Чтение 48–й страницы книги ~Игра в реальность~

- А о чем, по-вашему, должен быть роман?

- Откуда мне знать! Ты автор - тебе и решать. Но то,
что ты написал, это даже не роман, а набор эпизодов, без
начала и конца.

- У Кастанеды, между прочим, то же самое, - с обидой в
голосе произнес Трепищев. - Под конец - бам, и - ничего.

- Так то у Кастанеды, - усмехнулся Витька. - А у тебя
вся книжка только бам, бам, бам - и больше ничего.

- Мне кажется, Виктор Алексеевич, что вы просто ничего
не поняли в моих книгах, - гордо возразил Трепищев.

- Да там и понимать-то нечего, Вадим, - с чувством
произнес Витька. - Дребедень, что ты понаписал, не стоит
даже бумаги, на которой она напечатана. Меня удивляет только
одно: кто и по каким причинам взялся публиковать этот бред?
То, что мне довелось прочитать, - это не художественный
текст, а, извини меня, словесная каша, да к тому же еще и
недоваренная.

- Между прочим, многим людям мои романы нравятся, - с
чувством оскорбленного достоинства заявил Трепищев. - Вы
/.a,.b`(b% на тиражи.

- Ты знаешь, Вадим, для меня не новость то, что у нас в
стране полным-полно охламонов, у которых не все в порядке с
головой. Может быть, их даже больше, чем нормальных,
здравомыслящих людей. А для того, чтобы читать твои книги,
достаточно только научиться чисто механически складывать
буквы в слова - никакой умственной работы при этом не
требуется.

Я усмехнулся. Парис получил то, что желал, без каких-
либо усилий с моей стороны. Спор между Витькой и Трепищевым,
похоже, давно зашел в тупик, поскольку каждая из сторон
начала по второму, а может быть, уже и по третьему разу
повторять одни и те же аргументы. Обстановка на кухне
изрядно накалилась, поэтому я счел своим долгом вмешаться.

В отличие от Витьки я знал доказывать что-либо
Трепищеву не имело смысла. Порою мне казалось, что он просто
терял способность слышать, стоило только кому-нибудь
произнести пару неодобрительных слов относительно его
книжек, которые сам он, судя по всему, считал не просто
выдающимися творениями, а прямо-таки образцами жанра, и
всерьез рассчитывал приобрести со временем сонм
последователей и подражателей. Насчет последнего я, кстати,
почти не сомневался. Наверняка найдется немало недорослей,
которые, воодушевленные шумным успехом Трепищева, тоже
возьмутся за перо и начнут строчить черт знает что, бездумно
цепляя слово за слово в пустой надежде на то, что эта
аморфная масса каким-то образом сама примет законченную
форму. Увы, у творчества иная философия, и здесь количество
далеко не всегда переходит в качество.

- О чем спор? - бодрым голосом осведомился , я,
появившись на кухне.

Витька сидел возле стола, положив локоть на стопку книг
в ярких глянцевых переплетах. В другой руке он держал
наполненный наполовину стакан пива. Рядом с ним на столе
стояли две пивные бутылки - одна уже пустая, другая только
початая - и тарелка с бутербродами. Трепищев сидел по другую
сторону стола, глядя на моего приятеля с плохо скрытой
ненавистью.

В ответ на мой вопрос Витька только безнадежно махнул
рукой.

Писатель же отреагировал на него живее.

- Виктор Алексеевич пытается убедить меня в том, что в
литературе существуют строгие каноны, следовать которым
обязан каждый писатель. - Обращенный на меня взгляд
Трепищева вспыхнул безумным огнем, присущим народным
трибунам и запойным пьяницам. - Я же считаю, что писатель
волен сам выбирать, что и как писать.

- Да пиши ты что хочешь, - устало вздохнул Витька. - Но
только вначале хотя бы научись понятно изъясняться на родном
языке.

- Не нужно говорить за всех! - возмущенно взмахнул
рукой Трепищев. - Если вам, Виктор Алексеевич, непонятны мои
произведения, то это ваша беда! И мне остается только
искренне вас пожалеть!

