохнулся в результате своей попытки.
песчаные насыпи. Белое сияние немилосердно резало глаза, а беспощадное
солнце измывалось над обезвоженным организмом. Отчаянно щурясь, Стаффа
оглядывал бесконечные пески. Они танцевали в его глазах, вводили в
заблуждение диковинными миражами. Дюна надвигалась на дюну, походившая
чем-то на морскую, тянулась до самого горизонта на все четыре стороны.
Зрелище невыносимо угнетало своей мрачностью и однообразием. Песок... Целый
мир горячего, обжигающего ступни ног песка... Бесконечен, как и физическая
боль, он распространялся во все стороны. К нему невозможно привыкнуть, как
невозможно было привыкнуть к физической боли. Казалось, никому и ничему не
суждено выжить долго в кристально-белом водовороте...
мужчине, который тянул точно такое же ярмо с противоположной стороны трубы.
Оба поднатужились и рванули изо всех сил вперед, до потемнения в глазах
пытаясь пересилить тяжесть трубы.
свое крепкое стройное тело под натяжение буксирного троса. Она тянула
рывками. Темные волосы разлетались в разные стороны. Трос впивался ей в тело
так же, как ярмо впивалось в плечо Стаффы.
ватных, негнущихся ногах.
неровности барханов. Подъемы давались особенно трудно, но ведь бывали и
спуски. Главное - не потерять трубу, которая опасно переворачивалась на
подпорках при каждом рывке. Ноги глубоко погружались в горячий ослепительно
белый песок, что еще больше мучило. Порой кто-то поскальзывался. По обе
стороны от трубы то и дело раздавались приглушенные, а то и открытые
ругательства.
трубу к нужному месту.
груза. Потом, по ее сигналу, они пронесли свою ношу последние метры и
свалили так, чтобы другим рабочим было удобно сварить ее с общей
конструкцией.
губительно действует на человеческий организм. Стаффа настолько сильно
страдал от жажды, что все чаще и чаще думал, что лучше быстрая смерть от
ошейника, чем избавление неизвестно когда.
спина Кайллы, изогнутая под напряжением буксирного троса. Глаза невыносимо
резало, и образ этой женщины часто расплывался, терял четкие очертания и
скорее напоминал мираж, видение.
ее заставляет подниматься на работу каждое утро? Он вспомнил их первый день
работы с трубами. Когда она взялась за буксирный трос и поставила его
недалеко от себя, чтобы всегда иметь возможность подсказывать ему, как нужно
работать, прикладывая минимум необходимых усилий, и чтобы всегда иметь
возможность подбодрить его. Зной был адским, воздух плавился и Стаффе
приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть Кайллу, которая была всего в
двух метрах впереди него. И порой... Временами она прямо на глазах
превращалась... в Скайлу.
занимала все его мысли?
голову и с остервенением принимался за работу.
ноющую головную боль, предельное физическое изнеможение и тошноту от
палящего солнца, он без сил повалился на свой матрац. Кайлла опустилась
рядом с ним с миской еды и большим графином тепловатой воды.
опустила голову.
Лазоревые глаза Скайлы сразу же потемнели до карих, классическое лицо чуть
огрубело, нижняя челюсть потяжелела, и он увидел, что перед ним
действительно не Скайла.
лежавшие в ее миске.
нежность...
давно. Забудем. - Он помолчал, потом вдруг грустно посмотрел на нее и
спросил: - Полюбить однажды в жизни - вполне достаточно, а?
голос стал мягче. - Мы с мужем счастливо прожили тридцать лет. О, какая это
была удивительная и крепкая любовь! - она подняла усталые глаза на звезды. -