ложь, выдуманная каким-то выжигою, при поддержке Каткова, стала за истину и
заставила людей довольно почтенных играть перед целым светом унизительные и
жалкие роли.
чисто пахнет, но ведь если подумать... Если вспомнить, кто был Ермак... Так и
надо потерпеть...
же будет кланяться?
истины верили лжи" (2 Фс., 2, 11-12).
сразу пошел из двора на двор, с рук на руки, находя везде "преданность и
уважение, и уважение и преданность". А про Гатцука Катков напечатал, что "в
Москве были большие жары, и с Ал. Ал. Гатцуком что-то сделалось". Этого было
довольно, да, пожалуй, можно было обойтись и без этого... А Ашинов в это время
уже ходил по Петербургу и "разбирался" тут с привезенными им заморскими
птицами, черномазым мальчиком и неизвестною девицею, в звании "принцессы" и
дочери дружественного царя Менелика, которая по пути уже изрядно подучилась
по-русски... Ее привечали дамы, а Ашинов сам был везде нарасхват: его все
желали видеть, и некоторые редакторы сами за ним следовали, а их газеты
провозвещали о вечерах и собраниях, которые Ашинов удостаивал своим
посещением. Коренастый, вихрастый, рыжий, с бегающими глазами, он ходил в
казачьем уборе и появлялся в собраниях в сопровождении таких известных лиц,
как, например, Аристов, редактор Комаров, священник Наумович, г.Редедя и один,
а иногда даже два поэта, из которых один, старик Розенгейм, обкуривал его
мариландскою папироскою, а другой нарочито искательный мелодик втягивал в себя
даже собственные черевы. В рассказах Ашинова было немало тем для поэзии в
оссиановском роде: так, я помню, как он однажды рассказывал об англичанине,
который им будто привез "деньги от англичанки" и требовал, чтобы они ехали с
ним, а они "деньги приняли", а поехали в свою сторону, а англичанина повезли
за собою и на остановках его "драли", пока он "не стерпел более", а они его
"там и закопали".
весом, и день ото дня он все смелее претендовал на предоставление ему все
большей представительности. И как это ему нужно было очень скоро, то он
торопил своих покровителей, попугивая их, что промедление опасно, так как оно
может вывести из терпения его товарищей, которым уже принадоело сидеть в
камышах, и они могут кликнуть "айда", и тогда все наши выгоды предоставят
"англичанке". Такой насчастный оборот мог случиться ежеминутно (и зачем он не
случился!), а Ашинов становился нетерпелив и очень дерзок. Как человек совсем
невоспитанный и наглый, он не стеснялся бранить кого попало, а иногда смело
врывался в дома некоторых сановников, хватал их за руки и даже кричал угрозы.
Генерал Грессер не мог слышать имени этого претендента, не терпел его, считая
его за своего рода "табу", которого нельзя призвать к порядку. А тот
пользовался этим с безумием настоящего дикаря и довел свою азартность до того,
что начал метаться на своих, как на чужих, и даже на мертвых. В сем последнем
роде, например, известен был такой случай, что когда в одном доме были вместе
Ашинов и Розенгейм и судьбе было угодно, чтобы генерал Розенгейм тут же
внезапно умер, то он упал со стула прямо к ногам Ашинова, а этот вспрыгнул со
своего места и, щелкнув покойника рукой, вскричал:
Воскресенску больнице - при суконной фабрике А.С.Суриковой в селе Ивановском.
Больница эта была обставлена богато и даже роскошно, но популярностью не
пользовалась. Заведовал ею врач М.М.Цветаев, человек какой-то особой
психологии, который на приемах не подпускал к себе близко больного, боясь, что
от него будет неприятно пахнуть...
мечтавший, подобно Колумбу, открыть какой-нибудь новый материк и сделать его
русской колонией.
какой-то человек и попросил работы. Это было в Таганроге. Дядя предложил ему
рыть у него погреб. Человек этот исполнял дело с таким старанием и говорил так
умно, что заинтересовал дядю, и они разговорились. Чем дальше, тем этот
землекоп увлекал дядю вс„ больше и больше, и, наконец, дядя окончательно
подпал под его влияние, и теории этого землекопа наложили свой отпечаток на
всю его дальнейшую жизнь. Впоследствии этот землекоп оказался известным
иеромонахом Паисием.
монашество.
материк. Печать встретила его насмешливо, петербургские власти - недоверчиво.
Тогда он решил действовать на свой страх и риск. Он напечатал объявления, в
которых приглашал лиц, искавших счастья и простора, присоединиться к нему и
отправиться вместе с ним на новые места. Набралось около сотни семей. Чтобы
они не остались без духовной пищи, Ашинов пригласил с собой иеромонаха Паисия
как главу будущей филиальной правоставной церкви в колонии и иеромонаха
Цветаева как врача и духовного пастыря.
Ашинов выгрузил их на берегу Красного моря, заняв французскую колонию Обок и
переименовав ее в "Новую Москву". Выкинули русский флаг и расположились
лагерем.
ответило, что оно не имеет ровно никакого отношения к Ашинову и к "Новой
Москве" и что "атаман" действует на собственный страх и риск.
предложено немедленно же очистить берег и спустить русский флаг. Он
категорически отказался, вероятно, надеясь на поддержку своих друзей в России.
Тогда крейсер открыл по "Новой Москве" огонь. Было перебито много женщин и
детей, но куда девались потом сам Ашинов и Паисий, я теперь уже не помню. Что
же касается бывшего врача Цветаева, то он через непроходимую Даникильскую
пустыню в Африке совершил переход в Абиссинию, был принят абиссинским негусом
Менеликом, завязал с ним сношения и это свое путешествие описал потом, если не
ошибаюсь, в "Ярославских губернских ведомостях".
одной из многих не долетевших никуда искр. Не исключаю, что Ашинов был человек
тяжелый, циничный, авантюрный, но флаг, он, однако, не спустил...
на золотой киевский стол, у его старшего сына Юрия Владимировича, которого
назовут впоследствии Долгоруким, и его невестки, половецкой княжны, дочери
хана Аепы Осекевича, родился сын.
отцу. Тот по древнему дедовскому обычаю положил его в колыбель и дважды
перекатил через лежащий там плашмя меч. Вслед за тем послано было за попом, и
младенец окрещен был с именем Андрея.
боярин Юрий Шимонович, дядька-кормилец Юрия, которому передал некогда Мономах
своего сына, отправляя его еще ребенком в землю Суздальскую. Этот же Юрий
Шимонович долгие годы, пока Юрий Долгорукий подрастал, держал для него
Суздальскую землю.
- сообщить радостную весть. Владимир Мономах, недавно одержавший славную
победу над половцами, узнав о рождении внука, прослезился на радостях и,
отстояв благодарственный молебен, задал дружине своей пир.
Ростово-Суздальские в выделенную вотчину после отца его. Пустынен ныне этот
край, да только, верю, будет он могуч и многолюден. Пред всеми иными землями
Русскими возблещет...
пахнет... Лежит та беда у дороги, как павшая ободранная кобыла, на голове
которой не в силах от сытости взлететь сидят вороны... Стоит она же в стороне,
у леска березовыми крестами...
тащатся еле-еле и мужики, идя впереди, тащат их за повод. На водопоях и
вечерами, готовя похлебку, сходятся у костров, переговариваются. К костру,
рядом с которым кормит грудью молодуха, а редкобородый, подвижный муж ее
Поликарп, чинит уздечку, подходит босой, угрюмый мужик и садится от них через