В ответ Витька скривил презрительную гримасу и сделал
глоток пива из стакана.

Похоже было, что мое появление, вместо того чтобы
погасить спор, только спровоцировало его переход в более
острую форму, когда оппоненты начинают позволять себе
некорректные высказывания в адрес друг друга.

- Ты прочитал за ночь все эти книги? - спросил я у
Витьки, взглядом указав на служившую ему подлокотником
стопку книг, в которой было шесть или семь томов.

- Смеешься? - с обидой посмотрел на меня Витька. - Я
сломался на десятой странице первого тома. Остальное только
бегло просмотрел, уделяя особое внимание порнографическим
сценам.

- И, прочитав всего десять страниц, вы делаете выводы о
всем моем творчестве, - с укором произнес Трепищев.

- Автор, сравнивающий длинный и темный коридор
космопорта с прямой кишкой, совершенно безнадежен, - ответил
ему Витька. - В этих книжках только глупость, пошлятина и
грязь.

- В своем творчестве я продолжаю то, что было начато
такими великими писателями, как Ремарк, Гашек и Маркес!

- А Солженицына не забыл? - с язвительной усмешкой
поинтересовался Витька.

- Ладно, пойду умоюсь, - сказал я и поспешно
ретировался.

За спиной у меня осталась напряженная тишина. Похоже,
спорщики решили остаться каждый при своем мнении.

Войдя в ванную, я открыл кран, зачерпнул пригоршню
холодной воды и наклонился над раковиной, собираясь умыть
лицо. И в этот момент перед глазами у меня вновь
промелькнула уже пара странных бесплотных объектов, похожих
на стеклянных головастиков. Я невольно отшатнулся назад.
Призрачное видение тотчас же исчезло. Но теперь я был
совершенно уверен в том, что это не результат вчерашней
нервотрепки и не обман зрения. Вот только что это было, я
понять не мог. Очередной сюрприз вновь изменившейся
реальности?

Быстро умывшись, я вышел на кухню Трепищев и Витька по-
прежнему сидели за столом, демонстративно не глядя друг на
друга. Право же, я бы несказанно удивился, если бы им
удалось прийти к согласию.

- Как спалось? - Наклонившись, Витька поднял с пола
новую бутылку пива, открыл ее и наполнил свой стакан.

- Не рано ли начал? - спросил я.

Ничего не ответив, Витька медленно осушил стакан.

Я подошел к плите и поднял крышку со стоявшей на ней
сковороды. На сковороде лежал кусок остывшей яичницы с
колбасой. Глянув по сторонам и не найдя чистой тарелки, я
переставил сковороду на стол и, ополоснув под краном
лежавшую на столе вилку, принялся за еду.

Витька вылил остатки пива в стакан и поставил пустую
бутылку на край стола.

- Разве вчера у нас оставалось пиво? - спросил я.

Витька отрицательно мотнул головой.

- Я с утра уже сбегал, - сказал он.

Я удивленно приподнял бровь.

- Все в порядке, - криво усмехнулся Витька. - Сегодня
пиво можно свободно купить в любом ларьке. Только сорта
какие-то незнакомые.

Витька повернул бутылку так, чтобы я увидел этикетку.
Пиво называлось "Союз-Аполлон". Марочное".

- Ну и как пиво?

- Нормальное.

На Витьку это было не похоже. Обычно, попробовав новый
сорт пива, он испытывал острую потребность обсудить все его
достоинства или недостатки, порассуждать о вкусовой гамме и
даже обратить внимание на цветовой оттенок благородного
напитка. Должно быть, настроение у моего приятеля было не
лучше, чем у меня самого. Но если я пребывал в мрачном
расположении духа вследствие недосыпа, то Витька, вероятно,
впал в пессимизм в результате общения с Трепищевым и
близкого знакомства с его книгами.

- Ну так какие у нас на сегодня планы? -
поинтересовался Витька, наполняя пивом мой стакан.

- Откуда мне знать, - пожал я плечами. - Парис пока еще
не звонил.

Я обратил внимание на то, как при последних словах